Женщины Гомельщины в 1920-е годы: мировоззрение и деятельность

Сочетание культурной истории, истории повседневности, гендерной истории и истори­ческой феминологии сделало возможным обращение к сложному взаимодействию разнооб­разных аспектов женского существования, связанных с поведенческими реакциями и техно­логиями, бытовыми принадлежностями, идеями, нормами общества, позволило осмыслить исторический опыт, изучить ментальные представления, стереотипы восприятия, поведения, модели мышления женщин в условиях революций, войн, голода, разрухи.

В послереволюционные годы женский вопрос трактовался как неотъемлемая часть об­щей борьбы за освобождение рабочего класса. Условием его решения считалось полное рав­ноправие мужчин и женщин. К середине 1930-х гг. советским руководством был сделан вы­вод о решённости женского вопроса в СССР [1, с. 421].

В 1920-е гг. идут постепенные изменения содержания предписанных и ожидаемых об­разцов поведения, по-новому дифференцировавших права и обязанности, деятельность жен­щин, равенство женщин и мужчин перед законом. Собственные представления о роли жен­щин в обществе без эксплуатации и стремление получить в лице женского трудового населе­ния социальную базу новой власти обусловили выдвижение задачи высвобождения женщин от работы по домоводству, проведение политики их целенаправленного вовлечения в управление государством, в общественное производство, в том числе его управленческие структуры.

Создание государственной системы охраны материнства и детства предполагало обес­печение гарантий социальных и экономических прав женщины-матери и ребёнка, создание материально-технической базы здравоохранения для оказания медицинской помощи женщи­нам, детям и подготовку кадров для этой системы. В январе 1920 г. на губернском съезде от­делов социального обеспечения было принято решение открыть в промышленных городах (Гомеле, Могилёве) все типы учреждений охраны материнства и младенчества, в крупных уездных центрах (Речица, Орша, Новозыбков и т. д.) отдельные учреждения, а в уездах с пре­обладанием крестьянского населения только детские ясли. К концу 1920 г. в Гомельской гу­бернии действовали 14 домов ребёнка, 9 консультаций, 1 фабричные и 4 деревенских яслей и 1 Дом матери и ребёнка [2, л. 10].

В это же время в Гомеле началась подготовка специальных инструкторов для организа­ции и проведения работы по охране материнства и младенчества на местах. В круг их деятель­ности входила организация консультаций для беременных и грудных детей, молочных кухонь, домов матери и ребёнка, яслей, патронажа и специальных курсов для подготовки кадров.

Подводя итоги работы за первые годы деятельности, на Гомельском губернском сове­щании уездных представителей отделов охраны материнства и младенчества отмечалось, что формы охраны материнства находятся ещё в процессе разработки. Многие типы учреждений, например, дома ребёнка, имеют временный характер и их создание вызвано жизненной не­обходимостью. Хорошо была налажена работа в городах с преобладанием фабричного и ре­месленного населения и оказывалась помощь со стороны женотделов [2, л. 11].

В первые послереволюционные годы, рассматривая женщин как потенциального полити­ческого союзника, советская власть проводила среди них большую организационную работу. Но осуществить все намеченные планы и сломать устоявшиеся стереотипы было непросто. В нача­ле 1920-х гг. в Гомельской губернии, также как и в других губерниях страны, создаются специ­альные органы для проведения работы среди женщин — женотделы. Такие же отделы были орга­низованы и при уездных исполнительных комитетах. В начале ноября 1920 г. в Гомеле состоя­лась первая губернская конференция беспартийных работниц и крестьянок. Губернский жен­отдел планировал собрать от 300 до 350 женщин (по одной делегатке от каждой волости и не­сколько мест предоставлялось городам и рабочим районам), которые должны были представлять всё рабочее и крестьянское женское население губернии. Однако на конференцию прибыло только 107 женщин, так как руководство на местах не организовало проведение волостных кон­ференций для выдвижения делегаток. Как отмечалось в отчёте о работе конференции, это было связано с тем, что её подготовка «тормозилась в силу того консерватизма мысли по отношению к работе среди женщин, которым ещё и теперь страдают многие наши товарищи» [3, с. 84]. На конференции отмечалось, что работницы промышленных предприятий постепенно вклю­чаются в деятельность советских органов и профсоюзных организаций на разных уровнях, обсуждались вопросы о вовлечении крестьянок в советское строительство, об обязательном участии женщин в общественной жизни. Кроме этого, в повестку конференции были включены вопросы о международном положении, о всеобщем обучении, об охране материнства и младен­чества и другие. Острую дискуссию вызвал доклад «О продналоге». Делегатки, особенно пред­ставители села, резко критиковали политику, проводимую советской властью, которая «берёт мужчин на войну. Пусть воюет тот, кто начал войну, а нам война не нужна. Советская власть, облагая продовольственной повинностью деревню, ничего не даёт ей взамен. Никакой инспек­ции нет, никто не следит за действиями местных головотяпов, и они разгуливают во всю, опошляя идею Советской власти и настраивая против неё трудовые массы». Многие участ­ницы конференции выступали с критикой системы социального воспитания, защищая тради­ционные семейные ценности. Они утверждали, что эта система «противоречит чувствам мате­ринства, что нельзя производить детей, если не хочешь сам их воспитывать» [3, с. 84].

Анализируя работу первой губернской конференции беспартийных работниц и кресть­янок, в статье, опубликованной в «Известиях Гомельского губернского комитета РКП» отме­чалось, что делегатки «разделились на 3 группы. Одна, активно выступавшая в защиту поли­тики Советской власти, другая, выступавшая с жалобами на неё. И третья, наиболее молодая часть конференции, ещё не освободившаяся окончательно от родительской опеки, но стре­мящаяся к этому освобождению, к новой жизни. Молодые девушки и женщины в своих за­писках в президиум заявляли, что они не выступают на конференции потому, что боятся своих отцов и мужей, но что они во всём согласны с Советской властью и готовы ей всяче­ски помогать». Кроме того, в статье подчёркивалось, что работницы промышленных пред­приятий постепенно включаются в деятельность советских органов и профсоюзных органи­заций на разных уровнях. Однако развернуть активную работу в этом направлении среди женщин-крестьянок будет трудно, потому что изменение сознания зависит от материального уровня жизни. «Если все факты современной жизни неопровержимо доказывают полную за­висимость общественного сознания от форм его экономического бытия, то конференция дала самый яркий и разительный пример доказательства истинности этого положения» [3, с. 85].

В начале 1920-х гг. на уездных и волостных конференциях женщины обсуждали соци­ально-экономическую политику советской власти. Так, в октябре 1922 г. на Брагинской во­лостной беспартийной конференции крестьянок (76 женщин) отмечалось, что в волости «особенно в деревнях на женщин смотрят как на раба, не допускают к общественной работе, ей отводят работу в семье и возле скота. Крестьянка, являясь на сходку, стесняется высказать своё горе, она боится каждого, и поэтому её больше всех обижают. Из этого положения единственный выход в том, чтобы во все государственные, общественные учреждения долж­ны быть избираемы женщины, которые скорее мужчин могут понять её нужды и горе, и мо­гут быть более отзывчивы». Кроме того, мужчины не приветствовали участия женщин даже в собраниях. «В деревне на нас совершенно нет внимания. Если которая и пойдёт когда на сход, то мужики злятся, осмеют, обругают, гадами тех баб называют. Нас всюду гонят, не дают ходу. Вот с этим как бороться». Женщины также говорили о своём бедственном поло­жении, особенно вдовы: «С меня берут продналог, а в семье 6 человек детей. За продналогом пришли с винтовками. Завели последнюю корову и нечего детям есть. Дети раньше в школе учились, а теперь нет. Я сама попросила чужое пальто и платок, чтобы придти на конферен­цию». Женщины обращались к руководству волости с просьбой «растолковать, куда обра­щаться за помощью, за советом, куда жаловаться» [4, л. 131, 131 об].

В протоколе беспартийной конференции крестьян и крестьянок Дудичской волости (25 де­кабря 1922 г.) подчёркивалось: «В городе работницы уже участвуют в строительстве страны, че­го ещё нельзя видеть в деревне. Мы задались целью дать развитие работнице крестьянке, для чего были созданы Отделы Работниц крестьянок. Вся тяжесть работы лежит в деревне. Необхо­димо организовать комитет взаимопомощи, который должен оказывать помощь действительно нуждающейся крестьянке. В каждый сельсовет и в комитет взаимопомощи должна быть избрана также крестьянка. На уездном съезде советов постановлено, один раз в неделю созывать конфе­ренции, на которые должны быть избраны и крестьянки. В ближайшее время будут организова­ны курсы по сельскому хозяйству, на которые необходимо послать и крестьянок». Однако деле­гаты мужчины не соглашались с этим, указывая, что «между женщиной города и деревни боль­шая разница. Женщина в деревне целый день работает и некогда ей посещать всякие собрания. Когда изменится самый строй общества, тогда можно будет женщине участвовать в политиче­ской жизни страны. Пока Россия не будет электрифицирована, о равноправии женщин нечего и говорить». Однако председатель волисполкома заявил, что «он не будет проводить собраний, пока в них не будут участвовать женщины». Женщин, выступавших на конференции, в первую очередь волновало тяжёлое материальное положение: «трудно живётся, мужей забрали на вой­ну, на нас наложили разные налоги и никак нельзя справиться. … Здесь собрались самые бед­нейшие волостные вдовы, которым не в силу выполнить всех государственных налогов». В от­вет, мужчины заявляли, что «на конференции нечего каждому выливать своё горе». Заведующая женотделом Речицкого уезда Пятковская указывала, что «некоторые товарищи согласились с тем, что женщина должна принимать участие в советском строительстве, другие указывали, что женщина города свободнее, а потому она может заняться другой работой, а женщине деревни невозможно. Но это неправильно, фактически работницы города более заняты, чем крестьянка, ибо они уже выступили на борьбу. Женщине необходимо наравне с мужчиной принимать дея­тельное участие во всех областях советской жизни. Положение вдов действительно скверное, но если она будет интересоваться советским строительством, она отметит, что делается справедли­во и что — нет». В резолюции, принятой на Дудичской волконференции, отмечалось: «Рабоче­крестьянская власть дала широкие права женщинам-крестьянкам и работницам в области все­стороннего участия в советском строительстве, их необходимо вовлечь в работу, путём избрания и выделения крестьянок в соворганы, как то: в волисполком, сельсовет, в комитеты взаимопо­мощи, в ЕПО, школьные советы и т. д. При созыве волконференции крестьян должно быть обя­зательным участие крестьянок не менее 20 %. При организации каких-либо курсов, а главным образом по сельскому хозяйству, обязательно посылать крестьянок. Крестьяне со своей стороны должны принимать все меры к тому, чтобы крестьянки посещали все собрания, а также участво­вали в жизни строительства волости и деревни» [5, л. 11-12]. В 1923 г. Речицкая уездно­городская конференция крестьянок и работниц подвела итоги работы волостных конференций, обсудила деятельность местных органов власти по вовлечению женщин в общественную жизнь. Женщины-делегатки подчёркивали: «Вы нас потешаете, что нам дали землю, которую отняли от помещиков. Мы до сих пор ещё не получили никакой земли, а приходится работать день и ночь, кушать нечего. У нас требуют непосильные денежные налоги, но у нас денег не имеется и негде их заработать, последний хлеб отдаём в продналог» [6, л. 5].

Несмотря на попытки решения поднятых женщинами проблем, они оставались акту­альными. Выступавшие на проводимых встречах представительницы уездов и волостей Гомельщины отмечали: «Почему женщины не ходят на собрания, почему их нет в сельском со­вете? У деревенской женщины много работы и она очень устаёт, а тут ещё хозяйство надо вести, соломы достать, хлеба у кулака занять. Деловой обстановки в сельсовете для жен­щины не создано. Она поддержки со стороны сельсовета не имеет, и с этим диктаторским явлением со стороны мужчин должна быть поведена решительная война. В селе мужчины на женщину смотрят отрицательно и зачастую говорят, что в сельсовете ей делать нечего. На­смешки над женщиной, матерщина на заседаниях — этому должен быть положен конец. Если созывается общее собрание, и нет женщин — значит, оно неполное и это надо запомнить всем мужчинам». Женщины-крестьянки обращались к руководству губженотдела с просьбой ока­зать помощь в работе в сельсоветах: «Сами мы ещё работать не можем и не умеем и нас нужно к работе в сельсовете, к общественной работе приучать и втягивать» [7, лл. 22, 62, 64, 67].

Сломить сложившиеся в обществе стереотипы было непросто, столкновение силы тра­диций с силой советского этатизма порождало двойственность культурных практик в про­цессе их трансформации. Население, особенно в сельской местности, часто просто приспо­сабливалось к новым условиям существования, не отказываясь от традиционных устоев. На­пример, корреспондент газеты «Полесская Правда» так рассказывал о предстоящей свадьбе в с. Огородня-Кузьминичная: «По «савецки» в исполкоме Ксюша Фадеева обвенчалась ещё недели за три до свадьбы с Микиткой (сыном зажиточного крестьянина Луки). Лука на-первых, было, заартачился: как это так, как это теперь в пост в филипповку, свадьбу сыг­рать? Но получивши должное внушение от строгой супруги, что всё это делается только для формальностей и захвата невесты, а свадьбу они будут играть после Крещенья, как и полага­ется добрым людям, успокоился. И, узнавши, что без «треклятой» исполкомской бумажки и отец Филат не станет венчать молодых в церкви, почесавши за ухом, Лука крепко выругался на «сполкомовцев», что дорого берут за «регистрацию».

– Вот она, свобода большевистская — отделение церкви от государства, а за «регистра­цию» отдай рупь семьдесят!

Венчались в церкви, праздничным днём. Любопытных посмотреть на молодых собра­лось много. Всем было интересно, как это Ксюша Фадеева, считавшаяся первой красавицей на селе, крутившая два года любовь с коммунистом Алёшкой Чижиком, ни стого, ни с сего взяла, да и пошла под венец с Микиткой» [8, с. 10].

За первые десять лет советской власти удалось добиться некоторых успехов. Специфи­кой советской гендерной политики этих лет стало массовое организованное советское жен­ское движение, опора на женское трудовое население. Так, в 1927 г. на Гомельщине были подведены итоги о работе среди женщин в советах и исполкомах. В отчёте отмечалось: «все­го работает женщин в Советах по округу: председателей, заместителей, секретарей сельских советов — 12 чел., членов президиума и секций сельских советов — 95 чел., в райисполкомах и горсоветах — 17 чел. Помимо участия в работе советского аппарата, женщины принимают участие в работе общественных организаций (ККОВ, ОСОАвиахим, МОПР, Красный Крест и др.). Выдвинутые на руководящую работу в советы женщины со своими обязанностями справляются. Все задания выполняют аккуратно, в основном обследуют больницы, школы». В районах созывались совещания, на которых давались указания, «как нужно работать, как проводить обследования». Женщины принимали участие также в общественно­хозяйственной жизни: «организовывали молочные товарищества, указывали на недостатки в работе учреждений общественного характера (бани, столовые), контролировали распределе­ние мануфактуры населению». В отчёте подчёркивалось, что иногда женщины проявляют инициативу в работе, особенно по вопросам улучшения быта, организации детских учрежде­ний, больниц, решения жилищных вопросов. Обращалось внимание в документе и на недос­татки в работе среди женщин: «Как в городе, так и в деревне имеется небольшое количество женщин, которых можно выдвинуть на руководящую работу сельского и районного масшта­ба. В незначительных случаях более развитыми женщинами проводится работа в области создания женского актива. Поручений им даётся мало по той причине, что избранные в Со­веты женщины в большинстве малограмотные. Были случаи, когда женщины поднимали во­прос о представлении им большей возможности пополнить грамотность. Однако ещё имеет­ся большая часть женщин, которая в силу семейно-бытовых условий уделить внимание по­вышению своих знаний не могут. В части ликвидации политической и культурной неграмот­ности, за исключением отдельных случаев, в среде женщин мало заметно изживаются религи­озные и мещанские традиции. Некоторая пассивность в работе женщин объясняется в большей части ещё неизжитием до сих пор консерватизма со стороны мужчин» [9, л. 199-202].

В первые десятилетия советской власти сложилась советская гендерная композиция, базовыми, фундаментальными чертами которой стали юридическое равноправие женщин с мужчинами, гражданский брак, свобода разводов, обязанность мужчин после развода мате­риально обеспечивать несовершеннолетних детей, охрана материнства и младенчества, при­знание женщин как новых «неиспользованных сил для коммунистической партии», втягива­ние их в управление государством, широкое вовлечение в общественное производство, в том числе и его управленческие структуры, опора на женское трудовое население, задача высво­бождения женщин от работы в домашнем хозяйстве путём создания системы общественного воспитания детей, общественных учреждений (столовых, прачечных и т. д.). Ставилась зада­ча повышения образовательного уровня женщин. Например, в Гомельском педагогическом институте на 1934 г. женщины составляли 42 % от общего числа студентов, при этом среди преподавательского коллектива женщины составляли только 12 % [10, с. 9].

В ряде исследований по данной теме М.И. Мирошниченко отмечает, что 1929-1932 гг. яв­ляются рубежным периодом между двумя моделями первой советской гендерной композиции. К отличительным признакам второго этапа (первая половина 1930-х гг.) относятся резкое сокраще­ние государственной поддержки и массовости советского женского движения при внешней множественности новых организационных форм работы среди женщин, массовое вовлечение женщин в тяжёлую промышленность — в «мужские» отрасли и «мужские» профессии, измене­ние характера выдвиженчества, исключение крестьянок-единоличниц из круга трудящихся жен­щин, унификация гендерной композиции и свёртывание альтернативных гендерных женских мо­делей. Трансформация первой модели гендерной композиции во вторую происходила в направле­нии сокращения массового женского движения, универсализации женских культурных практик.

Важнейшие функции женщин в семье в первое послереволюционное десятилетие осуще­ствлялись в чрезвычайных условиях преодоления разрухи после гражданской войны, частых из­менений экономического и политического курсов, ужесточение политического режима. Миро­воззренческие позиции женщин и степень осмысления ими политических событий определялись во многом жизненными обстоятельствами, особенностями психологического склада личности. Деятельность женщин в семье как участниц домохозяйства и ведущих субъектов домашнего хо­зяйства была направлена на обеспечение условий поддержания жизнедеятельности, воспроиз­водство, первичную социализацию детей. Общие изменения в социальной структуре женского социума шли в нескольких направлениях. Росла численность работниц и женщин-служащих, доля новых слоёв (колхозницы, студентки и др.). Происходили постепенные изменения тради­ционных механизмов конструирования женской идентичности и вытеснение их новыми.

Литература

1. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986) / КПСС ; Ин-т Марксизма-Ленинизма при ЦК КПСС ; Под общ. ред. А.Г. Егорова, К.М. Боголюбова. — 9-е изд., доп и испр. — М., 1985. — Т. 6 : 1933-1937. — 431 с.
2. Отчёт губернского совещания уездных представителей отделов охраны материнства и мла­денчества // Государственный архив Гомельской области (ГАГО). — Фонд 306. — Оп. 1. — Д. 18.
3. Прокопцов, М. Первая гомельская губернская конференция беспартийных работниц и крестья­нок / М. Прокопцов // Известия Гомельского Губернского Комитета Р.К.П. — 1920. — № 5 — С. 84-85.
4. Протокол первой Брагинской волостной беспартийной конференции крестьянок Речицкого уезда от 29 октября 1922 г. // ГАГО. — Фонд 29. — Оп. 1. — Д. 104.
5. Протокол объединённой беспартийной конференции крестьян и крестьянок Дудичской во­лости Речицкого уезда от 25 декабря 1922 г. // ГАГО. — Фонд 29. — Оп. 1. — Д. 130.
6. Протокол заседания второй уездно-городской конференции крестьянок и работниц Речицко- го уезда 6-8 февраля 1923 г. // гАгО. — Фонд 685. — Оп. 1. — Д. 160.
7. Протокол заседания XVI Стародубского уездного съезда Советов. 3 марта 1926 г. // ГАГО. — Фонд 24. — Оп. 1. — Д. 640.
8. Ходьков, В. Без венца / В. Ходьков // Литературный, общественно-бытовой и научно­популярный иллюстрированный журнал «Рабочий досуг». — 1926. — № 1. — 15 с.
9. Отчёт о работе женщин в Советах и Исполкомах // ГАГО. — Фонд 56. — Оп. 1. — Д. 27.
10. Зеленкова, А.И. Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины (1930­2015 гг.) / А.И. Зеленкова, Н.Н. Мезга, М.П. Савинская. — Гомель : ГГУ им. Ф. Скорины, 2015. — 266 с.

Автор: А.И. Зеленкова
Источник: Известия Гомельского государственного университета имени Ф. Скорины : Сер. Гуманитарные науки. — 2017. — № 4 (103). Ст. 23-27.

The essence of Soviet gender policy on the example of the solution of the «women’s issue» in the Gomel region in the 1920s is highlighted. On the basis of archival documents an attempt is made to reveal the positions of women and show the reasons that determined their worldview and activities in the first post­revolutionary decade.