Исследование обособленных этнокультурных и культурных образований — одна из центральных проблем этнологии. Современная наука, изучающая традиционную культуру, уделяет особое внимание вариантным формам выражения регионального и общенационального, обращается к исследованиям фольклорно-этнографических регионов и локальных зон.
Теоретическая и практическая разработка исследований ареальных, локальных, региональных культурных традиций заложена в 1920-е годы в работах Ф. Гребнера, А. Крёбера, Л. Фробениуса, понятие «культурный ареал» впервые было использовано американским антропологом О.Т. Мейсоном в конце XIX в. В советской этнографии теории ареальных историко-этнографических исследований народной культуры обосновал П.И. Кушнер, который определил, что работа в этом направлении открывает возможности изучения этногенеза, межэтнических связей, определения границ историко-этнографических регионов [10]. Последовавшие этнографические изыскания подтвердили его теорию. В области изучения народного костюма появились работы «Опыт составления карт распространения русской народной одежды» [14], «Русские: историкоэтнографический атлас.» [19] и другие. Масштабная работа по созданию регионального историко-этнографического атласа была проведена Институтом искусствоведения, этнографии и фольклора Академии наук БССР, в том числе издана книга «Беларускае народнае адзенне» [4]. Об эффективности и необходимости использования методов изучения этнокультурных ареалов неоднократно заявляли учёные Московской этнолингвистической школы, созданной Н.И. Толстым [24].
Сегодня в стадии разработки находятся вопросы выявления критериев для определения границ локальных традиций, их типологических характеристик, принципов изучения. Не выработана и единая терминология для обозначения локальных проявлений этнической культуры. Исследователи дают им различные названия: «культурный диалект» (Н. И. Толстой) [24], «этнокультурный остров» (Е.А. Дорохова) [8, с. 3-5], «локальные (ареальные) культурные комплексы» (А.Г. Селезнёв) [20], «локальные культуры» (Е.М. Боганева) [5], «фольклорно-этнографические зоны» (Р.М. Ковалёва) [9, с. 7-9]. При более узкой направленности изучения используются термины «локальная традиция»: «локальные/региональные традиции в фольклоре» (Б.Н. Путилов) [16], «локальная традиция вышивки» (В. Сурво) [22], «локальные традиции рушников» (Г.Г. Нечаева) [3, с. 39-40], «ареальные комплексы текстиля» (О. А. Лобачевская) [12, с. 3]. В то же время исследователи пришли к единому мнению, что критериями выделения особого локального образования являются этническая принадлежность, особенности диалекта, народного костюма, жилища и других составляющих народной культуры.
Для обозначения изучаемой территории нам наиболее близким оказалось определение «культурный ареал», сформулированное А. Крёбером. Культурным ареалом исследователь называет уникальную культурную целостность, которая сложилась на ограниченной территории (Kroeber A. «Culturaland Natural Areasof Native North America», 1939 г.) [15, с. 952]. В нашем случае более точным будет термин «этнокультурный ареал», центром которого является Неглюбка, где характерный костюм и текстильные традиции проявляются более отчётливо. Таким образом, изучаемую территорию мы обозначаем как «неглюбский этнокультурный ареал» (НЭКА).
В Беларуси начало изучения локальных вариантов народного костюма («строя») было положено М. Ф. Романюком, который определил систему их бытования в работе «Беларускае народнае адзенне» [18]. При характеристике выделенных строев исследователь указывал их принадлежность к одному из шести историко-этнографических регионов Беларуси [23], конкретизировал территорию и время бытования, отмечал технологические, конструктивные, художественные особенности. Тогда же М.Ф. Романюком в научный оборот был введён термин «неглюбский строй». Исследователь обратил внимание на то, что описанный ранее костюмный комплекс с понёвой-плахтой деревни Неглюбка [4, с. 39-40] имеет более широкую территорию бытования и распространён «на востоке Ветковского района Гомельской обл. БССР, на юге Краснопольского и северо-западе Новозыбковского района Брянской обл. РСФСР» [17].
Вслед за определением территории бытования неглюбского строя возникает вопрос причин его локализации и предположение, что она является обособленным культурным ареалом.
Одной из основных проблем в области изучения культурных ареалов или локальных культур является выявление механизмов и причин, которые и определяют их отличительные особенности. Причины появления локальных образований связаны со стремлением определённых социальноэтнографических групп сохранить свою культурную специфику, обусловленную разнообразными историческими, этнокультурными, конфессиональными, социально-экономическими условиями и межэтническими взаимодействиями.
Неглюбский этнокультурный ареал начал складываться несколько столетий назад. Сама Неглюбка существовала уже в XVII в. (А. Лазаревский «Малороссийские посполитые крестьяне», 1908 г.) [11, с. 57] и на протяжении всей истории региона являлась самым крупным селом среди окружающих поселений. Формирование НЭКА началось во 2-й половине XVII — начале XVIII в., когда значительная часть Левобережной Украины вошла в состав Русского государства [11, с. 9]. Изначальное стихийное и позднее целенаправленное заселение опустошённых войнами земель привлекало переселенцев из разных регионов. Как указывал М. Домонтович, опираясь на источники XVII в., все северные уезды Малороссии были малонаселёнными и служили надёжным убежищем для «всевозможных перебежчиков из Польши, Литвы и Московского государства», которые основали множество слобод [7, с. 528-529, 532]. Переселенцы не были закреплены на земле, часто покидали слободы и переходили на новые места. По сведениям М. Домонтовича, переселения были настолько частыми, что «жители одного и того же села по своей наружности, языку, одежде и домашней обстановке представляют нередко совершенно различные типы» [7, с. 538]. Устойчивый состав населения сложился здесь преимущественно к середине XVIII в.
По нашему мнению, в цитируемых текстах как нельзя лучше отражены предпосылки к формированию такого сложного художественного явления изучаемой территории, как неглюбский строй. Исторические условия, в которых оказались северные уезды Малороссии (окраинные земли Великого Княжества Литовского (ВКЛ), а затем Московского государства), социальноэкономическая замкнутость, географические факторы способствовали консервации здесь многих архаических черт быта населения, в том числе и традиционного костюма. Постепенно под влиянием общих исторических и социальных условий происходила этническая и культурная консолидация выходцев из разных регионов Беларуси, России и отчасти Украины, формирование обособленных локальных традиций и особенностей их художественной культуры.
Формирование и развитие неглюбского этнокультурного ареала тесно связано с историей Киево-Печерской Лавры. В начале XVIII в. Лавра активно основывала новые слободы и приобретала в собственность земли вольных крестьян [6]. Именно в жалованной царской грамоте 1720 г. встречается первое письменное упоминание о селениях НЭКА, где среди владений Киево-Печерской Лавры названы «Верещаги, Неглювка, Увелля съ ставом, съ мельницею и греблею, озеро Коженовское, село Яловка…» [6, с. 292]. В документе в целом очерчена территория, где впоследствии бытовал неглюбский строй. Закрепление крестьян на землях Киево-Печерской Лавры явилось одной из важных причин формирования неглюбского этнокультурного ареала: прекратились стихийные миграции населения, браки и переселения были возможны только в пределах монастырских владений. В условиях территориальной и культурной замкнутости происходило формирование уникального народного костюма, сегодня известного как неглюбский строй.
Культурная обособленность сохранялась и в дальнейшем. В 1772 г. земли северо-восточной части Малороссии были присоединены к России, монастырские крестьяне после секуляризации церковных земель причислены к категории государственных крестьян Суражского и Новозыбковского уездов Черниговской губернии [2, с. 12]. Государственные крестьяне стали особым сословием крестьянства в России XVIII-XIX вв. и считались лично свободными, хотя и прикреплёнными к государственным землям. Экономические и культурные ограничения оставались прежними.
Неглюбский этнокультурный ареал складывался и существовал в сложном этноконфессиональном окружении: в XIX — начале ХХ в. на смежной территории Могилёвской и Черниговской губерний проживали коренные белорусы (белорусы-«литвины»), русские, евреи, украинцы. По вероисповеданию они были православными, католиками, старообрядцами, иудеями. При этом ни проживание на одной территории, ни экономические связи не сделали эти группы населения достаточно близкими. Крестьяне Могилёвской губернии были, в основном, помещичьими, православного и католического вероисповедания; в прилегающих районах Черниговской губернии — государственные, вольные (казачество) и помещичьи, преимущественно старообрядцы и православные. Такое положение существенно ограничивало и сдерживало семейные и культурные контакты.
В местных названиях групп населения нашли отражение отличия и противопоставления: «мужики» — коренное белорусское население, крестьяне православного вероисповедания; «шляхта», «паляки» — крестьяне католического вероисповедания, коренные белорусы и переселенцы из западных регионов Беларуси, потомки «панцирных бояр» ВКЛ [13]; «маскали» — русские, старообрядцы, жители городов, посадов, слобод ветковско-стародубского региона. Ещё в середине XIX в. каждая из этих этнических и социально-конфессиональных групп жила обособленно друг от друга.
На исследуемой территории самую большую группу крестьян составляли жители белорусских сёл православного вероисповедания. Здесь бытовали буда-кошелёвский, калинковичский, чечерский строи [21, с. 1002]. Крестьянский костюм существовал во множестве локальных вариантов: технологические и художественные особенности костюмных комплексов выделяются на уровне небольших территорий, исторически представляющих собой этническую и культурную целостность [21, с. 1072-1080].
Старообрядцы, бежавшие из центральных регионов России от преследований официальной церкви, начали селиться на землях Стародубского полка в конце XVII — начале XVIII в. и основали на Ветковщине более двадцати слобод: Зыбкая (Новозыбков), Злынка, Климово, Клинцы и другие. Русская старообрядческая культура, с одной стороны, оказывала влияние на культуру коренного населения, с другой — способствовала формированию и сохранению ярких отличительных особенностей жителей сёл, посадов и деревень. Праздничный и повседневный костюм (комплекс с сарафаном) русских старообрядцев ветковско-стародубского региона кардинально отличался от одежды местного населения. В начале ХХ в. тут встречались, согласно И. Абрамову, «богатейшие старинные женские наряды. прекрасные парчовые кокошники с сеткой жемчуга <…> парчовые, бархатные или шёлковые летники с золотой <.> бахромой, сарафаны из дорогого шёлка; кисейные рубахи, вышитые тамбуром, шёлковые кофты, бархатные с золотым шитьем повойники, огромные жемчужные серьги» [1, с. 123].
Ряд специфических особенностей имел костюм потомков представителей бывшего служилого сословия, которую этнографы ХІХ в. выделяли как мелкую этнографическую группу Беларуси. В селениях «поляков», «шляхты» бытовал комплекс женской одежды с «андараком»: рубаха, преимущественно на «гестке», «андарак», безрукавка, фартук, головной убор (чепец, платок). Костюм отличался скромностью, сдержанностью красок и украшений. Рубахи практически не украшали орнаментами, за исключением тонких декоративных соединительных швов и кружев на рукавах и подоле, выполненных белыми нитками. Отличительной особенностью юбок и «андараков» был крой: вместе с традиционным «андараком» из 3-4 прямоугольных полотнищ бытовали праздничные юбки «в клинья» [25, с. 404].
Костюм евреев в городах, местечках и сёлах гомельско-брянского пограничья уже в XIX в. имел много общего с городской и местечковой одеждой [25, с. 406].
Неглюбский строй на этом фоне выделяется типом костюма (поневный комплекс с поневой-плахтой), сложностью и богатством декора, цветовой гаммой и остаётся его одним из самых сложных и узнаваемых народных костюмов белорусского Поднепровья.
Таким образом, культура гомельско-брянского пограничья складывается из многих локальных этно-конфессиональных образований, сохраняющих свою культурную целостность в XVII — начале XX в. Одним из них является неглюбский этнокультурный ареал (НЭКА), важная составляющвая которого — традиционный костюм (неглюбский строй).
Литература
- Абрамов, И. С. Старообрядцы на Ветке (этнографический очерк) / И. С. Абрамов // Живая старина. — СПб., 1907. — Вып. 3. — С. 115-148.
- Алексеев, В. П. Из истории села Неглюбки / В. П. Алексеев // Краеведение — основа духовного и нравственного возрождения общества: материалы Междунар. науч.- практ. конф. — Гомель, 1997. — С. 12-15.
- Арнаменты Падняпроўя / Г. Р. Нячаева [і інш.]; навук. рэд. Я. М. Сахута. — Мінск: Беларуская навука, 2004. — 208 с.
- Беларускае народнае адзенне / Л. А. Малчанава [і інш.]; рэд. В. К. Бандарчык. — Мінск: Навука і тэхніка, 1975. — 96 с.
- Боганева, А. М. Канцэптуальныя асновы комплексных фальклорна- этнаграфічных даследаванняў традыцыйных лакальных культур Беларусі / А. М. Боганева [і інш.] // Даследаванне лакальных культур Беларусі: праграмы па зборы фальклорна- этнаграфічных матэрыялаў / навук. кіраўн., агульн. рэд. Т. Б. Варфаламеева. — Мінск, 2008. — С. 5-20.
- Болховитинов, Е. А. Описание Киево-Печерской Лавры: с присовокуплением разных грамот и выписок, объясняющих оное, также планов Лавры и обеих пещер / Е. А. Болховитинов. — 2-е изд. — Киев: Тип. Киево-Печерской Лавры, 1831. — 366 с.
- Домонтович, М. Материалы для географии и статистики России, собранные отделами Генерального штаба. Черниговская губерния / М. Домонтович. — СПб.: Тип. Ф. Персона, 1865. — 796 с.
- Дорохова, Е. А. Этнокультурные «острова»: пути музыкальной эволюции: автореф. дис. … канд. искусств.: 17.00.02 / Е. А. Дорохова; Гос. ин-т искусствознания. — М., 2008. — 18 с.
- Кавалёва, Р. М. Умовы фарміравання і прынцыпы вывучэння лакальных фальклорна-этнаграфічных зон / Р. М. Кавалёва // Палявая фалькларыстыка і этналогія: даследаванне лакальных культур Беларусі / уклад. І. Ю. Смірновай; пад навук. рэд. В. А. Лабачэўскай. — Мінск, 2008. — С. 7-11.
- Кушнер, П. И. О русском историко-этнографическом атласе / П. И. Кушнер // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. — М., 1955. — Вып. 22. — С. 3-11.
- Лазаревский, А. М. Малороссийские посполитые крестьяне (1648-1783): историко-юридический очерк по архивным источникам / А. М. Лазаревский. — Киев: Тип. 1-й Киевской артели печатного дела, 1908. — 108 с.
- Лобачевская, О. А. Белорусский народный текстиль: традиции и художественые новации в XX веке: автореф. дис. д-ра искусств.: 17.00.09 / О. А. Лобачевская; БГУКИ. — Минск, 2014. — 49 с.
- Малікаў, Я. «Польская шляхта» ўсходняй Гомельшчыны, альбо Панцырныя баяры Чачэрскага староства [Электроны рэсурс] / Я. Малікаў // Гомельская праўда. — Рэжым доступу: https://archive.ph/NQ1td. — Дата доступу: 04.04.2011.
- Маслова, Г. С. Опыт составления карт распространения русской народной одежды / Г. С. Маслова // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. — М., 1958. — Вып. 22. — С. 12-22.
- Николаев, В. Г. Антропология Альфреда Крёбера: основные штрихи / В. Г. Николаев // Избранное. Природа культуры / А. Л. Крёбер. — М., 2004. — С. 929-976.
- Путилов, Б. Н. Региональное/локальное начало в фольклоре / Б. Н. Путилов // Фольклор и народная культура. In memoriam / Б. Н. Путилов. — СПб., 2003. — С. 156-166.
- Раманюк, М. Ф. Неглюбскі строй / М. Ф. Раманюк // Этнаграфія Беларусі: энцыклапедыя. — Мінск, 1989. — С. 366-367.
- Раманюк, М. Беларускае народнае адзенне: альбом / М. Раманюк. — Мінск: Беларусь, 1981. — [47] с., [128] л. іл.
- Русские. Историко-этнографический атлас. Земледелие. Крестьянское жилище. Крестьянская одежда (середина XIX — начало XX в.) — М.: Наука, 1967. — 360 с.
- Селезнёв, А. Г. Локальные культурные комплексы (культурные диалекты) как форма существования традиционной культуры [Электронный ресурс] / А. Г. Селезнёв // Кафедра искусствоведения и этнографии Омского государственного университета. — Режим доступа: http://ethnography.omskreg.ru. — Дата доступа: 25.01.2006.
- Смірнова, І. Ю. Традыцыйнае адзенне / І. Ю. Смірнова // Традыцыйная мастацкая культура беларусаў: у 6 т. / ідэя і агульн. рэд. Т. Б. Варфаламеевай. — Мінск, 2013. — Т. 6. Гомельскае Палессе і Падняпроўе: у 2 кн. — Кн. 2. — С. 1002-1114.
- Сурво, В. Локальные традиции в народной культуре Русского Севера [Электронный ресурс] / В. Сурво // «Рябининские чтения-2003»: материалы IV науч. конф., сб. науч. докладов. — Петрозаводк, 2003. — Режим доступа: http://slavanthro.mybb3.ru. — Дата доступа: 15.01.2007.
- Титов, В. С. Историко-этнографическое районирование материальной культуры белорусов, XIX — начало XX в. / В. С. Титов. — Минск: Наука и техника, 1983. — 152 с.
- Толстой, Н. И. Язык и народная культура: очерки по славянской этнолингвистике и фольклору / Н. И. Толстой. — М.: Индрик,1995. — 262 с.
- Чыжова, І. Ю. Адзенне жыхароў Веткаўшчыны / І. Ю. Чыжова // Памяць: гісторыка-дакументальная хроніка Веткаўскага раёна: у 2 кн. — Мінск, 1998. — Кн. 2. — С. 404-406.
Автор: И.Ю. Смирнова
Источник: Пытанні мастацтвазнаўства, этналогіі і фалькларыстыкі. Вып. 27 / Цэнтр даследаванняў беларускай культуры, мовы і літаратуры НАН Беларусі; навук. рэд. А.І. Лакотка. — Мінск: Права і эканоміка, 2020. — С. 467-473.