На окраине Речи Посполитой

Зловещее столетие

Вступая в новый, XVII век, Речь Посполитая несла с собой тяжкую ношу глубокого экономического, финансового и сословно-общественного разлада. Разорённые Ливонской войной, доведённые до отчаяния феодальными поборами, белорусские крестьяне и мещане уже не только глухо роптали, но брались за вилы и топоры. Ситуация усугублялась тяжелейшими для населения последствиями стихийных бедствий. Так, летом 1592 года на востоке государства имели место невиданная буря и град. В окрестностях Гомеля, Стрешина, Рогачёва, Речицы, Кричева и прочих белорусских городов почти весь урожай хлеба погиб¹.

Осенью-зимой 1595 года юго-восточную Беларусь охватило мощное антифеодальное восстание, начавшееся на украинских землях в среде «казацкой вольницы». К отрядам казацкого предводителя Северина Наливайко, состоявшим вначале из казаков-украинцев, присоединились белорусские крестьяне, жители ряда городов Минского воеводства, а так­же малоземельная шляхта. Главный удар повстанцев был направлен против магнатов, а также католического духовенства. Феодальные усадьбы горели по всему восточному Полесью. Не без помощи горожан казацко-крестьянские отряды захватили Туров, Петриков и Речицу. Гомель также поддержал восстание и впустил казаков в город.

Оправившись от растерянности и военных неудач, великокняжеские войска и магнатские отряды сумели в начале 1596 года локализовать очаги восстания, расправиться с плохо организованными толпами «людей простого стана». Потеряв военную инициативу, весной 1596 года Наливайко увёл остатки своей казацкой армии на Волынь.

Столкнувшись с открытым вооружённым выступлением крестьян и городской бедноты, магнаты не вынесли из него должных уроков. Они не пошли на смягчение феодального гнёта. А потому простые белорусы по-прежнему снимались с обжитых мест и пробирались окольными путями на юг, пополняя в далёкой Запорожской Сечи ряды казачества. Новые бунты и походы против ненавистных панов были уже не за горами.

А тем временем правящие круги Великого княжества Литовского осуществили давно зревшие планы унии православной и католической церквей на территории Речи Посполитой. Следует вспомнить, что белорусские земли начали принимать христианство ещё в конце Х столетия, когда церковь не была разделена на православную и католическую. Для Ватикана же и Польши уния была эффективным средством расширения своего влияния в белорусских и украинских землях. Поддержавшие унию православное духовенство и светские феодалы Княжества рассчитывали сгладить «острые углы» конфессиональной разобщённости внутри привилегированных слоёв белорусского общества, добиться полного уравнения в правах православной и католической шляхты. Однако значительная часть православного духовенства не приняла идею унии, опасаясь потери своего влияния и доходов. Широкие слои рядового («посполитого») населения (особенно в городах Восточной Беларуси) отнеслись к церковным нововведениям враждебно. Горожане держались за православную «старину», надеясь тем самым защитить свои социальные интересы.

Несмотря на неоднозначное отношение к «соединению церквей» различных групп белорусского общества, акт унии был подписан на Брестском церковном соборе 1596 года. Созданная на нём униатская церковь признавала духовное верховенство римского папы при сохранении старой обрядности по «греческому образцу». Принятая без одобрения широких слоёв белорусского и украинского народов, уния подталкивала людей к социальному протесту. Особенно активное противодействие ей оказывали горожане (мещанские выступления под антиуниатскими лозунгами имели место в первых десятилетиях XVII века)². Тревожно было и в казацких гарнизонах, находившихся в восточнобелорусских городах. Казаки волновались, выходили из-под контроля гетманской власти, занимались «своволенством» (самовольным выездом на Украину и грабежами)³. Острое неприятие местного населения нередко вызывало назначение на должности старост-державцев магнатов и крупных чиновников, которые стремились к закрытию православных приходов.

Особенно рьяно идеи унии претворял в жизнь полоцкий архиепископ Иосафат Кунцевич, попытавшийся, в частности, перевести в неё гомельскую соборную церковь святого Николая (1621 год). Подобные действия Кунцевича в Витебске привели к его гибели во время мещанского бунта в 1623 году. Попытка навязать унию всему белорусскому народу закончилась провалом: к 1630-м годам правящие круги ВКЛ, поражённые размахом мещанских выступлений, а также прислушавшиеся к жалобам православной шляхты⁴, приняли меры по ослаблению нажима на православную церковь. Однако некоторые представители власти на местах, в частности, гомельские старосты Александр и Зыгмунт Служки, допускали преследования по религиозным мотивам (1630-е годы).

«Астоя» – родовой герб Служек

Как и ранее, к внутренним проблемам Гомеля в начале XVII столетия добавлялись немалые тревоги и опасности, исходившие от восточного соседа и украинского казачества. В 1609–18 годах Речь Посполитая вела войну с Россией за возвращение Смоленской земли. В 1614–15 годах в Гомеле ожидали нападения русских войск. Замковый гарнизон состоял из 40 казаков и 40 солдат, поддерживаемых городским ополчением. Но боевых действий тогда не последовало.

Очередная война России с Речью Посполитой началась в 1632 году. Теперь уже московская сторона надеялась вернуть Смоленскую и Чернигово-Северскую земли. Воспользовавшись смертью короля Жигимонта III Вазы (1632), царь Михаил Фёдорович направил под Смоленск 40-тысячное войско. Осенью 1632 года его армия заняла Себеж, Рославль, Трубчевск, Новгород-Северский и другие города, в 1633-м – Друю, Полоцк, Пропойск. В том же году к стенам Гомеля подошли украинские казацкие сотни Богдана Булгакова и Ивана Ермолина. Их попытки овладеть городом не увенчались успехом (ожидая нападения, король Владислав IV заранее отремонтировал замок)⁵. Встретив решительное сопротивление на белорусских землях, Москва пошла на заключение Поляновского мира 1634 года.

Положение белорусского крестьянства и беднейшего мещанства в 30–40-х годах XVII века продолжало ухудшаться. Задавленные налогами, разорённые постоями вооружённых отрядов, униженные и бесправные, они жаждали отмщения. Наиболее отчаянные же бежали в Сечь и приграничные московские города⁶.

Социальный взрыв на Беларуси подтолкнуло начало крупного восстания на Украине (1648 год), которое возглавил Богдан Хмельницкий. Положение украинского народа в это время было, пожалуй, ещё более тяжелым, нежели белорусского. К социальному и религиозному гнёту здесь добавлялось и прямое национальное притеснение (Украина, в отличие от Беларуси, с 1569 года являлась частью польской Короны). Поэтому народное движение на Украине имело характер не только антифеодальной, гражданской войны (как на Беларуси), но и национально-освободительной.

«Лис» – родовой герб Сапегов

Такого размаха и ожесточения, которые приняла эта борьба (а она продолжалась до 1651 года), не знало ни одно социальное движение на белорусских землях. В лобовом ударе сошлись две крупные силы, насчитывавшие десятки тысяч человек с двух сторон: казацко-крестьянские отряды, рядовые мещане, часть православной шляхты и противостоявшие им великокняжеские и магнатские войска. Никому не было пощады в этой страшной схватке – повстанцы поставили цель полностью вырезать всех крупных землевладельцев, независимо от их национальности, изгнать католиков и ликвидировать церковную унию, а феодалы – уничтожить под корень казацкую вольницу и примкнувших к ней «хлопов». Гражданская война унесла жизни многих тысяч белорусов, украинцев, поляков и евреев. На юге и востоке Беларуси не осталось ни одной волости, местечка и города, где не лилась бы кровь, а павших оплакивали по всем уголкам Речи Посполитой. И в который уже раз Гомель оказался в самом центре этих страшных событий…

В конце весны – начале лета Б. Хмельницкий посылает надёжных («пилних и справних») казаков белорусского происхождения («с людми тамошними добре знаючихся») по всей Северной Украине и Белой Руси («до Чернигова, Стародуба, Гомля и за Днепр аж до Борисова и далей, до Бихова теж, Могилёва и далей»). Лазутчики распространяют его грамоты-универсалы с призывами к вооружённой борьбе против феодалов. Вслед за лазутчиками-пропагандистами сюда движутся присланные из-под Корсуня и Белой Церкви отряды казаков. Воззвания казацкого предводителя и действия его вооружённых отрядов зажигают порох ненависти: нападения местных «посполитых» людей на шляхтичей, их убийства, грабежи, сожжения и разорения панских имений становятся делом обычным. «Многие люди своевольные и пашенные мужики, побив панов своих в их маётности», ограбив «по дорогам ляхов и жидов», бегут к Хмельницкому и его полковникам⁷. Зловещие слухи о зверствах бунтовщиков распространяются по всему Белорусскому Поднепровью. 30 мая путивльский воевода Плещеев сообщает в Москву: «А которые де, государь, литовские городы по сю сторону (т. е. по левый берег.– О.М.) Днепра, и ис тех де, государь, литовских городов из всех паны, и державцы, и урядники, и ляхи, и жиды все выбежали з женами и з детьми за Днепр в королевские городы, а остались де в тех литовских городех одне мещане и пашенные мужики»⁸. Армия запорожского гетмана стремительно растёт за счёт выходцев со всех уголков Украины и Беларуси. Только в период с 9 мая по 26 июня его войско, стоявшее большим лагерем под Белой Церковью, вырастает с 19-ти до 41–42 тысяч человек⁹. А в Беларуси восстание охватывает районы Лоева, Брагина, Мозыря, Турова, Пинска, Чечерска, Речицы, Кобрина.

В мае 1648 года Хмельницкий нанёс крупное поражение королевскому войску на Украине под Жёлтыми Водами, а в сентябре – под Пилявцами. К осени-зиме казацкими отрядами были взяты Чечерск, Речица, Горволь, Брагин, Лоев, Туров, Бобруйск, а также целый ряд городов, замков и местечек по всему югу и востоку Беларуси. Известно, что казаки воевали отважно, но при этом творили жестокие злодеяния: вырезали шляхту и евреев, «не щадячи а не жон и детей их», грабили имущество, сжигали костёлы, убивали католических священников. Очевидец тех событий писал: «Редкий в той креве на тот час рук своих не умочил и того грабления тих добр не чинил»¹⁰. Почти повсеместно казакам содействовали сами местные жители. Людям состоятельным была тогда «туга великая» от «посполитых людей». Но хуже всего приходилось евреям, многие из которых, «боячися смерти, християнскую веру приняли»¹¹. В июле 1648 года греческий купец, приехавший в Россию из Литвы, рассказывал, что «жидов де всех черкасы (казаки.– О.М.) побили, нигде мытчиков никаких и жидов не оставили»¹².

В своём донесении в Москву севский воевода сообщал царю: «белорусцы де … всякие чёрные люди всех городов и уездов, которые городы за казаками, стоят против поляков с казаками заодно»¹³. Так было и в Гомеле. В октябре месяце казаки полковника Войска Запорожского Я. Головацкого (бывшего драгуна в хоругви военачальника Речи Посполитой М. Собеского) и толпы местных крестьян, не утруждая себя осадой, заняли город, вырезали евреев и шляхту. Рядовые же мещане и крестьяне, подобно мозырянам, туровцам, речичанам и прочим, «все показачились и поклялись друг другу защищаться до последнего»¹⁴. Вскоре, однако, Головацкий был отозван на Украину.

В декабре 1648 года на Гомель, Быхов и Кричев Хмельницкий направляет из Новгород-Северского 300 казаков Б. Щебоченко и из Мены 600 – полковника Шеболтосная. Но и это войско было вскоре отозвано ввиду перемирия¹⁵.

В конце этого и начале следующего, 1649-го, года войско ВКЛ, пополненное свежими шляхетскими силами, наёмниками и насчитывавшее до 12–14 тысяч человек, начало контрнаступление на юге и востоке Беларуси. Армию возглавил гетман Януш Радзивилл, а крупными соединениями командовали Пац, Волович, Мирский и Горский. В первой половине 1649 года большинство восставших городов было взято штурмами, а их население – подвергнуто жестоким казням и экзекуциям¹⁶. Зимой Радзивилл занял Брест, Мозырь, Туров, Речицу. Обеспокоенный таким поворотом событий, Хмельницкий послал на Беларусь новые казацкие загоны (отряды). Весной в Гомель, опять-таки при содействии мещан, вступили отряды черниговского полковника Мартына Небабы, включавшие 2500 казаков. Небаба учинил в городе страшную резню: убил множество шляхтичей и евреев. Один из пленных казаков был доставлен солдатами Радзивилла в Речицу, где показывал: «что хотя Хмельницкий и хотел бы помириться, но не может, ибо чернь так разъярена, что решилась или уничтожить шляхту, или погибнуть». Бои между повстанцами и отрядами Паца и Воловича в окрестностях Гомеля шли несколько месяцев.

В начале лета Радзивилл взял Чечерск. По его приказанию у пленных казаков, «выбрав полтораста человек, отсекли правые руки по запястья, а 50 де человек на колья посажали, а достольных де казаков и их жон и детей порубили всех». Захвачен был и Лоев, где также всех казаков с семьями вырезали. После этого армия Радзивилла пыталась закрепиться на левом берегу Днепра и двинулась на Гомель, «но казаки де их, ляхов, что пришли от литовского повету на сю сторону Днепра», не пропустили¹⁷.

31 июля 1649 года под Лоевом произошла самая крупная за всё время гражданской войны битва, в которой Я. Радзивилл разгромил основные казацкие силы – 30-тысячную армию Михаила Кричевского. Шляхта и наёмники осадили, взяли и сожгли Гомель, перебив значительную часть его жителей¹⁸. Восстание на время было подавлено.

В августе того же года Запорожская Сечь и Речь Посполитая подписывают Зборовское перемирие, которое используется ими для дальнейших военных приготовлений. Б. Хмельницкий спешно подтягивает к границам белорусских поветов свежие воинские силы. Близ Чернигова размещаются полк Небабы, нежинский и киевский полки, татарские части – всего на апрель 1651 года здесь было около 50 тысяч человек¹⁹.

В мае боевые действия возобновляются и на Украине, и на юге Беларуси. Несколько казацких отрядов направляются в окрестности Кричева, Мстиславля, Рославля, Лоева. В июне по приказу Хмельницкого Небаба посылает к Гомелю полковников Забелу и Окшу с 7 тысячами казаков. Позднее к ним присоединяются ещё 10 тысяч, в т. ч. 3 тысячи пехотинцев. Небаба, жаждущий мести, так напутствует своё воинство: «Идите, молодцы, к своим родным и всех мещан-ляхов в Гомеле под корень рубите, ни одного в живых не оставляйте. Город сожгите, а потом в Быхов идите, его берите… Если до трёх раз Гомеля не возьмёте, тогда ко мне за оружием быстрее присылайте»²⁰.

На сей раз город, заново укреплённый и пополненный вооружениями, встречал казаков не открытыми воротами, а пушечными залпами. Гомель защищал большой наёмный гарнизон под командованием капитана Монтгомори и местное шляхетско-мещанское ополчение. 13 июня казаки и примкнувшие к ним крестьяне подошли к городу. Они начали подводить под паркан городских укреплений земляные шанцы. Часть казаков направилась в окрестные селения для грабежа шляхты и установки дозоров. В ночь с 14 на 15 июня осаждавшие подошли под самую стену. При этом они попытались заткнуть нижний ряд бойниц, «чтоб пехота не могла мушкеты высовывать, а если где-нибудь осталась бойница, то как только появлялся мушкет, ударяли обухом по концу ствола, сразу же выбивая его из рук»²¹. Затем последовал общий штурм города со всех сторон, особенно сильный в районе Пречистенской церкви, где крепостная стена была слабее, т. к. многие её брёвна подгнили. В одном месте атакующим даже удалось взобраться на стену, и там произошла жаркая рукопашная схватка. Однако приступ был отбит.

Во время осады 7 гомелян, спустившись с крепостной стены, перебежали в лагерь казаков и передали им важные сведения о гарнизоне. Как сообщал гетман Радзивилл Яну Казимиру, обнаружив измену, гарнизон вырезал всех мещан, находившихся в городе²².

Казаки послали в Чернигов за помощью. Одновременно они попытались выманить защитников из города, разыграв на виду у них сцену боя с якобы подоспевшими на выручку Гомелю королевскими войсками. Однако Монтгомори разгадал эту хитрость, и ни один солдат из городских ворот не вышел. После этого казаки два дня сооружали 14 деревянных «гуляй-городов» (передвижных укреплений из щитов с бойницами) и, замаскировав их ветками, начали повторный приступ. С наступлением ночи 4 «гуляй-города» подкатили к Чечерской браме, а 3 – к мосту через оборонительный ров. Однако защитники открыли яростный огонь с замковых стен и брамы из пушек и мушкетов, так что казакам пришлось бросить «гуляй-города» и отступить. Той же ночью казаки полковников Поповича и Литвиненко ещё раз 15 ходили на штурм, но всё безрезультатно: замковый пушкарь удачно обстреливал их из пушки и гаковниц.

Наконец, 9 июля казаки получили письмо М. Небабы с требованием «днём и ночью возвращаться назад», и осада была снята. Несколько позже они вновь появились под городом, но гарнизон уже получил подкрепление в 1500 человек, и Гомель устоял²³.

«Южнобелорусская» кампания 1651 года закончилась для Б. Хмельницкого неудачно. В лютой битве под Лоевом пехота и конница Радзивилла вновь разгромили основные казацкие соединения, Небаба и несколько тысяч его сподвижников погибли. Ещё более тяжёлым стало положение казацкого движения после поражения под Берестечком. В соответствии с Белоцерковским соглашением от 18 сентября 1651 года все казацкие отряды из Беларуси были выведены. К осени шляхетским частям удалось полностью задушить все очаги крестьянско-мещанских выступлений.

С восстанием было покончено. Его итог оказался трагическим: тысячи пепелищ, сотни разорённых сёл и посадов, остовы сгоревших замков и разграбленных храмов. А кругом – могилы, могилы, могилы… Но передышки несчастному народу не было: в 1654 году начинается невиданная по своей ожесточённости и многотысячным жертвам война Речи Посполитой с Российским государством.

Царское правительство внимательно следило за ходом крестьянско-мещанских выступлений и казацких походов 1648–51 годов, тайно и явно помогало Б. Хмельницкому, собирало необходимые стратегические данные о порубежных белорусских замках, изучало настроения населения западного соседа – одним словом, вело активную подготовку к предстоящей войне. Последняя мыслилась логическим продолжением антифеодальных выступлений подданных Речи Посполитой и была хорошо подготовлена идеологически: Москва выступала в роли защитницы интересов православного населения Беларуси и Украины (весной 1654 года царь сообщал королю «о своих кривдах и о наступлению на православную веру, уводячи римскою, а наибарзий унеею стисненних христиан» в королевстве)²⁴. Царь Алексей Михайлович изучил внутриполитические просчёты руководства Речи Посполитой. Он обещал белорусской шляхте и духовенству подтверждение владельческих прав, сохранение прежних привилегий и даже пожалование новых. Горожанам гарантировалось уважение их вольностей, а крестьянам – неприкосновенность во время предстоящего похода царских войск. Часть шляхты была готова перейти под руку российского государя, ибо не видела возможности противостоять его армии и надеялась, что он-то, Алексей Михайлович, уж сумеет оборонить её от разбушевавшейся «черни». Простолюдины же верили, что переход в российское подданство защитит их от непомерных налогов, шляхетского разбоя и насильственного перехода в католическую веру²⁵.

Итак, значительная часть белорусского населения поддержала замыслы царя, а потому вторжение его войск в пределы Беларуси, начавшееся в конце мая 1654 года, было стремительным. Ещё в январе, согласно решению Переяславльской рады, Б. Хмельницкий отдал восточную Украину под российский скипетр, поэтому и его действия направлялись русским главнокомандованием. С юга ударило Северское запорожское войско (нежинский, стародубский, черниговский и другие полки – всего 8). Этот поход, в котором участвовало около 20 тысяч пеших и конных казаков, возглавил нежинский полковник Иван Никифорович Золотаренко, шурин Хмельницкого, которому последний «наказное гетманство вручил»²⁶. Активно участвуя в кампании русской армии, казацкие руководители надеялись на присоединение юго-восточной Беларуси к Украине и установление здесь полкового административно-территориального управления.

В 1654 году российскими и казацкими войсками были заняты Могилёв, Чаусы, Кричев, Полоцк, Орша, Новый Быхов, Мстиславль, Витебск, Шклов, Пропойск и многие другие белорусские города и волости. Там, где имелись сильные укрепления и хорошо обученные гарнизоны, им оказывалось упорное сопротивление. Среди таких городов-замков был и Гомель.

За три года мирной передышки городские и замковые укрепления Гомеля были отремонтированы. К марту 1654 года гарнизон насчитывал 700 человек пехоты, а к лету был увеличен до 2000, главным образом, за счёт наёмных немцев и венгров. Здесь же дислоцировались рота татар и местное ополчение. В городе находился староста Рудский, гарнизон возглавляли хорунжий князь Жижемский и полковник Бобровницкий, немцами командовал Михаил Сверской.

На Гомель войско Золотаренко двинулось в июне из Новгород-Северского через Стародуб. 29 июня наказной гетман сообщал Алексею Михайловичу в Москву, что Гомель «есть всем местам граничным литовским головою… место велми оборонное, людей служилых не мало, снарядов и порохов много». Но и казацкий предводитель «армат узял из собою немало». Ещё 20 июня казаки подошли к стенам Гомеля, стали вокруг него «табором» и без особого труда преодолели городские укрепления. С замком дело обстояло значительно сложнее.

Вокруг крепости, по соседним холмам и городским улицам были расставлены пушки. Казаки начали осаду, «промышляя всеми промыслы ратными». Через день к ним прискакал представитель российского командования казанский наместник князь Александр Никитич Трубецкой, который, предвидя немалые потери, не велел пока штурмовать замок. Тогда Золотаренко начал донимать «неприятелей и супостат… в Гомле обретающихся», голодом, безводьем и артиллерийским обстрелом. Несколько раз ему уже казалось, что гарнизон вот-вот дрогнет, и тогда казаки, не внемля приказу, бросались на штурм (до 11 июля они ходили на приступ 4 раза), но всё безрезультатно.

А пока ратные дела Золотаренко шли не столь удачно, как ему хотелось, распорядился он части своего войска идти «добывать под мечь» Речицу, Жлобин, Горволь, Стрешин и Рогачёв, чьи замки «чинили» казакам прежде много «шкоды». До середины июля все они были сожжены, но осада Гомеля продолжалась.

Понимая, что гомеляне своим упорством «всей Литве и войскам их сердца и смелости додадут», посылал гетман именем царя и Хмельницкого в замок письма, призывая осаждённых сдаться, но те, показывая «силу и упор, гордыню и злобу древнюю», «гордо и сурово» отказывались и «песиими губами своими нарушали достоинство» царского величества. Но бранные слова подкреплялись и внезапными вылазками из замка, во время одной из которых был убит черниговский полковник Степан Подобайло.

14 июля посмотреть за ходом осады приезжал царский подьячий Яков Портомоин. Он же передал Золотаренко грамоту с перечислением успехов московского оружия. А 26 июля прискакали от Алексея Михайловича гонцы Иван Кровков, Григорий Куракин и Ларион Алексеев с приказом снять осаду и двигаться на помощь русской армии под Могилев. Но казацкий предводитель упорствовал, поскольку опасался, что «те же неприятели… выпадши из тое ямы разбойническия, с того голоду, как есмя их принудили и из пушек надбили», пойдя в казацкие области, жен и детей казацких «живых пускать не будут» и города «украинные испустошат». Предвкушая скорую победу, отправил Золотаренко от себя в начале августа только тысячу казаков со своим братом нежинским полковником Василием, судьёй Иваном Нестеренко и борзенским сотником Петром Забело. Уже 8 августа, соединившись с московскими войсками в районе Чаус, этот отряд нанёс поражение частям Речи Посполитой²⁷.

А тем временем гетману доносили, что осаждённые в Гомеле изнывают от голода, что в замке де съедены даже кошки и собаки. Золотаренко приказал стрелять по крепости раскалёнными ядрами, вызвавшими большой пожар. Обнаружен был тайный подземный ход к воде, который тут же взорвали. Это обстоятельство предрешило падение замка.

13 августа гарнизон сдался, «гомляне, полковники, ротмистры и со всеми своими людьми покорилися». Золотаренко предложил им принести присягу на верность Алексею Михайловичу, что те и сделали. Часть побеждённых записали в казацкое войско, других пленили и отправили вместе с трофейными знамёнами к царю²⁸, а иных отпустили. Резни на сей раз не было. Рудский и Жижемский даже сопровождали потом Золотаренко в его походе на Чечерск, но, улучив момент, бежали к своим в Быхов. Обрадованный успехами наказного гетмана, государь пожаловал казаков памятными золотыми медалями-«копейками»²⁹.

После захвата Гомеля И. Золотаренко взял Чечерск, Пропойск, Новый Быхов и погиб под стенами Старого Быхова от пули, выпущенной из мушкета защитником замка (1655год)³⁰. На несколько лет Гомель остался во власти казаков.

Война продолжалась, причём с явным преимуществом московской стороны. Уже в 1654 году московские войска заняли почти всю восточную Беларусь. Вместе с тем, испытав на себе необузданный характер казачества, которое не раз «чинило» грабежи, убийства и насилия, белорусское население начало терять веру в «царя-освободителя». Уже далеко не везде российские воеводы встречали помощь крестьян
и горожан, всё сложнее приходилось им «добывать замков литовских», подвозить снаряжение и находить продовольствие. В ряде мест «чёрные люди», изменив «крестное целование» государю, поднимались на вооружённую борьбу с царскими властями, создавая партизанские отряды «шишей».

Осенью 1654 года большая часть московского войска была отведена на зимние квартиры. Этим воспользовалась армия Великого княжества Литовского, которая зимой 1654–55 годов нанесла ощутимые контрудары и отвоевала Борисов, Бобруйск, Оршу и ряд других городов, расположенных к западу от Днепра. Но и великокняжеские солдаты вели себя на вновь отвоёванной территории подобно иноземным захватчикам: население городов, местечек и сёл, ранее присягнувшее царю, безжалостно вырезалось, а сами населённые пункты – сжигались дотла. Так, жлобинский войт писал в Могилёв, что «польское войско как могло, наипаче же, укрепя великие загоны, нашествия мучительские чинят людем, рубят городы и деревни от основания искореняют»³¹. Попытки захватить Новый Быхов и Могилёв, несмотря на ожесточённые бои, успехом не увенчались. Уже к началу лета российская армия и казаки И. Золотаренко вновь отбросили «людей литовских» далеко на запад от Днепра. И вновь горят города, местечки, сёла, совершаются чудовищные преступления. Особенные злодейства творили некоторые казацкие отряды.

17 июля 1655 года Алексей Михайлович писал наказному гетману: «… твоего полку казаки места, и села, и деревни жгут, и женский пол и девиц и малых робят секут и побивают до смерти. И тебе б своего полку казакам учинить заказ крепкой, под смертной казнью, чтоб мест и сел и деревень не жгли и не пустошили, для того, что нам великому государю, нашего царского величества ратми в здешних краях зимовать, а также и крестьян, которые нашим царского величества ратным людем не противны, не побивали до смерти, и женского полу и девиц и малых робят нигде не секли и не побивали до смерти»³².

В ходе кампании 1655 года почти вся Беларусь, в т. ч. и Вильно, оказалась во власти российского самодержца. Белорусское общество разделилось на три группы. Многие шляхтичи, представители духовенства, мещане и крестьяне присягнули царю и остались при прежних вольностях и правах, другие – отказались «целовать крест» и выжидали, третьи – создавали антироссийские шляхетские ополчения.
К третьей группе, с оружием в руках выступившей против новой власти, примкнули отряды казаков-мятежников. Беларусь вновь втягивалась в кровавую братоубийственную гражданскую войну.

Борьба на занятой российскими войсками белорусской территории резко обостряется в 1656 году, когда назначенный вместо погибшего И. Золотаренко новый предводитель казацкого войска на Беларуси чаусский полковник Иван Нечай начал обнаруживать «враждебные замыслы» против Алексея Михайловича. Ещё в мае до царя дошли известия, что Нечай, не испросив разрешения его царского величества, присвоил себе титул «полковника белорусского, могилевского и гомельского»³³.

События ускорила смерть в августе 1657 года верного царю Б. Хмельницкого. По его завещанию гетманская булава перешла к сыну покойного Юрию. Новому же гетману тогда было всего 16 лет. Ситуацией воспользовалась пропольски настроенная группировка казацкой старшины, которая привела к власти своего ставленника Ивана Выговского. Новый гетман вскоре организовал антицарский заговор. Одна из главных ролей в действиях «бунтовщиков» отводилась белорусским казацким частям Нечая. «Изменники» скоординировали свои планы с королевской армией и в 1658 году начали оказывать вооружённое сопротивление российским войскам³⁴.

Значительная часть белорусского населения понадеялась на то, что Нечай защитит её как от магнатов, так и от алчных царских наместников и поддержала власть «воровских» казаков. Под их знамёна становились селения и целые волости, к ним перебегали изменившие российской присяге шляхтичи. Гомель наверняка бы оказался под властью «бунтовавшей партии», если бы не оставшиеся верными царю черниговский полк и другие казацкие части. К 1659 году, несмотря на гибель «изменника» в Быхове, значительная часть Беларуси уже была захвачена сторонниками Нечая, а их война с промосковски настроенной частью населения и государевыми «людьми ратными» продолжалась до 1661 года.

Казацкое восстание, внешнеполитические поражения России, её экономические затруднения позволили армии Речи Посполитой начать в конце 1658 года медленное продвижение на восток и освобождение Беларуси. Алексей Михайлович жалует Гомель «с волостью и с уездом и с землями и со всякими угодьи к нему належачими и доходы» за великие ратные заслуги брату покойного И. Золотаренко Василию, «его детем и наследником» (31 марта 1661 года)³⁵. Последнему, однако, так и не удалось насладиться доходами от нового имения, ибо власть в Гомеле захватил «воровской» казак Андрей Денисович Мурашка, бывший конотопский полковник, воодушевлённый опытом Нечая.

К изумлению промосковского казачества и российской стороны, воспользовавшись полной неразберихой и отсутствием твёрдой власти на юго-востоке Беларуси, Мурашка сумел (не без поддержки таких же отчаянных казаков и при содействии Речи Посполитой) продержаться в Гомеле вплоть до 1672 года. Сидя в кресле правителя, Мурашка быстро вкусил все прелести «вольной» власти. Однако разорённые войной и казацкими постоями гомеляне уже не могли содержать ни нового господина, ни разношёрстную ватагу его соратников. А потому Мурашка начинает совершать разбойничьи «наезды» в ближайшие области казацкого войска – на Черниговщину, Новгород-Северщину и Стародубщину.

В феврале 1663 года Мурашка напал на окрестности Севска, но встретил решительный отпор «обворованного» В. Золотаренко и других казацких предводителей. Зимой следующего года он грабил и жёг сёла около Новгород-Северского, а осенью 1665 года – появился близ Стародуба.

По пути назад его настиг Дёмка Многогрешный (Демьян Игнатович) – казацкий полковник. Он сильно «побил» сопровождавших «изменника» людей. Раненый Мурашка чудом добрался до Гомельского замка³⁶.

Украинское казачество, верное царской присяге, решило раз и навсегда покончить с «злохитренным волком» Мурашкой. Весной 1666 года запорожский гетман Иван Брюховецкий послал на осаду Гомеля черниговского полковника Д. Игнатовича, стародубского Леско (Александра) Острянина, нежинского Матвея Винтовку, браславского Дмитрашку (Дмитрия) Райча и сборные казацкие сотни. Огромное войско окружило город и подвело под его стены шанцы³⁷. Российский царь договорился с королём о перемирии и послал под Гомель письмо «о задержании войны». Но казаки арестовали посланцев и не выполнили приказа. Мурашка направил к ним двух своих товарищей, Черняка и Норматовича вместе с гомельским протопопом, ради «досмотру и отобрания» тех «перемирных листов», но казаки задержали и мурашкиных парламентёров³⁸.

Московские власти, взявшие всерьёз курс на примирение с Речью Посполитой, были крайне обеспокоены казацкой активностью и запретили Брюховецкому штурмовать Гомель. Потребовалось несколько царских указов, чтобы вывести непокорных казаков из-под стен города. Как только казаки сняли осаду, Мурашка вновь совершил «волчным обычаем» набеги в окрестности Стародуба и Новгород-Северского (январь 1667 года)³⁹. А некоторые гомеляне тем временем не раз «со слезами просили милости у великого государя и к гетману посылали, чтобы великий государь указал Гомель и их всех принять под свою царского величества великодержавную руку и вечное подданство». В 1672 году аналогичное предложение давал и новый гетман, уже известный Демьян Игнатович, но из Москвы писали, что взятие казаками Гомеля противоречит условиям Андрусовского перемирия с Речью Посполитой.

В том же году, когда королевские власти начали наводить порядок на восточных рубежах обессиленного войной государства, Мурашка, очевидно, опасаясь ответственности и суда, перебежал к царю, покаялся и присягнул ему на верность. После того он был направлен на южные рубежи Российской державы (в Ладыжин) для участия в войне с турками, где перешёл на сторону последних и бесславно закончил свою беспокойную жизнь (1674 год)⁴⁰.

Ещё в 1664 году король Ян Казимир, видя, до какого «опустошения и разорения неоднократного от вероломного неприятеля московского и казаков своевольных», бедности и упадка дошли гомеляне, отмечая их «отважные заслуги и сохранение веры», решил освободить их на 4 года от всех налогов⁴¹. В 1667 году после заключения Андрусовского перемирия верховная власть назначила гомельским старостой М.К. Радзивилла. Приняв под свою господарскую руку вновь возвращённый город, король М. Корибут-Вишневец­кий дал ему и грамоту на беспошлинный провоз товаров (1670 год)⁴². Эти мероприятия должны были способствовать быстрому восстановлению разрушенного войной хозяйства, полностью нейтрализовать «проказацкие» настроения среди гомелян. Это было тем более важно, поскольку пограничные «неприятности» продолжались. Так, в 1684 году, при казацком запорожском гетмане Иване Самойловиче, гомельские и смежных волостей сёла по левому берегу Сожа («от Гомля до самого Рославля») вновь «показачились» и перешли под управление стародубской казацкой администрации⁴³.

Зловещее XVII столетие завершилось для Гомеля полной экономической разрухой и невиданным обнищанием населения. В новый век город уносил и неразрешённые социально-конфессиональные проблемы.

1. ПСРЛ. Т. ХХХII. М., 1975. С.182.

2. Нарысы. Ч.I. Мн., 1994. С.176–178.

3. ПСРЛ. Т. ХХХII. С.186–187, 189.

4. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. II. Мн., 1960. С.393–402.

5. Виноградов Л. Гомель. Его прошлое и настоящее. 1142–1900. М., 1900. С.44. Прим.31; Ткачёв М.А. Замки Белоруссии. Мн., 1987. С.69.

6. Так, в 1638 году «февраля в 15 день перешли… из литовской стороны Микитка Васильев, Адамка Павлов. … Одамка в роспросе сказался Гомельского уезду, живал в селе Кошелеве, а послужил де в черкаских городках у казаков в товарыщах в казацких» (Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в трёх томах. Т. I. М., 1954. № 113. С.188).

7. Акты ЮЗР. Т.III. Спб., 1862. С.283–284; Воссоединение Украины с Россией. Т.II. М., 1954. С.24.

8. Воссоединение Украины с Россией. Т.II. С.24.

9. Летопись событий в Юго-Западной России в XVII в., составленная Самоилом Величко, изданная Киевской временной комиссией для разбора древних актов. Т.I. Ч. I. Киев, 1848. С.90–92.

10. Летопись самовидца по новооткрытым спискам с приложением трёх малороссийских хроник: Хмельницкой, «Краткого описания Малороссии» и «Собрания Исторического». Киев, 1878. С.13.

11. Там же. С.13.

12. Акты ЮЗР. Т.III. С.236.

13. Воссоединение Украины с Россией. Т.II. С.217–218.

14. Документы об освободительной войне украинского народа 1648–1654 гг. Киев, 1965. С.104–105. Некоторые источники сообщают об убийстве повстанцами в Гомеле около 600 шляхтичей (Гомель. Энциклопедический справочник. Мн., 1991. С.339).

15. Акты ЮЗР. Т.VIII. Спб., 1875. С.283.

16. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. II. С.38. № 13.

17. Воссоединение Украины с Россией. Т.II. № 93. С.214.

18. Гомель. Энциклопедический справочник. С.339.

19. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. II. С.55.

20. Документы об освободительной войне. С.518–520.

21. Там же. С.518–520.

22. Там же. С.457–458.

23. Там же. С. 457–458, 518–520.

24. Летопись Самовидца. С.36.

25. Нарысы. Ч. I. С.208–209.

26. Летопись Самовидца. С.37.

27. Акты ЮЗР. Т.XIV. Спб., 1889. С.213–216.

28. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. II. С.87.

29. При описании гомельской осады использованы также письма И. Золотаренко (Акты ЮЗР. Т.XIV. С.129–132, 135–138, 139–144) и др.

30. Летопись Самовидца. С.40–41.

31. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. II. С.92.

32. Акты ЮЗР. Т.XIV. С.753–754.

33. Акты ЮЗР. Т.III. С.519–525.

34. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. II. С.161–163.

35. Акты ЮЗР. Т.V. Спб., 1867. № 10.

36. Там же. № 87, 127; Акты ЮЗР. Т.VI. Спб., 1869. № 43, 45.

37. Акты ЮЗР. Т.VI. С.105–107,119–120, 125, 136.

38. Там же. С.119–120.

39. Там же. С.159, 163.

40. Акты ЮЗР. Т.ХII. Спб., 1882. С.7–11.

41. Акты, издаваемые Виленской комиссией для разбора древних актов. Т.ХХХIV. Вильна, 1909.С.323.

42. Привилегия действовала только год, поскольку была принята без «общего согласия государственных сословий» (Виноградов Л. Указ.соч. С.21).

43. Летопись Самовидца. С.162, 287.

 

Аўтар: О.А. Макушников