Брянские говоры на лингвогеографической карте России в силу их расположения в юго-западной части страны, где с давних пор они тесно соприкасаются с другими восточнославянскими языками и их говорами, являются, несомненно, уникальными. Брянская область на юге граничит с северным (“полесским”) наречием украинского языка, которое на востоке достигает пограничных районов Курской области, на севере — доходит до белорусского Полесья. Данный диалект считают переходным, поскольку он простирается и на территорию функционирования белорусского языка, постепенно переходя в его юго-восточный диалект.
На примере лексем, обозначающих родственные отношения, рассмотрим различные наименования человека в брянских говорах и в белорусском языке. В брянских говорах для обозначения понятия отец используются лексемы та’та, тя’тя. [Тата мой быу самым главным у нашай сямье. Тятя з вайны вярнууся, дак нам было харашо] [БОС, 2007, 337]. В современном русском языке оба варианта слова воспринимаются как устаревшие. Таковыми они были уже в эпоху создания В.И. Далем “Толкового словаря”, на что указывает помета в этом словаре [Даль, 1980, IV, 392].
П.А. Расторгуев отмечает уменьшительно-ласкательные формы к тата: татка, татулечка, татуля, татусечка, татуся, татухна. [Татачка мой раднюсинький] [СР, 1973, 259]. В памятниках древнерусского языка слова в обоих фонетических вариантах не обнаружено, что, возможно, объясняется тем, что данная словоформа, будучи формой экспрессивной, использовалась только в разговорном языке. О том, что она существовала в этот период развития русского языка, свидетельствует его известность в ряде славянских и не только славянских языков: укр. тато, блр. тата, болг. тате, серб. тата, чеш. tata, польск. tata, лат. tata и др. Из лексикографических источников самой ранней фиксацией слова тато является упоминание его в появившемся в 1627 г. словаре П. Берынды “Лексикон словеноросский и имен толкование”, в котором церковнославянская лексика объясняется “простой речью”, т.е. разговорным языком, почему это слово и нашло там свое применение. Поэтому даже при наличии и в некоторых других русских говорах формы тато и его производных мы считаем, что в брянских говорах это слово появилось и сохраняется не без активного влияния украинского языка, поддержанного белорусским: нигде так компактно целый комплекс производных от корня -тат- не представлен, как это мы наблюдаем в брянских говорах. Нельзя не отметить, что русскому менталитету едва ли не в той же степени свойственно употребление уменьшительно-ласкательных форм существительных, о чем свидетельствуют произведения русского фольклора и приведенное выше обилие таких форм среди русских именований лиц в народной речи. В современном белорусском языке форма τάτα активно функционирует в разговорной речи [БРС, 2007, 829].
Данная лингвистическая ситуация примечательна тем, что в близкородственном белорусском языке, тесно взаимодействовавшем и продолжавшем взаимодействовать с брянскими говорами, номинативы бацька и тата белорусского языка являются литературной доминантой обширных синонимических рядов в рамках этого национального языка, обладающего абсолютно нейтральной эмоционально-экспрессивной коннотацией. Таким образом, нет оснований считать, что отрицательные коннотации у анализируемого слова русских говоров могут быть обусловлены влиянием близкородственных языков. Можно предположить, что эти коннотации возникли в самих русских говорах, возможно, как стилистическая оппозиция общенародному слову отец, отсутствующему в белорусском языке.
Лицо мужского пола по отношению к своим родителям называют сыном. В словаре брянских говоров зафиксирована лексема сыня с пометой “ласк.” в том же значении. [Радость какая: сыня приехал!] [БОС, 2007, 335]. Лексема нашла отражение в других славянских языках: в белорусском сын, болгарском синът, [Фасмер, 1971, III, 817-818]. Старшего сына в брянских говорах называют старшей или большак, младшего — меньший или меньш0й. В “Брянском областном словаре” лексема большак имеет два значения: 1. “Глава семьи, старший в доме; хозяин”. 2. “Старший сын”. [Майму бальшаку ужо дваццать, ен у иститути вучицца] (Поч. р-н) [БОС, 2007, 30]. В брянских говорах находит отражение лексема большун, называющая старшего из сыновей, братьев. [А бальшун — сын ета старшый]. (Ком. р-н, Усожа) [СБГ, 1976, I, 70].
В белорусском языке известен данный номинатив как наименование мальчика-подростка. [Как пъдрастеть мальчик, так падростък нъ ниво скажуть, бальшун] [СРГБ, 1989, 15].
Лексемы дедулька, дедуля в брянских говорах, как отметил П.А. Расторгуев, употреблялись редко, преимущественно в песнях [СР, 1973, 90]. Ласковым обращением дедушка, по суеверным представлениям, называли доброго или злого духа, живущего в доме, а также домового [СБГ, 1988, V, 13]. Указанная семантика слова очень важна в том плане, что продолжает в сторону юго-востока лингвогеографию слова, которая идет с разных направлений севера и востока России. В значении “колдун, знахарь” слово дед хорошо известно в соседних смоленских говорах [СРНГ, 1972, VII, 328]. Название данного номинатива пока наукой не определено. О его природе говорит характер образования этого термина в отдельных индоевропейских языках, называющих деда “отцом отца”, “отцом матери”. Такое называние очень знаменательно, т.к. по нему можно судить о позднем образовании данного термина. В сущности, как замечает О.Н. Трубачев, во всех случаях название деда оказывается названием отца [Трубачев 2006: 68-69]. М. Фасмер указывает на употребление данного слова в украинском языке — дід, белорусском — дзед, болгарском — дядо [Фасмер, 1964, I, 494].
В брянских говорах бытует название старшего брата — 6ράτκα [Братка, бывала, падойдя, пагаварыть и лехчи станя] [БОС, 2007, 32]. В Новозыбковском районе нами отмечено употребление этого слова и в более широком значении: брат как ласковое обращение. В белорусском языке агентив братка имеет аналогичное с брянским значение (соответствующее русск. братишка, братик) [НРБС, 2007, 434].
Составителями брянских словарей зафиксировано лишь два слова, называющих тётю: тётухна как уменьшительноласкательное [Тётухна ты мая родная!] [СР, 1973, 261] и дя’дина, дя ‘динка — “тетка, жена дяди, неродная тётка” [СР, 1973, 96]. [Щас дядиной ни завуть, а зовуть тётию] [БОС, 2007, 99]. Последнее слово используют в говорах Дубр., Жук., Кар., Клетн., Мгл. р-нов [Дядинка — дядина жэна значить, а сестра матери — тетя] [СБГ, 1988, V, 52]. Известно слово в разных славянских языках: украинском тітка, белорусском цетка, болгарском тета, тетка, сербохорватском тетка, тета [Фасмер, 1973, IV, 54]. Исследуемая лексема дядина распространена в белорусском языке [СРГБ, 1989, 61].
Для наименования сына брата или сестры в современном русском языке используют агентив племянник и просторечную форму племяш [МАС, 1959, III, 191]. В брянских говорах известен фонетический вариант, характеризующийся появлением в ударной позиции между мягкими согласными замены [а] на месте [е]: племенник. [Ета ж мой племенник] [СР, 1973, 210]. Авторы “Брянского областного словаря” записали эту форму в Рогнединском и Дятьковском районах. [ Пляменникау у мяне багата, у нас вапще род большый]. [Мой пляменник очинь пахож на мать] [БОС, 2007, 256]. Однако подобное чередование нельзя считать особенностью брянских или соседних с ними говоров. Оно более типично для современных севернорусских говоров, но в словарях и монографических описаниях южнорусских говоров также встречаются случаи подобных чередований (ср. меч, мечик и др.). Что касается данного слова, то оно, по мнению Н.М. Шанского, представляет собой суффиксальное производное от основы племя. Первоначальное значение, известное ещё в XVI веке, — “соплеменник, родственник” [Шанский, 1975, 342]. В.В. Виноградов, ссылаясь на данные И.И. Срезневского, рассматривает форму племенник как полисемантичный вариант, существовавший уже в древнерусском языке, где производящая основа плем-я имела значительно большее число значений: 1) потомство, 2) род, семья, 3) родня, родственники, 4) совокупность родов, народ. К XV -XVI вв. все значения были вытеснены более общим, сохранившимся до наших дней [Виноградов, 1994, 469]. Говоря об ареале номинатива племенник, следует отметить его употребление и в белорусском языке [СРГБ, 1989, 155].
Для именования дочери брата или сестры в современном русском литературном языке используют лексему племянница [МАС, 1959, III, 191]. В брянских говорах ей соответствует лексема племенница [СР, 1973, 210]. В белорусском языке находим этот же термин родства в таком же виде [СРГБ, 1989, 155].
Терминология свойстга не так многочисленна, как терминология кровного родства, но очень сложна и многопланова. В словарях брянских говоров зафиксированы такие термины свойстга, как свекруха, влάзень, примάк, деверь, дя’нка, своя’ченя, шурья ‘к, ятровка.
В брянских говорах представлен широкий синонимический ряд к лексеме свекровь: свекра, свекрова, свекровка, свекровья, свекруха. П.А. Расторгуев отметил лексему свекруха в юго-западных говорах Брянщины. [Свекруха жалилась на тебе] [СР, 1973, 237]. В лингвистике известен общеславянский генезис слова, современная форма которого ведет свое начало от древнерусского слова свекръвь. Однако для решения задачи установления денотативных смыслов древних терминов родства важнее определить внутреннюю форму термина. И здесь интересна мысль В.В. Колесова, подчеркивающего генетическую общность корня в словах сестра, свекровь и, в связи с этим, толкующего слово свекровь как “своя кровь” [Колесов, 1986, 36]. Слово пережило сложную не только семантическую, но и фонетико-морфологическую историю, отображенную в говорах, где широко представлены древнейшая общеславянская форма свекры и производное свекруха, довольно распространенная как на юге, так и на севере России (в курск., смол., ряз., моск., новг., пенз., ворон., дон., перм., сиб., амур., хабар., камч. говорах) [СРНГ, 2002, XXXVI, 232]. В белорусском языке, наряду с формой свякроу, широко известна лексема свякруха [НРБС, 2007, 302].
В другую микрогруппу входят слова свάт, свάтья, объединяемые функцией называния через брак детей или родственников и именующие родителей молодых и их родственников по отношению друг к другу. В брянских говорах зафиксирована словоформа свάшки как форма мн. ч., при этом П.А. Расторгуев отметил, что такая форма употребляется чаще, чем ед.ч. [СР, 1973, 237]. Восстанавливаемая форма ед.ч. должна, видимо, быть свάшка.
Наши поиски в белорусском языке привели к лексемам свάцця (сваха), свάтья (мать одного из молодых супругов по отношению к матери или отцу другой) [НРБС, 2007, 786].
Следует отметить, что у слова сват в брянских говорах выработалось значение “устроитель свадьбы, сватающий”. Оно образовало семантико-морфологическую пару с глаголом сватать. Эти отношения выявляют неисконный характер узких специальных значений. Крайней точкой этого процесса является слово сваха, известное в брянских говорах как женщина, занимающаяся устройством браков.
Литература
- Брянский областной словарь / Под ред. Н.И. Курганской. — Брянск, 2007. — 381 с. [БОС]
- Виноградов В.В. История слов. — М., 1994. — 1138 с.
- Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х томах. — М.: Русский язык, 1978-1980. [Даль]
- Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. — 312 с.
- Новейший русско-белорусский и белорусско-русский словарь / Авторы-составители: З.И. Бадевич, Ж.Е. Белокурская, Н.А. Борковская. — Минск, 2007. [НРБС]
- Расторгуев П.А. Словарь народных говоров Западной Брянщины. — Минск, 1973. [СР]
- Словарь брянских говоров / Под ред. В.И. Чагишевой, В.А. Козырева. — Вып. 1-5. — Л., 1976 — 1988. [СБГ]
- Манаенкова А.Ф. Словарь русских говоров Белоруссии: Ветк. Говоры. — Минск: Изд-во МГУ, 1989. — 311 с. [СРГБ]
- Словарь русских народных говоров / Под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сороколетова. — Вып. 8. — М.-Л.: Наука, 1972. [СРНГ]
- Словарь современного русского языка / Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 1-4. — М.: “Русский язык”, 1982. [МАС]
- Трубачев О.Н. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. — М., 2006. — 250с.
- Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х томах. — М.: Прогресс, 1964-1973.
- Шанский Н.М. и др. Краткий этимологический словарь русского языка. — М., 1975. — 536 с.
Автор: Ю.В. Милютина
Источник: Традиционная культура на территории Российско-Белорусского пограничья: историко-этнографический и лингвокультурологический аспекты: Материалы XIV международной научно-практической конференции (г. Новозыбков, Брянская область, 14-15 ноября 2012 г.) / Под ред.: С.Н. Стародубец, В.В. Мищенко, В.Н. Пустовойтова, Ю.А. Шевцовой, О.В. Белугиной. — Брянск: РИО БГУ, 2012. – С. 169-174.