В 1917 г. крестьянство, выступавшее против помещичьей (частной) земельной собственности, проложило дорогу большевикам к власти, получив взамен от них земли помещиков… на время. Большевистский Декрет о земле 1917 г. с включенным в него «Крестьянским наказом» отвечал, с одной стороны, интересам крестьянства, поскольку содержал пункт об отмене помещичьей собственности на землю без всякого выкупа и немедленно. Тем самым большевики привлекли к себе различные слои крестьянства, стремившиеся к «черному переделу», всеобщему уравниванию земли, так как в многовековой крестьянской традиции только личный труд давал право владеть землей. С другой стороны, в Декрете указывалось, что вся земля (частновладельческая, государственная, монастырская, общинная и крестьянская) отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние. Обращение земли во всенародное достояние большевиками понималось как переход ее в собственность государства. Следовательно, все крестьянство лишалось права собственности на землю, а новый собственник — государство получило возможность распоряжаться землей, вопреки воле тех, кто на ней работал [1, с. 39,41].
Передел земли начался сразу же после опубликования Декрета о земле. Крестьян интересовали в первую очередь пахотно-сенокосные «нетрудовые» земли (помещичьи, государственные, церковные) как источник расширения своих хозяйств.
«Черный передел» проходил по-разному: в одних случаях распределялась только «нетрудовая» земля, в других — вся земля в пределах хозяйства объединялась в общий фонд, подлежащий дальнейшему уравнительному распределению. И зависел в основном от воли и решений крестьянского общества, поскольку советская власть в первый период после октября 1917 г. не имела средств давления на процесс перераспределения земли. Формально в 1918-1920 гг. главной заботой земельных органов в Гомельской губернии был учет реальной земельной площади и сельхозиивентаря, а землеустройство сводилось к отводу земли волостям и отдельным хозяйствам [2, с. д. 1106, л. 342].
Всего из 520 тыс. десятин «нетрудовой» земли, учтенной Гомельским губземуправлением, до конца 1920 г. свыше 420 тыс. перешло в пользование крестьян-единоличпиков, 35 тыс. — к коллективным хозяйствам, около 40 тыс. — совхозам, 26 тыс. — госфонду. В результате площадь пахотно-сенокосных земель в пользовании крестьян-единоличников возросла до 3145 тыс. десятин (до 1917 г. — 2724 тыс.), т. е. увеличилась в среднем на 1,25 десятины на каждое дореволюционное хозяйство (на 15 %) [3, д. 309, л. 112].
Передел земли большевики не признавали окончательным решением аграрного вопроса, а использовали крестьянскую идею уравнительного землепользования в первую очередь для изъятия у зажиточной части деревни. Главной целью большевистской аграрной политики было вытеснение единоличного крестьянского землевладения из социально-экономической структуры общества. X губернская партконференция (март 1923 г.) в качестве своей первоочередной задачи определила «углубление решительной борьбы между кулаками и беднотой» [4, д. 1311, л.64].
В 1918-1921 гг. политика советской власти в деревне регулировалась законом «О социализации земли» (1918 г.) и «Положением о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию» (1919 г.). Закон 1918 г., провозгласив о переходе земли «в пользование всего трудового народа», ничего не говорил о формах землепользования, тогда как в Декрете о земле четко определялась свобода выбора форм землепользования. «Положение…» уже более конкретно определяло ориентиры грядущей коллективизации как «переход от единоличных форм землепользования к товарищеским». По глубокому убеждению Ханова, секретаря губернской партийной организации, «… главной причиной, замедляющей процесс экономического развития деревни, является сознание крестьянина мыслить себя, свое хозяйство обособленно от всего общественного, а тем более мирового хозяйства…» [4, д. 4, л. 9].
Рывок к социализму в деревне предусматривалось осуществить с помощью совхозов и коллективных хозяйств, главным образом коммун и артелей.
Первые совхозы на Гомельщине стали создаваться с начала 1919 г. сразу после освобождения от немецкой оккупации. По мнению руководства губернии, они должны были стать «органами снабжения хлебом голодающего городского пролетариата…, а также явится культурными рассадниками и показательными пунктами для распространения света в деревне» [4, д. 4, л. 10].
В начале 1920 г. в губернии насчитывалось 244 совхоза. Прифронтовое положение губернии, оккупация поляками части ее, регулярные реквизиции продорганами и военными порой неприкосновенного запаса семенного фонда, разграбление крестьянами построек, инвентаря привели к резкому сокращению их количества: к концу 1920 г. их осталось 132 [2, д. 65, л. 21]. В расчете на одну десятину посева они имели в сравнении с единоличным крестьянским хозяйством меньше лошадей в 2,7, скота — в 1,8 раза. Собственными силами совхозы обрабатывали только до 70 % пашни, остальную часть сдавали на различных условиях окрестному крестьянству [5, с. 163].
Особые симпатии питали большевики губернии к коммунам, в них они видели «конечную цель социальной коммунистической революции и высшую форму землепользования» [4, д. 4, л. 4].
К концу 1919 г. на Гомельщине было зарегистрировано 136 коммун [4, д. 19, л. 3]. Экономически слабые, они держались исключительно на энтузиазме. В отчете губземотдела за 1920 г. отмечалось, что «доля продуктов совхозов и коллективных хозяйств оказывает малое влияние на продовольственное положение губернии, но значение этих хозяйств не в продовольственном снабжении…, а в том влиянии, которые они могут оказать на крестьянское земледелие в отношении его постепенного обобществления» [2, д. 65, л. 36]. Крестьянство же с помощью коммун, создававшихся на бывших «нетрудовых» землях, стремилось решить проблему малоземелья и нищеты.
Популярность коммун среди их немногочисленных сторонников была недолгой. К концу 1923 г. в губернии осталось только 34 коммуны, объединивших около 1800 человек [2, д. 193, л. 406]. А руководство губернии вынуждено было признать, что «…коммуны не имеют ясных перспектив в своем дальнейшем строительстве… Имеет место в жизни коммуны стремление через время уйти на собственное хозяйство, что может разложить коммуну» [4, д. 1914, л. 77]. К началу 1923 г., по сведениям губисполкома, из всей площади пахотной земли в губернии только 0,95 % занимали совхозы, 1,32 % — коллективные хозяйства, а 97,7 % находилось в пользовании крестьян-единоличников [4, д. 1315, л. 2].
В первые годы после революции власть признала несостоятельность коллективизации как направление земельной политики.
В целом при проведении землеустроительных работ в губернии ставилась цель ликвидировать чересполосное крестьянское землепользование, обеспечить малоземельных и безземельных крестьян землей. Первоначально установление норм земельного обеспечения было возложено на уездные земельные органы. На местах они должны были определить типичные трудовые хозяйства и при землеустройстве применять их размеры по отношению к другим хозяйствам. В связи с этим нормы наделения землей были разными в губернии. Они определялись по едокам, фактическому пользованию, трудовой норме. Поэтому губземотделом была установлена средняя норма наделения в размере 1,54 десятины на едока для всех уездов (дети до 12 лет из числа едоков исключались) [2, д. 1069, л. 207].
Оптимальной формой при проведении землеустройства в губернии был признан поселок. Он рассматривался как «…первичный зародыш коллектива, не исключающий возможности дальнейшего его совершенствования и объединения в более, крупные артели, коммуны» [2, д. 1106, л. 31].
Расселение на поселки предусматривало обязательное их внутрихозяйственное устройство (введение многопольных севооборотов), ликвидацию дальноземелья. Был определен средний размер поселка: площадь удобных земель порядка 185 десятин, включающий 18-20 дворов.
На практике лее землеустройство представляло определение и установление границ поселка. А подворное землеустройство проводилось «доморощенными» крестьянскими землемерами, т. е. по старинке (трехполье), что неизбежно приводило к истощению почвы при преимущественно полеводческом уклоне сельского хозяйства губернии.
Крестьяне-бедняки, являясь фактически инициаторами землеустройства, стремясь увеличить свой надел за счет «многоземельных», не выигрывали от него. Выходя на поселок с большей нормой наделения, не имея ни средств для удобрения почвы, ни инвентаря для обработки, они приводили свое хозяйство в еще больший упадок. Тяжким бременем для этой категории была и стоимость землеустроительных работ — 1 руб. 20 коп. за десятину законченного землеустройства [4, д. 1913, л. 73].
Реальной помощи государство не оказывало, ограничиваясь декларативными призывами о повышении продуктивности сельскохозяйственного производства.
Результаты обследования землеустроительных работ в Гомельском уезде в 1924 г. комиссией губисполкома были далеко не утешительными: в некоторых поселках безлошадные хозяйства составляли 10-25 %, а налоговая нагрузка — 31 руб. против 28 руб. 32 коп. в общине [4, д. 1914, л. 213]. И все же главным доводом при выселении на поселок было стремление избавиться от малоземелья.
Зажиточная часть крестьянства (середняки и кулаки — по большевистской терминологии), являясь противниками землеустройства, в большинстве случаев оставалась в общине после уравнения земли и арендовала земли бедняков, а также стремилась выйти на отруба и хутора.
Состояние землеустройства, выбор форм землепользования обсуждался и губернским съездом земельных органов и агрономов в ноябре 1921 г. По вопросу о преимуществах поселкового строительства единодушия не было. Часть делегатов, выступая в прениях, говорили о необходимости для крестьянина свободного выбора в вопросе землепользования, о многообразии форм, о тяге крестьян к хуторам, «не усматривать политической окраски» в защите хуторского землепользования. Однако в заключительном слове председатель губземотдела Арнаутов констатировал, что «коллективное хозяйство — идеальная форма хозяйства, чего опровергнуть не удалось никому…». Говорилось также о полной свободе форм землепользования… кроме хуторского и отрубного. Только в виде исключения можно допускать выделение на хутора [2, д. 193, л. 37-39].
Согласно статистическим данным в 1922 г. землеустроено было 356213 десятин, из них 75 % приходилось на групповое разверстывание (поселковое, поселковое-отрубное, общинное, коммуны, артели), 25 % — единоличное (хугора). В 1923 г. 95 % из 429978 десятин землеустроенной площади удобных земель приходилось на групповое и 5 % — единоличное разверстывание, а в 1924 г. — единоличное разверстывание составило только 2,9 % [2, д. 300, л. 33].
Обязательным постановлением президиума губисполкома от 4 октября 1922 г. предоставлялись льготы при переселении и расселении лишь коллективам и вышедшим на поселки с площадью не менее 150 десятин, единоличным хозяйствам (хуторским и отрубным) и расселившимся на поселки с меньшей площадью льготы не предоставлялись. Это противоречило Декрету ВЦИК и СНК РСФСР «О льготах для переселенцев и расселенцев» (20.07.1922 г.), которым льготы предоставлялись всем переселенцам независимо от формы землепользования. Свою позицию руководство губернии объясняло стремлением создания благоприятных условий для развития «преимущественно групповых форм землепользования, как наиболее выгодных в сельском хозяйстве…, дающих возможность в дальнейшем применять машинную обработку» [2, д. 80, л. 103, 108, 132].
«Правильность» выбранной линии «подтвердил» циркуляр с грифом «секретно» Наркомата земледелия РСФСР (24.10.1924 г.) «О прекращении хуторских разверстаний». В нем говорилось, что создание хуторов не отвечает политическим задачам, поскольку укрепляет индивидуальное хозяйствование, и запрещалось разверстывание на хутора [2, д. 1552, л. 57].
Всего за 1922-1924 гг. было землеустроено 834814 десятин, посевная площадь составила 118 % к уровню 1916 г. [2, д. 300, л. 3].
Таким образом, в основе аграрной политики большевиков тех лет лежали не подлинные интересы крестьянства, а теоретические догмы, которые далеко не соответствовали чаяниям широких крестьянских масс.
Список литературы
- Шмелев, Г. И. Национализация земли в теоретических схемах большевиков и в реальности / Г. И. Шмелев // Вопросы истории. — 2003. — № 10. С. 31-49.
- Государственный архив Гомельской области. — Ф. 13. — Оп.1.
- Государственный архив Гомельской области. — Ф. 24. — Оп. 1.
- Государственный архив общественных объединений Гомельской области. — Ф. 1. — Оп. 1.
- Отчет Гомельского губисполкома VI губернскому съезду Советов. — Гомель: Изд-е Гом. губисполкома, 1922. — 232 с.
Автор: Г.В. Елизарова
Источник: Гомельщина в событиях 1917-1945 гг. Материалы научно-практической конференции. — Гомель: Белгут. — 2007. — С. 176-181.