Юрисдикция униатской и старообрядческой конфессий в конце 18 — первой половине 19 века (по материалам юго-восточной Беларуси)

В конце 18 века на территории бывшего ВКЛ проживало около 39 % униатов, 38 % католиков, 6,5 % православных, 4 % старообряд­цев, 2,5 % протестантов, мусульман и караимов [1, с. 6-7]. На при­соединённой территории российские власти разрешили деятельность всех конфессий. При этом униатская церковь ими была слабо диффе­ренцирована от католической. Указ Екатерины от 16.08.1772 г. потре­бовал от духовенства всех конфессий принести присягу России. После присяги полоцкий униатский архиепископ Смагаржевский (Ясон Юно­ша) остался на своём посту. В новых условиях в явно привилегирован­ном положении оказалась православная церковь. Могилёвский право­славный архиепископ Георгий Конисский уже в начале октября 1772 г. сообщал Синоду, что униатские священнослужители и целые приходы просят принять их в православие (за 1772-1775 гг. набралось 35 таких прошений). Но и католический бискуп Станислав Богуш-Сестранцевич также стремился подчинить себе униатов и в особенности базилианский орден (несмотря на то, что в 1774 году было подтверждено дейст­вие декрета Папы Урбана восьмого о запрещении униатам переходить в католичество) [2, т. 20, с. 123, 127, 201].

В 1779 году Ясон Смагаржевский стал униатским митрополитом Речи Посполитой и Австро-Венгрии, и Екатерина уволила его с поста полоцкого архиепископа, а летом 1780 года издала указ об учреждении консистории для управления униатской церковью в Полоцком и Моги­лёвском наместничествах. Это положило начало массовому переходу униатов в православие. Уже в 1781 г. Георгий Конисский сообщил о переходе в православие более 85 тысяч прихожан. Не затормозило этот процесс и письмо Урбана Екатерине. В октябре 1794 был принят указ об Устранении каких-либо препятствий для перехода из униатства в право­славие [3, с. 6-7]. При этом такой переход квалифицировался как воз­вращение, а переход в католичество как совращение. Надо отметить, что сопротивление переходу в православие со стороны униатов было скорее символическим. Отмечены признаки бунта в Оршанском повете (местечко Любавичи, современная Смоленская область), в деревне Нача Бори­совского повета Некоторые униатские священники, не пожелавшие перейти в православие и лишённые храмов, проводили службы в нецерковных помещениях, в часовнях, в освящённых в православие церквях.

С 1795 г. года униатское духовенство, утратившее свои приходы, получало небольшую пенсию (50-100 рублей в год) и получило разрешение уехать за рубеж [3, с. 7]. В это время возросло и влияние католи­цизма на униатскую церковь. Наблюдаются массовые переходы и в ка­толицизм. В 1803 году в Полоцкой униатской епархии в католицизм перешло около 100 тысяч прихожан. Летом 1806 г. были проведены переговоры Богуш-Сестранцевича и полоцкого униатского архиепи­скопа Лисовского, приведшие к решению о возвращении в унию униатов, перешедших в католицизм. Такая непоследовательная пози­ция католической церкви в отношении униатов привела к усилению тенденции перехода в православие неустойчивых униатов [3, с. 7-9]. Нужно отметь, что эта тенденция сохранилась и до ликвидации уни­атской церкви, несмотря на попытки её стабилизации.

В середине 20-х гг. 19 века униатскую церковь потряс имуществен­ный скандал. В 1824 брестским капитулом были опубликованы све­дения о доходах белого и чёрного духовенства Брестской епархии, из которых вытекало, что доходы монашества существенно превышали доходы белого духовенства (таблица 1):

Таблица 1

Доходы белого и чёрного духовенства Брестской епархии [4, с. 125].

И, несмотря на то, что часть доходов чёрного духовенства уходила на финансирование учебных заведений разных рангов, внутри униат­ского духовенства произошёл раскол.

Толерантное отношение к католической и униатской конфессиям на присоединённых территориях постепенно сменялось всё более жёсткой политикой. Во многом этому содействовали антироссийские позиции во время войны 1812 года и восстания 1830-1831 годов. Подготовка к ликвидации униатской церкви, начатая ещё Екатериной II, была акти­визирована Николаем І, который в 1828 году учредил так называемую греко-униатскую коллегию, возглавленную униатским епископом Ио­сифом. В период восстания 1830-1831 годов он вошёл в состав комитета, где действовал вместе с А.X. Бенкендорфом, министром внутренних дел Д.И. Блудовым, обер-прокурором Синода Н.А. Протасовым. Иосиф Семашко и становится главным активизатором процесса ликвидации униатской церкви, который завершился 12 февраля 1839 года изданием о воссоединении униатской церкви с русской православной церковью, а 17 марта Сенат издал указ о подчинении греко-униатской коллегии Св. Синоду [5, с. 132].

Противостояние с униатской церковью было главной задачей пра­вославия на присоединённых землях. Но немало хлопот доставляли ему и так называемые старообрядцы (по терминологии того времени раскольники).

В 1685 году из-за гонений в Стародубье раскольники бежали за границу: «мнози староверцы оставляющее свои отечества, течаху во оные на Ветке прославляема места, изволяще странствование, оземствование пача утешения своих мест со отступлением. И сицевыми наро­ды пустые место и зверопаствованныя населяхуся, и вместо древесь людей умножения показася, трава и терния растущая в вертограды и садовая обратишася, гради втория показашася населением человек, ими же населялися Косецкая, Романово, Леонтиева» [6, с. 656]. Старооб­рядцы заняли под своё поселение пустующие земли в 15 верстах от русской границы. Пан Халецкий был рад новым поселенцам, которые заняли пустующие ранее земли и платили за них хороший оброк. Ха­лецкий обещал раскольникам защищать их. Вокруг Ветки образова­лось до 14 слобод; каждая из них имела своё название, но все вместе известны под именем Ветки (Климовский посад, Зыбковский, Клинцовский, Лужковский, Злынский, Митьковский, Шаламовский, Елецкий, Добрянский, Воронцовский, Деменко, Чуровичи, Тимошкин перевоз, Свяцкая, Ардон, Млинка, Радуль) [6, с. 656]. Около Ветки в конце 17 века и в самом начале 18 века образовались и другие слободы на пространстве 30-40 вёрст в окружности, а именно: слобода Косецкая, Дубовый Лог, Папсуевка, Слобода Марьина, Миличи, слобода Крас­ная, Костюковичи, Буда, Крупец, Гродня, Нивки, Грабовка, Тарасов­ка, Спасовка [7, с. 151].

Первоначально русское правительство старалось вернуть бежавших раскольников, обещая им прощение. В 1733 году императрица Анна Ивановна манифестом приглашала ветковцев возвратиться в Россию на свои месса, обещая простить всех виновных [6, с. 659]. Но ответа на этот манифест не последовало. Правительство приняло решение дейст­вовать силой. При выходе русских войск из Польши после завершения войны за польское наследство 1733-1735 гг., войска должны были вывести всех русских беглецов. Корпус в Литве должен был выводить их к Риге и Смоленску; корпус на Волыни — выводить беглецов к Киеву, в Ветку предполагалось направить отдельную команду, которой поручалось разорить жилища раскольников, а самих беглецов предписывалось забирать «… с женами и детьми и со всеми пожитками, и со скотом и с хлебом, сколько на их лошадях поднять будет можно» [7, с. 298].

В начале 1735 г. по распоряжению Киевского генерал-губернатора фон Вейсбаха был организован особый отряд из пяти полков. Командиром был назначен полковник Азовского драгунского полка Я.Г. Сытин [7, с. 300]. Ветка была окружена. Согласно данной Сытину инструкции, дома ветковских слобожан были сожжены, как и монастырские постройки, за исключением церкви, которую было позволено перевезти в стародубские раскольничьи слободы, но при спуске по реке Сож плоты разбило.

Разные исследователи указывают различное число старообрядцев которых нашли Сытин. А.С. Дембовицкий говорит о 40 тысячах [6, с. 659]. М. И. Лилеев называет число 13 234 человека обоего пола. По ведомостям Камер-коллегии выселенных из Ветки насчитывалось 13208 человек: мужчин — 7213, женщин — 5995 [7, с. 302]. Это число нельзя считать полностью отражающим действительное число рас­кольников. Ведь при приближении команды Сытина многие из них по­прятались в лесах. Раскольников возвращали в те места, откуда они бе­жали. Тех, кто не признался, откуда пришли, по указу от 3 сентября I 1735 г. направляли в Ингерманландскую губернию. Монахов разослали по монастырям [6, с. 659]. Вскоре многие вернулись обратно. От после­дователей раскола в Ветку шли постоянные пожертвования и мило­стыни. В 1758 г. на эти деньги была построена новая церковь [6, с. 660]. Возле неё образовались два монастыря: в мужском было до 1200 монахов, в женском — до 100 монахинь [6, с. 663].

В отличие от русского правительства местная шляхта была заинте­ресована в том, чтобы старообрядцы селились в лесистых, неосвоен­ных местах и вели хозяйственную деятельность: вырубали леса, обра­батывали пашни, заводили скот, строили мельницы. Помещики давали раскольникам пустующие земли, а иногда и отбирали их у местных крестьян. Так, в 1760 г. Плесские отняли земли крестьян деревни Рома­новичи и отдали их старообрядцам под монастырь (Пахомьев) [8, с. 144]. Несколько раньше, в 1753 г. были даны земли под заселение Спасовой слободы [8, с. 145].

В 1760 г. императрица Елизавета издала манифест, которым при­глашала ветковских беглецов в Россию, обещая им полное прощение. Указом от 14 декабря 1762 г. было разрешено входить в Россию рас­кольникам, бежавшим за границу, и селиться особыми слободами на ус­ловиях: они содержаться в двойном окладе; имеют свободу записывать­ся в крестьянство или купечество; от податей и работ получают льготы на 6 лет. Указом от 5 марта 1784 г. было внесено дополнение, что «… те из них, кои приемлют таинства церковные и только по суеверию оста­ются в своих обычаях, не развращающих ни слова божия, ни догматов и правил церковных, освобождаются от наложения двойного оклада» [9, 1; л. 459]. Но все эти посулы остались без ответа. В 1764 г. генерал-майор Маслов с двумя полками перешёл границу, окружил Ветку и вывел 20 тысяч человек. Но до его подхода многие раскольники, узнав о приближении войск, бежали в Рогачёвский и иные уезды — к этому времени следует отнести поселения старообрядцев в разных местах будущей Могилёвской губернии. Указом от 26 марта 1785 г. для посе­ления старообрядцев назначались места между Днепром и Десной [9, д. 1, л. 459].

Необходимо отметить, что Ветка, хоть и заселялась рослее «второй выгонки», но перестала быть религиозным центром старообрядчества, хотя и осталась богатым торговым местечком.

В конце 18 в. некоторая часть старообрядцев пошла на соглашение с православной церковью, в результате чего в 1800 г. появилось единоверство. Оно признавало иерархию и догматы православной церкви. Синод назначал в единоверческие церкви своих священников, которые прово­дили служения по старым обрядам и старопечатным книгам. Сохраня­лись и старообрядческие символы. Единоверство рассматривалось православной церковью как средство сближения старообрядцев с пра­вославием [15, с. 309-311]. Так к началу 19 в. была предпринята попытка решения организационного вопроса объединения старообряд­ческой и официальной церквей, а фактически — подчинения первой по­следней. Однако практически единоверие прививалось медленно и слабо.

Отношение государственных властей к старообрядцам и отношение к ним отдельных помещиков не было однозначным. Крупные земле­владельцы, например, граф Н. П. Румянцев, относились к ним благо­склонно, так как они, занимаясь торговлей и предпринимательской деятельностью, приносили имению немалые доходы. К примеру, капитал Лаврентьева монастыря составлял около 50 тысяч рублей [10, с. 23]. Ста­рообрядческие монастыри, пустыни, скиты имели немаловажное зна­чение для хозяйственного развития региона. В 1802 г. был составлен список старообрядческих монастырей и скитов Могилёвской губернии: «… Лаврентиев монастырь, от м. Гомля в 12 верстах (в лесу) во владении графа Н. П. Румянцева (монахов и бельцов более 100 чел.); Иосафский монастырь, влад. Румянцева, от Гомля в 20 верстах (более 100 чел.); скит близ Огородни, от Гомля в 40 верстах, влад. Румянцева (более 50 чел.); Пыханский монастырь, влад. Румянцева, от Гомля в 35 верстах (более 20 чел.); Тырловский монастырь, влад. Румянцева, от Гомля в 7 верстах (до 40 чел.); при Спасской слободе близ м. Гомля женский монастырь (более 50 чел.); скит Чистые Лужи, в 7 верстах от Гомля, влад. Румянцева (до 10 чел.); других помещиков Ветковский монастырь (муж. и жен. до 100 чел.); Абрамовка, близ Ветки (до 40 чел.)» [10, с. 8].

В раскольничьих монастырях и скитах нередко сосредоточивало большое количество старопечатных книг и рукописей. Известно, что 6 1735 г. полковник Сытин забрал из Лаврентиева монастыря 682 книги «да особливо разных мелких книжек и поминаней полтора мешка, да оставленных грамот поповских за печатями две» [7, с. 219].

Несмотря на настороженное отношение властей к старообрядцам, отношение к ним местных землевладельцев диктовалось отнюдь не религиозными соображениями. Так, Н. П. Румянцев всегда видел в них безупречных налогоплательщиков, надёжных партнёров в предприни­мательстве и торговле. В его имении старообрядцы всегда находили благожелательную поддержку. К примеру, старообрядцы Лаврентиевого монастыря просили у Румянцева построить завод. И, хотя в по­стройке было отказано, но, как отвечал им граф «доказательством рас­положения моего оказать вам впредь дать приказанье перемалывать на ближайших к обители вашей мельницах в год до двух сот четвертей ржи, без взыскания подлежащей в доход мой десятины» [9, д. 23, л. 1].

Но далеко не все помещики находились в таких отношениях со ста­рообрядцами. Многие стремились как можно больше взять с них, уве­личивали налоги, что, в свою очередь, вызывало ответную реакцию старообрядцев. О неповиновении раскольников свидетельствует про­шение поверенного княгини Любомирской Одынца о неповиновении старообрядцев Косицких и Ветковских (март 1828 г.) — они уклонялись от платежа оброка и податей. Старообрядцы Могилёвской губернии, Белицкого уезда, местечка Ветки, слободы Косицкой подали прошение к генерал-губернатору Н.Н. Хованскому об освобождении их от по­мещика князя Любомирского.

Здесь прослеживается ситуация, в которой, с одной стороны, власти не хотели идти на конфликт с представителем своего класса, а с другой — встретив упорное сопротивление раскольников, вынуждены были идти на уступки, препятствуя увеличению податей. Но такие случаи были единичными. Правительство, как правило, проводило политику огра­ничения участия старообрядцев в общественной жизни, торговой и предпринимательской деятельности. Об этом свидетельствует секрет­ный циркуляр МВД от 27 мая 1820 г. «О правилах касательно выборов в общественные органы раскольников», вынуждавшего «назначать в начальнические должности в деревнях, заводах и фабриках преимуще­ственно православных и единоверцев, а не раскольников…».

Об усилении гонений на старообрядцев в первой половине 19 в. свидетельствует циркуляр МВД от 14 июля 1835 г. «чтобы с раскольниками, сочетающимися браком с православными в раскольнических церквях, домах, часовнях, равно и с попами их, поступаемо было на общем основании как с совратителями, т. е. предавать суду…», а также циркуляр МВД «О купеческих и мещанских выборах из раскольников”: «… должности градского головы, городского старосты, головы емесленного, вверяемы были непременно православным…».

О гонении на старообрядцев свидетельствует и дело об установле­ний надзора полиции за раскольником Исаевым Ефремом, мещанином Белицы (1846 г.) [11, д. 328], а также дело купца 3-ей гильдии Филатьева Алексея, выбывшего из упразднённого Лаврентиевого монастыря и отказавшегося дать подписку о нераспространении раскола [11, д. 327].

Близкий друг Николая І князь Паскевич-Эриванский, с одной сто­роны, являлся проводником политики усиления давления на старооб­рядцев, а с другой, пользовался услугами старообрядческих купцов. В 1840 г. он запретил раскольникам открывать молельни в Огородне, Марьиной и др. [12, д. 49, л. 14].

Конкуренцию помещичьей торговле в Могилёвской губернии со­ставляли не только отдельные купцы-старообрядцы, но и монастыри, в особенности Лаврентиев. Скорее всего, по просьбе Паскевича был издан указ царя и постановление белицкого земского суда о передаче построек упразднённого Лаврентиевого монастыря князю Паскевичу-Эриванскому. Это событие нашло отражение в старообрядческой лите­ратуре: «Идем во своя мы поневоль. Оставляем храмы, пречудно созда­ны. Златом и сребром богато убраны. За врагов молиться мы в поле будем. Про житье свое въке не забудем. Жили при ръкъ при быстрой Узъ. Но время быстрее всей нашей ръки. Пускай же владъют чужимъ насильно. Скоро Судія воздаст имъ обильно…» [13, с. 128]. 20 марта 1851 г. такая же участь постигла и Пахомьев старообрядческий мона­стырь — его постройки передали Паскевичу [12, л. 17].

Тем не менее, несмотря на политику ограничения роли старообряд­цев в общественной и политической жизни России, они сыграли значи­тельную роль в экономике Могилёвской губернии.

В середине 19 в. Российская империя вступила в новый этап своего развития — кризис феодального по своей сути самодержавия, сконцен­трировавшего в своих руках всю полноту власти в стране. Подчинение православной церкви государству на этом этапе не подразумевало на­личия нескольких вариантов религиозных воззрений, тем более, воз­можно, оппозиционных. Этим объясняется постепенное поглощение Униатской церкви и попытки такого поглощения старообрядчества. Однако старообрядчество имело более широкую социальную базу не только на территории Беларуси, но и в целом но России. Среди его апологетов к этому времени были многие представители зажиточного купечества и предприниматели, обеспечившие независимость данной конфессии.

1. Гісторыя Беларусі: у 6 т. Т. 4. Беларусь у складзе Расійскай імпрыі (канец 18 — пачатак 20 ст.) / М. Біч, В. Яноўская, С. Рудовіч і інш. — Мн. 2005 -519с.
2. Описание документов архива западнорусских униатских митрополитов 1701-1839. — Т. 2. — СПб.: 1907. — 1631 с.
3. Канфесіі на Беларусі (канец 18-20 ст.) / В. В. Грыгор’ева, У. І. Навіцкі, А. М. Філатава. — Мн.: 1998. — 315 с.
4. Бобровский, П. О. Русская греко-униатская церковь в царствование Александра І / П. О. Бобровский. — СПб.: 1890. — 394 с.
5. Уния в документах: Сборник / сост. В. А. Теплова. — Мн.: 1997. — 518 с.
6. Дембовецкий, А. С. Опыт описания Могилёвской губернии / А. С. Дембовецкий. — Т. 2. — Могилёв: 1882. — 1002 с.
7. Лилеев, М. И. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье 17-18 вв. /М. И. Лилеев. — Киев: 1895. — 244 с.
8. Белицкий, Е. Под польским игом. Очерки и штрихи из жизни Могилёвских православных белорусов в 18 веке / Е. Белицкий — Вильна: 1908. — 166 с.
9. Переписка владельца имения гр. Н.П. Румянцева с управляющими Гомельским имением // Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). — Фонд, 3014. — Опись 1. — Дело 23.
10. Горючко, П. С. Материалы для истории раскола старообрядчества Моги­лёвской губ. конца 18-начала 19 в. / П. С. Горючко. — Могилёв, 1902. — 255 с.
11. Опись дел по установлению полицейского надзора // НИАБ. — Фонд, 2001. — Опись 1. — Дело 23.
12. Дело по упразднению старообрядсеского Лаврентьевского монастыря // НИАБ. — Фонд. -3013, — Опись 1. — Дело 49.
13. Старообрядец. — Нижний Новгород, 1906. — 219 с.
14. Никольский, Н. М. История русской церкви / Н. М. Никольский. — I Мн., 1990. — 539 с.

Автор: В.И. Сычёв, И.И. Талецкая
Источник: Православие на Гомельщине: историко-культурное наследие и современность [Текст]: сборник научных статей / Г. А. Алексейченко (ответств. ред.) [и др.]; М-во образования РБ, Гомельский госуниверситет им. Ф. Скорины. — Гомель: ГГУ им. Ф. Скорины, 2010. — 212 с. Ст. 75-82.