Владимир Стрекопытов. Мятежный командир

Долгое время события Гомельского антибольшевистского восстания, известного как «Стрекопытовский мятеж», оставались в числе малоизвестных и неизученных страниц Гражданской войны 1918-1920 гг. Несмотря на то что уже в первые годы советской власти вышел ряд пуб­ликаций на основе воспоминаний участников тех драма­тических событий, за рамками исследования оставались многие факты, связанные с восстанием. О руководителе повстанцев сохранились самые скудные сведения: фа­милия, по которой восстание вошло в историографию, и упоминание, что он был бывшим офицером и начхозом. Такие сведения представлены в книге Г. Лелевича «Стрекопытовщина»¹, изданной в 1923 г.

В дальнейшем, словно намеренно, само имя под­вергалось искажению. Так, в Большой советской энцикло­педии указано: «Возглавил выступление бывший царский прапорщик М. А. Стрекопытов»². Там же дается ссылка на источник сведений: Голинков Д. Л. «Крушение антисо­ветского подполья в СССР (1917-1925 гг.)». Как сказано в аннотациях к книгам Давида Львовича Голинкова, он являлся юристом, бывшем чекистом, следователем по особо важным делам прокуратуры УССР, РСФСР, СССР. Занимательно, что в указанной книге Голинков, повествуя о Гомельском восстании, сообщил только фамилию ру­ководителя выступления — Стрекопытов!³ Так откуда в энциклопедии взялись инициалы «М. А.»? Действительно существовал прапорщик Михаил Алексе­евич Стрекопытов 1893 года рождения. Из мещан Тульской губернии, из Тулы. Из его послужного списка известно, что он «окончил Тульское 2-е городское 4-классное училище. Призван на военную службу Тульским УВН 08.09.1915 г. Окончил Оренбургскую школу подготовки прапорщиков и приказом Командую­щего войсками Казанского Военного Округа № 481 от 19 апреля 1916 г. произ­веден в прапорщики. Назначен на службу в 137-й пех. зап. батальон»⁴. В 1918 г. принят кандидатом на должность инструктора военного обучения в Тульский губернский комиссариат по военным делам⁵. В состав полков, принимавших участие в Гомельском восстании, не входил. Почему его имя записали в руко­водители антибольшевистского восстания — неизвестно.

Настоящее имя руководителя Гомельского восстания стало известно бла­годаря исследователям из Эстонии, обнаружившим следственное дело участ­ников Гомельского восстания на исходе прошлого столетия⁶.

Это имя — Владимир Васильевич Стрекопытов.

Он родился 4 июня 1890 г. (по ст. ст.)⁷. Происходил из мещан Тульской губернии. За время проживания в Туле семья сменила несколько мест житель­ства. Наконец в 1912 г. ими был куплен у наследников Масловых и Ананьевых большой дом с садом на Арсенальной улице⁸. К сожалению, дом был разрушен в 1970-е гг. во время застройки квартала панельными домами.

Отец, Василий Филиппович Стрекопытов, умер в 1928 г. Мать, Серафима Ивановна Стрекопытова, умерла в 1920 г. Братья — Валериан (12.10.1888 г. р.)⁹, Сергей (1893 г. р.)¹⁰, Лука (1894 г. р.); сестра — Нина (01.11.1887 г. р.)¹¹.

В анкете, оформленной при задержании в НКВД, следователь указал социальное происхождение его семьи: «Отец — фабрикант. Мать — тоже»¹². При упоминании слова «фабрикант» непременно рисуется образ богатого и злобного эксплуататора. На самом деле история богатства его отца не менее занимательна. Ее поведал Александр Сергеевич Фролов (1880-1931) в своей книге «О былом и пережитом. Воспоминания тульского рабочего» (первое из­дание вышло в Государственном издательстве Украины в 1923 г.). Александр Фролов — рабочий из Тулы, активный участник революционного движения, делегат первой конференции Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) в Таммерфорсе (Финляндия) в 1905 г., писатель. За свою жизнь ему довелось быть участником многих интересных событий и встретиться со многими людьми. Одним из них стал Василий Филиппович Стрекопытов, до 1905 г. управляющий крупной старинной скобяной фабрикой Земцова в Туле¹³. Человек он был явно незаурядный. Несмотря на свое положение, посещал ми­тинги рабочих, на которых с речами выступал Фролов. После одного из таких выступлений В. Ф. Стрекопытов помог Фролову скрыться от полиции и неко­торое время укрывал его у себя дома. Более того, он попросил принять в «свою партию [РСДРП] моих двух сыновей. Сделайте из них настоящих людей»¹⁴. «Через некоторое время, — вспоминает Фролов, — я обрел приют в доме Стрекопытова и познакомился с двумя сыновьями — Владимиром и Вале­рьяном, из которых первый стал впоследствии деятельным работником в с.-д. организации, второй же проработал немного и ушел пессимистом с оттенком андреевского Онуфрия¹⁵»¹⁶.

Василий Стрекопытов благодаря в том числе статьям Фролова обратил внимание на отставание российских кустарей-производителей скобяных из­делий от машинной выработки немецких промышленников. «Он даже съездил в Германию, — отмечает Фролов, — и специально изучил там постановку ско­бяной промышленности»¹⁷. Он придумывает новый оконный и дверной прибор, как называет его Фролов, и получает патент на свое изобретение. Находит инвестора в лице калужского купца Смирнова и добывает на развитие про­изводства 10 тыс. руб. На эти деньги открывает в Туле производство своего прибора и начинает его продажу сначала «через крупную московскую фирму Красавина»¹⁸, а потом напрямую крупным застройщикам. Выкупает долю купца Смирнова. А после освобождения Фролова из тюрьмы, где последний отбывал семилетний срок за революционную деятельность, приглашает его к себе на производство в качестве управляющего.

К тому времени число занятых на производстве рабочих составляло уже порядка ста человек. «Сознательные», хорошо оплачиваемые рабочие работали сдельно и получали около двух рублей в день. Как свидетельствует Фролов: некий рабочий «Пушкин двенадцать в неделю заработал». На произ­водство «…рабочие положили часы: с семи до шести, два — на обед»¹⁹. Это в то время, когда средняя зарплата рабочего по России составляла 37,50 руб. в месяц, а продолжительность рабочего дня — 10,5 ч. По утверждению Фро­лова, Стрекопытов полагал, что «новую жизнь рабочим мы (“новые, культурные фабриканты”, по словам Стрекопытова) принесем, а не социалисты, потому что у них нет самого главного: коммерческих знаний»²⁰. Через некоторое время административные и идейные разногласия между Фроловым и Стрекопытовым привели к увольнению первого. В завершение этой занимательной истории Фролов пишет: «Дальнейшему процветанию хозяина (Стрекопытова. — Н. Ж.) помешала война и революция»²¹. В современном понимании это был успешный предприниматель. В формулировке следователя НКВД слово «фабрикант» под­черкивало классовое различие.

Владимир Стрекопытов окончил полный курс Тульского городского 4-классного училища. Уже в молодые годы он был активным участником РСДРП. По собственному утверждению, примыкал к ней с 1903 по 1908 г.²² По настоя­нию отца Владимир, как и другие братья, зарабатывал себе, по выражению Фролова, «в чужие люди», чтобы не быть «папенькиным сынком»²³. На действи­тельной военной службе не состоял, являлся ратником ополчения с 1911 г. В то время призыву на действительную воинскую службу подлежали мужчины, до­стигшие 20-летнего возраста. Русская армия имела постоянный состав порядка одного миллиона двухсот тысяч человек, призыв на действительную службу осуществлялся по жребию. Те, кто избежал призыва, зачислялись в ратники ополчения. Они проходили кратковременное воинское обучение в течение трех месяцев в военных лагерях и находились в воинском запасе.

Из послужного списка Владимира Стрекопытова следует, что он «с на­чалом Великой войны призван по мобилизации из ополчения 17 октября 1914 года и зачислен во 2-й пехотный запасной батальон». Воинская часть на­ходилась в Выборгской губернии, в г. Фридрихсгаме (ныне — Хамина (Hamina), Финляндия), расположенном на берегу Финского залива. Командованием батальона отобран для направления на учебу на специальные 4-месячные курсы в школу подготовки офицеров военного времени. 2 августа 1915 г. он был зачислен во 2-ю Петергофскую школу прапорщиков, находящуюся в окрестно­стях Петрограда. По окончании курса приказом по 6-й армии от 10 июля 1915 г. произведен в прапорщики и отправлен 13 июля того же года в распоряжение начальника 20-й пехотной запасной бригады²⁴. Высочайшим приказом от 22 марта 1916 г. производство в прапорщики было утверждено.

На основании приказа главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта от 16 июля 1915 г. за № 1686 прапорщик Стрекопытов был зачислен в состав 276-го пехотного Купянского полка с 13 сентября 1915 г. (приказ по 276-му пехотному Купянскому полку № 36 от 05.02.1916 г.)²⁵. За боевые от­личия в делах против неприятеля награжден орденом Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (приказ командующего 10-й армией 1916 г. за № 1032; приказ по 69-й пехотной дивизии № 239 от 10.08.1916 г.)²⁶. Высочайшим при­казом, состоявшимся 24 сентября 1916 г., на основании приказа по военному ведомству 1915 г. № 563, ст. 1, произведен из прапорщиков в подпоручики со старшинством с 1 января 1916 г.²⁷ Награжден орденом Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом (приказ командующего 10-й армией 1916 г. за № 1861; приказ по 69-й пехотной дивизии № 16 от 14.01.1917 г.)²⁸. Награжден орденом Св. Станислава 2-й ст. с мечами (приказ командующего 10-й армией 1916 г. за № 1901; приказ по 69-й пехотной дивизии № 32 от 01.02.1917 г.)²⁹.

Вместе с Владимиром Стрекопытовым в одном полку служил его брат — Лука³⁰. О нем известно следующее. Начал службу в 39-м Сибирском стрел­ковом полку, был ранен 29 августа 1915 г. у местечка Густа, стрелок. Холост³¹. Проходил лечение в Царскосельском военном госпитале и комиссией врачей 21 декабря 1915 г. признан годным к военной службе³². После выздоровления ему удалось перевестись в полк, где служил брат Владимир, и быть прикоман­дированным к полковой канцелярии (по состоянию на 04.04.1916 г. рядовой).

Армейская жизнь Владимира Стрекопытова не отличались от будней других офицеров военного времени. 21 декабря 1915 г. сводная рота 276-го пехотного Купянского полка приняла участие в высочайшем смотре армии, бывшем у местечка Молодечно³³. Парад частей армии принимал сам Государь Император. В январе-марте 1916 г. полк занимал позиции на реке Березина в Виленской губернии, а с апреля у д. Милейково (Кревской волости). У ме­стечка Крево полк будет занимать позиции до ноября 1917 г. А пока, в начале но­вого 1916 г., Стрекопытов тяжело заболел и с 4 января по 25 февраля находился в госпитале³⁴. После выздоровления состоял командиром взвода в сводной роте полкового резерва³⁵. Согласно приказу по полку № 110 от 19.04.1916 г. прапорщик Стрекопытов был назначен мл. офицером 7-й роты³⁶. Согласно при­казу по полку № 282 от 07.10.1916 г. прапорщик Стрекопытов получил отпуск на 21 день с 5 октября 1916 г.³⁷

В январе 1917 г. началось формирование новых полков и дивизий в со­ставе 10-й армии, на комплектование которых выделялись в том числе солдаты и офицеры действующих полков. На основании приказа командующего 10-й армии № 548 от 3 апреля 1917 г. из состава 276-го пехотного Купянского полка было перемещено 17 офицеров, в том числе подпоручик Стрекопытов Вла­димир, во вновь формируемый 700-й пехотный Елатомский полк³⁸.

700-й пехотный Елатомский полк вошел в состав 175-й пехотной дивизии 38-го армейского корпуса. Вирус разложения армии, запущенный Февраль­ской революцией, в полной мере отразился и на полках дивизии. В конце июня 1917 г. командир 38-го армейского корпуса донес военному министру Керен­скому, «что солдаты полков 175-й и 69-й пех. дивизий грозят дикой расправой своим офицерам, считая их виновниками предполагаемого наступления»³⁹. Тем не менее 175-я пехотная дивизия приняла участие в последней крупной насту­пательной операции Русской армии на Западном фронте, в так называемом сражении под Крево. В ней 700-й пехотный Елатомский полк пошел в первой линии наступающих частей. Перед общей атакой была проведена самая мощная артиллерийская подготовка наступления Русской армии за все время войны! Начавшееся по приказу ставки наступление 9 июля 1917 г. в первый же день провалилось. Из отчета начальника штаба 175-й пехотной дивизии подполков­ника Шафаловича о боевых действиях дивизии: «6-го июля. С 2-х часов стали поступать донесения, что в полках идет глухое брожение; солдаты волнуются и высказываются против наступления»⁴⁰. 9 июля в 7 часов полки дивизии после длительной артподготовки бросились в атаку. В 699-м полку не принимали уча­стия в атаке 9, 10, 12-я роты, оставшиеся во время боя в своих окопах. «Между тем, около 9 час. 20 мин. волны 700 и 698 полков подошли к Попелевичскому лесу и здесь встретили незначительное сопротивление противника. Однако вследствие отхода 699 полка и потерь, особенно в командном составе 1) от пу­леметного и флангового арт. огня части 700 и 698 полков, не видя за собой под­держки, начали в свою очередь отходить»⁴¹. «Потери дивизии за бой 6-9 июля убитыми и ранеными, контуженными и без вести пропавшими 134 офицера, 3059 солдат и 30 пулеметов»⁴².

На этом печальном фоне Шафалович отмечает многочисленные факты уклонения солдат от боя. Командующий 175-й пехотной дивизии в рапорте от 18 июля 1917 г. приводит такие примеры: «В 700 пех. Елатомском полку 7-го июля 36 человек первой роты отказались идти в наступление. Указанные солдаты немедленно были отправлены в штаб корпуса для предания суду»⁴³. Вместе с тем участниками тех боев были выказаны примеры мужества и храбрости, отмеченные многочисленными наградами. И все же дисциплина в полках про­должала падать, чему свидетельство — телеграмма командира 700-го пехот­ного Елатомского полка подполковника Пражмовского от 27 сентября 1917 г.: «Пятая рота 87 чел. отказались выйти 25/го сентября на занятия заявив, что довольно уже воевать довольно заниматься мало выдают хлеба увещания не имели успеха. НР 151 за командира 700 пех Еламского полка подполковник Пражмовский»⁴⁴.

К сожалению, в фондах РГВИА не удалось выявить дополнительные до­кументы о службе Стрекопытова в указанном полку. Известно, что в 1918 г. при мобилизации в Красную армию Стрекопытов отметил свое последнее воинское звание в составе 700-го пехотного Елатомского полка как штабс-капитан⁴⁵.

Примерно в июне 1918 г. Стрекопытов был призван в Красную армию. Это произошло у него на родине в Туле. Он был принят на должность младшего офицера, затем командира роты и батальона. Летом того же года в Тульской губернии шло формирование первых полков Красной армии. Они получили соответствующее название: 1-й и 2-й Тульские Советские пехотные полки. Впо­следствии, с введением общей нумерации полков, они получили порядковые номера: 67-й и 68-й стрелковые полки.

Необходимо отметить, что во главе Тульского губернского военного ко­миссариата в 1918 г. находился Дмитрий Прокофьевич Оськин. Из крестьян Епифанского уезда Тульской губернии, бывший учитель, участник войны в со­ставе 11-го пехотного Псковского полка, за боевые отличия был произведен из нижних чинов в прапорщики; войну закончил, так же как и Стрекопытов, в звании штабс-капитана. Но Оськин сразу после Февральской революции стал активным сторонником революционных преобразований в армии, входил в состав полкового и дивизионного комитетов, вступил в партию левых эсеров, а в 1918 г. перешел в партию большевиков.

О революционной деятельности Стрекопытова в армии неизвестно. В Туле, еще до мобилизации в Красную армию, он в 1918 г. вступил в партию РСДРП (меньшевиков)⁴⁶. Это была одна из самых внушительных партий, поль­зовавшихся популярностью среди рабочих города. К тому времени политиче­ская деятельность партии еще не была окончательно запрещена, и ее пред­ставители входили в состав органов государственного управления. Однако после левоэсеровского мятежа в Москве в июне 1918 г. они были лишены постов и выведены из Советов всех уровней. По утверждению Стрекопытова, он только оформил членский билет партии меньшевиков, но политической деятельностью в 1918 г. в Туле не занимался. Тем не менее у тульских чекистов в конце ноября того же года появились основания для ареста Стрекопытова по обвинению в контрреволюционной агитации⁴⁷. Возможно, арест явился от­зывом на волну крестьянских восстаний, прокатившихся по Тульской губернии в ноябре 1918 г. В конце декабря Стрекопытов был освобожден и переведен на должность заведующего хозяйством 68-го стрелкового полка. В начале января 1919 г. Тульская бригада в составе 67-го, 68-го стр. полков, а также артилле­рийского дивизиона выбыла из Тулы в направлении г. Бобруйска на западной границе России. Позднее к ним присоединился кавалерийский дивизион, сформированный в Москве.

Тульский губвоенком Д. П. Оськин в своих мемуарах «Записки военкома» уделил внимание в том числе и Стрекопытову. Рассказывая о трудностях фор­мирования Тульской бригады, он упоминает такой эпизод: «Вызывает опасение состав штаба бригады, особенно начальник штаба — Доссе, бывший крупный помещик и полковник старой армии. Это опасение особенно усугубилось после прихода Доссе ко мне вместе с командиром 1-го батальона — Стрекопытовым. Пришли они ко мне по вопросу о дополнительном отпуске запасного оружия, пулеметов и винтовок. Так как запасное оружие по штату не положено, то я им отказал»⁴⁸.

Ввиду эпидемии тифа в Бобруйске Тульская бригада была переведена в Гомель. Только к 15 января 1919 г. этот город оставили части немецкой армии и в нем утвердилась советская власть. В это время бригада испытывала острый недостаток в продовольствии, в некоторые дни нечем было кормить солдат. По поводу обеспечения бригады продуктами и имуществом Стрекопытов обра­щался в том числе и к руководителям городских служб Гомеля. Однако местные начальники рассматривали Тульскую бригаду как воинскую часть, временно находящуюся на подведомственной им территории, и оказывали ей только минимальную помощь. Знали бы они, чем им это обернется!

Комиссар бригады Ильинский в докладе о состоянии бригады на 15 марта 1919 г. отмечал: «Вся работа наша уходит на то, чтобы успокоить недовольных, не допустить дело до угроз и бунта, и всему виной отсутствие продовольствия и обмундирования»⁴⁹. Помимо указанных причин, в солдатской среде росло возмущение действиями советской власти, такими как реквизиции, произвол властей, разруха, кровопролитие и пр. Несколько человек из командного со­става бригады было арестовано и несколько человек расстреляно уже в Гомеле.

В начале марта того же года Тульская бригада выступила на фронт в район г. Овруча для отражения наступления украинской армии Петлюры. После первых неудачных боев солдаты отказались выполнять приказы командования, захватили эшелоны и вернулись в Гомель.

По утверждению Стрекопытова, данному им на следствии в 1940 г., он не принимал участия в организации выступления солдат на фронте. Восстание застало его на станции Калинковичи, куда он прибыл для устройства базы снаб­жения полков⁵⁰. В местечке Калинковичи Стрекопытов предотвратил погром и разграбление лавок мародерами из числа солдат. Это было 22 марта 1919 г. Тем же вечером он отбыл с эшелонами в сторону Гомеля. Солдаты избрали по­встанческий комитет во главе с прапорщиком Криденером и намеревались от­правиться на Брянск и далее к себе на родину в Тулу. В. В. Стрекопытов вступил в переговоры с повстанческим комитетом, разговор происходил на площадке вагона в окружении нескольких сотен солдат. Он произнес короткую речь и за­кончил ее призывом: «Да здравствует Учредительное Собрание!». Солдаты от­кликнулись на призыв и предложили: «Раз ты взялся, то и веди нас!». Он согла­сился руководить бригадой с условием полного подчинения. Повстанцы заняли город и в результате осады захватили гостиницу «Савой», которую оборонял отряд защитников советской власти. Было арестовано около 150 человек. На несколько дней Гомель оказался в руках повстанцев. В. В. Стрекопытов был объявлен командующим 1-й армией Народной Республики. Политическое ру­ководство восстанием взял на себя образованный «Полесский Повстанческий Комитет». Были выдвинуты лозунги:

«1. Вся власть Учредительному Собранию.

2. Сочетание частной и государственной инициативы в области торговли и промыш­ленности в зависимости от реальных требований хозяйственной жизни страны.
3. Железные законы об охране труда.
4. Проведение в жизнь гражданских свобод.
5. Земля — народу.
6. Вступление русской республики в лигу народов»⁵¹.

Под напором отрядов Красной армии повстанцы оставили город в ночь на 29 марта. Перед уходом по настоянию матросов, примкнувших к повстанцам, Стрекопытов, по собственному утверждению, дал согласие на расстрел 12 че­ловек (в основном члены ревкома и ЧК). Фактически после занятия города частями Красной армии было обнаружено 14 замученных человек. Позднее в сквере, недалеко от бывшей гостиницы «Савой», было захоронено 25 че­ловек — жертв восстания. В советской историографии это восстание получило название «Стрекопытовский мятеж».

Чтобы иметь представление о его масштабе, отмечу, что Гомель покинули около 6000 повстанцев, в том числе около 200 офицеров⁵². Почти половине из них удалось выйти на территорию, занятую украинской армией. В штабе командующего Северной группой украинских войск атамана Оскилко были до­стигнуты договоренности о вхождении повстанцев в состав украинской армии в качестве Русско-Тульского отряда. Возможно, одним из благоприятных об­стоятельств, способствовавших созданию этого союза, стало то, что атаман Оскилко в период службы в Первую мировую войну был прапорщиком и по июль 1917 г. служил в 77-м пехотном запасном полку в Туле!⁵³ Несколько офицеров из Тульской бригады оказались его сослуживцами. Также туляки установили хорошие отношения с начальником штаба Северной группы войск генералом В. Н. Агапеевым.

Часть туляков в составе 1-го и 2-го пехотных Тульских полков приняла участие в боях с Красной армией под г. Новоградом-Волынском. К середине мая 1919 г. на украинском фронте произошли серьезные перемены. Украин­ская армия понесла значительные потери под ударами польской и Красной армий и оказалась на грани полного развала; под ее контролем оставалась только незначительная территория на Волыни. К тому же украинское командо­вание стало заменять командный состав в Тульских полках на украинских офи­церов. В этих условиях, по заявлению Сергея де Маньяна, участника отряда, «чувствуя уходящую из-под ног почву, руководители туляков решили искать более высоких покровителей»⁵⁴. В. В. Стрекопытов увел Русско-Тульский отряд в расположение польской армии под г. Луцк. В начале перехода был составлен договор с командующим Польско-Волынским фронтом генералом Бабянским. Согласно договоренности оружие отряда должно было оставаться при отряде, но в отдельном вагоне. Однако вскоре поляки изменили свое решение и интер­нировали состав отряда в Брест-Литовскую крепость.

В конце мая 1919 г. между верховным командованием польской армии и представительством армии генерала Н. Н. Юденича в Польше было подписано соглашение, разрешающее командованию Белых армий пополнять свой состав за счет интернированных русских частей, находящихся в Польше⁵⁵. В следу­ющем месяце в Брест-Литовск прибыл мичман Данилевский⁵⁶ — представитель Западного корпуса⁵⁷ во главе с князем Ливеном из состава Северной армии (в дальнейшем Северо-Западной армии). По соглашению с Данилевским, под­писанному Стрекопытовым, тульскому отряду отводилось место 4-й бригады в составе означенного корпуса. Тремя эшелонами⁵⁸ отряд был отправлен без оружия и снаряжения в Митаву. По пути, в Варшаве, Стрекопытов встретился с председателем Русского комитета генерал-майором Глобачевым.

В Митаве светлейший князь Ливен при поддержке немцев формировал русские части. В. В. Стрекопытов встретился с князем у него на квартире, так как последний был болен после ранения. А. П. Ливен заявил примерно следующее: «Я нашел нужным расформировать Ваш отряд, поэтому требую подчиниться. В противном случае прикажу Вас арестовать и если нужно, то и расстрелять»⁵⁹. «Стрекопытов назначил экстренное совещание командиров отдаленных частей Тульского отряда для изыскания выхода из создавшегося положения»⁶⁰. Решение проблемы пришло в виде приглашения на переговоры со стороны полковника Бермонта⁶¹, также формировавшего русские части в Митаве. После встречи с ним Стрекопытов согласился на вступление Туль­ского отряда в отряд имени графа Келлера. Так официально именовалось во­инское соединение, формируемое под командой полковника Бермонта. Сергей де Маньян вспоминал: «Наше вступление в отряд имени гр. Келлера увеличи­вало его численный состав чуть ли не вдвое»⁶².

Полковник Бермонт, впоследствии именовавший себя князем Аваловым, имел финансовое и материальное обеспечение с немецкой стороны. Когда ан­глийское командование передало ему приказ о переводе его отряда на фронт в Эстонию для поддержки Северо-Западной армии (СЗА) под команду генерала Юденича, то он отказался его исполнить. Англичанам ничего не оставалось, как передать такой приказ непосредственно в штаб Тульского отряда. В. В. Стрекопытов снова отправился к полковнику Бермонту, чтобы урегулировать отъезд Тульского отряда. Туляки сдали полученное новое обмундирование и, обла­чившись в свои прежние лохмотья, через г. Ригу на пароходе «Саратов» были доставлены в г. Гунгенбург в устье реки Нарва, а затем на баржах в г. Нарву. Ввиду особенностей своего формирования СЗА имела главнокомандующего в лице генерала Юденича и командующего — генерала Родзянко. Возникавшие между ними разногласия отразились и на положении туляков. Поначалу ге­нерал Родзянко обещал тулякам полковую организацию⁶³. Сохранился проект приказа от 29 июля 1919 г., согласно которому с 24 июля 1919 г. в составе армии подлежала формированию воинская часть с наименованием «Тульский отряд»⁶⁴ под командой штабс-капитана Стрекопытова, в составе запасных частей под командой генерала Нефа⁶⁵. Однако приказ о формировании Тульского отряда так и не вступил в силу из-за определенных событий, происшедших на фронте.

В конце июля создалась угроза захвата наступающими частями Красной армии г. Ямбурга. Согласно воспоминаниям генерала Родзянко, по распоря­жению главнокомандующего генерала Юденича на оборону Ямбурга был от­правлен отряд туляков в 600 человек⁶⁶. При этом сам генерал Родзянко открыто противился обороне города и способствовал его сдаче большевикам. По пока­заниям Стрекопытова, «ген. Родзянко потребовал от меня 400 чел. на закрытие Ямбургского прорыва. Долго я не соглашался на гибель 400 моих друзей, но впоследствии согласился, выделив 400 чел. во главе с шт.-кап. Пшибыш»⁶⁷. Этот отряд, получивший название 1-й Тульский пехотный полк, прибыл в Ям­бург, когда в нем уже шли бои. К счастью, потери в полку были небольшими. При въезде в Ямбург машины с туляками были обстреляны прорвавшимися в город броневиками Красной армии. Командир Иосиф Пшибыш и несколько человек с ним были ранены, остальные разбежались. 4 августа Ямбург был оставлен Белой армией. Тульский полк продолжал вести бои в окрестностях города по 7 августа⁶⁸. После того как Стрекопытов отправился в Нарву для доклада генералу Юденичу по этому поводу, генерал Родзянко воспользовался ситуа­цией и распорядился расформировать состав Тульского отряда по разным полкам СЗА.

Этому шагу предшествовало письмо Родзянко к Юденичу от 8 августа 1919 г., т. е. всего через 10 дней после приказа о формировании Тульского от­ряда: «Секретно! Главнокомандующему Сев.-3ап. фронтом. Приказом войскам Северо-Западной армии от 29-го июля с. г. за № 8, было предписано сформи­ровать из пехоты Тульского отряда — Тульский полк. В настоящее время вы­яснилось, что формирование этого полка, в особенности под командованием штабс-капитана Стрекопытова и с оставлением в нем офицеров этого отряда, может быть небезопасным, а поэтому прошу разрешения разбить весь отряд по частям и влить его в уже существующие полки». Подпись: «Генерал-майор Родзянко»⁶⁹. По-видимому, генерал Родзянко посчитал за лучшее избавиться от строптивого командира и его сплоченной команды. При этом большое число туляков, включая и Стрекопытова, попали в Георгиевский стрелковый полк (по состоянию на 01.10.1919 г.)⁷⁰.

В. В. Стрекопытов возмущался решением о роспуске его отряда, но к тому времени началась подготовка к решительному наступлению на Петроград, и генерал Юденич предложил ему занять пост в штабе генерала Арсеньева. Но Стрекопытов отказался принять это предложение и прикомандировался к штабу инспектора авиации СЗА, которым командовал бывший член Тульского отряда полковник Степин. «На этой должности я служил до конца разгрома армии Юденича в звании капитана», — так Стрекопытов подытожил свои показания в НКВД⁷¹. Однако Владимир Васильевич Стрекопытов не был точен в указании своего воинского звания. В ряде документальных источников, последовавших после ликвидации СЗА, его звание указывается как полковник. В частности, в отчете Комитета русских эмигрантов в Эстонии за 1 апреля — май 1920 г.⁷² При ликвидации СЗА в январе 1920 г., перед увольнением из армии, многие офицеры были повышены в званиях. К сожалению, соответствующего приказа по СЗА в отношении Стрекопытова пока обнаружить не удалось.

Отличившиеся во время Гомельского восстания офицеры отряда были награждены орденами и повышены в званиях согласно приказу главнокоман­дующего войсками СЗА (№ 57 от 15.08.1919 г.). Этим же приказом Стрекопытов был произведен в капитаны со старшинством с 25 марта 1919 г.⁷³

28 сентября 1919 г. началось наступление СЗА на Петроград. Северозападники дошли до предместья города, но потерпели тяжелое поражение. Армия отступила на территорию Эстонии, где и была расформирована в феврале 1920 г., после заключения мирного договора между Советской Россией и пра­вительством Эстонии.

В. В. Стрекопытов совместно с подрядчиком М. Ульяновым получил кон­цессию на разработку леса. Им была организована Тульская рабочая артель⁷⁴, куда призывались бывшие чины СЗА. Всего в артель входило свыше тысячи человек. В дальнейшем Стрекопытов получил самостоятельно от Центрального комитета топлива участки леса и расстался с подрядчиком. В июне 1920 г. ар­тель покинули свыше 400 туляков, они отправились в Польшу, где происходило формирование русских частей для продолжения борьбы с большевиками⁷⁵. В. В. Стрекопытов остался в Эстонии руководить артелью. В ноябре 1920 г. к нему в Таллин приехал из Польши представитель Бориса Савинкова Дикгоф-Деренталь. Последний агитировал его приехать в Польшу с оставшимися людьми и возглавить полк имени Учредительного собрания в составе армии генерала Булак-Балаховича. Но к тому времени между Советской Россией и Польшей был заключен мирный договор, а русские антибольшевистские армии в Польше были разгромлены в ноябрьском походе 1920 г.

Одним из серьезных нареканий, встречающихся в публикациях, посвя­щенных положению бывших чинов СЗА в Эстонии, является обвинение Стрекопытова в эксплуатации труда своих бывших товарищей и наживе за их счет. История этого вопроса относится ко времени ликвидации СЗА. Эстонское Уч­редительное собрание 2 марта 1920 г. утвердило обязательное постановление, согласно которому на принудительные лесные работы, а также на заготовку сланца и торфа подлежали «лица без определенных занятий». Этот закон был прежде всего направлен против бывших северозападников. Именно они стали «добычей» подрядчиков, организовавших многочисленные рабочие артели. Условия работы в них не регламентировались, оплата труда была низкой.

Современники отмечали невыносимые условия жизни и труда рабочих на лесных разработках, сравнивая их с рабским положением. Но вопрос состоит в том, насколько справедливы обобщенные обвинения применительно к Туль­ской артели? Единственный известный пример приведен в статье бывшего редактора «Вестника Северо-Западной армии» Г. И. Гроссена, опубликованной в 1924 г.: «К стыду некоторых офицеров северо-западной армии нужно сказать, что были и такие, которые сами сделались подрядчиками и, увы, в своих эксплоататорских (так!) наклонностях не уступали эстонским предпринимателям. Образовались так называемые трудовые артели (Стрекопытова, Ветренко и др.). Стрекопытов (командир тульского отряда), по словам его жертв, жал своих рабов не меньше других подрядчиков, — и далее автор обрисовывает положение ра­бочих. — Рабочие вырабатывали едва ли больше 30 марок на еду, но и эти деньги они не получали в срок. Не мало офицеров было в роли надсмотрщиков, на ко­торых лежала обязанность поддержания дисциплины, т. е. почти жандармские функции, что, конечно, было недостойно офицерского звания»⁷⁶.

Работы на лесных разработках были исключительно тяжелыми, особенно в зимнее время, когда только образовалась Тульская артель. Однако необхо­димо принимать во внимание, что артель организовывалась при отсутствии денег, жилья, инвентаря, одежды, было много больных. Все указанные причины, несомненно, влияли на условия быта и работы людей, что нашло отражение в эмоциональной критике Г. И. Гроссена. Деньги на содержание работников Стрекопытов получил авансом от Центрального комитета топлива. Недаром он указывает, что вначале собралось свыше 1000 человек. А в марте у него работали уже 600-700 человек. По-видимому, тяжелые условия труда и быта стали причиной их ухода. При этом исследователи почему-то упускают из виду главную цель создания Стрекопытовым артели. Это — сбор его бывшего рас­сеянного отряда. Я полагаю, в этом он видел свое назначение. Ему доверились в Гомеле люди, он их привел в Эстонию и теперь должен был им помочь.

В пользу этой версии указывает и тот факт, что руководителями отде­лений в артели стали его бывшие соратники: командир артдивизиона Вла­димир Бранд⁷⁷ и командир кавдивизиона Сергей Степин⁷⁸. Это были люди, без преувеличения, исключительной честности. Другим показательным сви­детельством в пользу указанной версии является записка о положении ра­бочих на лесных работах от 1 августа 1920 г., составленная членом Комитета русских эмигрантов в Эстонии И. Евсеевым. На этот же документ ссылается Гроссен. Необходимо отметить, что в его статье неверно указаны инициалы Евсеева: «Е. Т.»⁷⁹. Правильные инициалы: И. Т. — Иван Тимофеевич⁸⁰. При этом вызывает вопрос, почему Гроссен не привел в своей работе ряд важных за­мечаний, сделанных в указанном отчете. В частности, Евсеев отмечает: «На­шлись и предприимчивые начальники частей, которые организовали рабочие артели из своих бывших товарищей и приняли на себя подряды /полковник Стрекопытов, генерал Ветренко/. Обследование положения таких артелей показало, что характерные для частных подрядчиков мотивы в настоящих слу­чаях отсутствовали»⁸¹. Под характерными мотивами, И. Евсеев понимал «из­влечение предпринимательской прибыли». В отношении врачебно-санитарной помощи Евсеев также отмечает, что «непосредственно подрядчиками ничего не предпринято (за исключением полковника Стрекопытова) для обеспечения рабочих первоначальной медицинской помощью. В случае тяжелых заболе­ваний больные отправляются за счет подрядчика или Комитета⁸² [топлива] в ближайшую больницу»⁸³.

Порой встречаются свидетельства двоякого смысла, которые сложно ин­терпретировать, оставаясь на позициях непредвзятого исследователя. К таким относится публикация в газете «Варшавское слово» от 11 июня 1920 г. Речь идет о статье «Что делают бывшие чины Сев.-Зап. Армии в Эстонии». Судите сами по приведенному тексту статьи:

«Начальники фронтовых частей в большинстве случаев не оставили свои части и де­лят с солдатами невзгоды и горе. Они образовали артели и отправились в леса на работы. Известный ген<ерал> Ветренко, вождь туляков Стрекопытов, выведший большой отряд из г. Гомель, где тульский полк поднял восстание против большевиков, и другие командиры полков — работают, не покладая рук, со своими соратниками.

Охрана труда по отношению к этим артелям отсутствует. Со стороны предприни­мателей видна попытка прикрепить рабочих к тем районам, где они работают, что им при настоящем положении в отношении выдачи русским паспортов легко и удается. Получить русским беженцам право жительства в том или ином городе или селении крайне трудно. Для беженцев существует черта оседлости, их “материальное положение ниже среднего”»⁸⁴.

Двойственность восприятия статьи возникает в силу того, что, с одной стороны, здесь отмечены положительные качества командиров, включая Стрекопытова, с другой — содержатся обвинения в закабалении рабочих! То же впечатление оставляют и многие другие статьи из названной газеты. Зинаида Гиппиус, проживавшая в то время в Варшаве, оставила яркое наблюдение об этом издании в своем «Варшавском дневнике»: «Единственная русская газета в Варшаве была “Варшавское слово”. Мы уже в Минске знали, что ее называют “поганкой”. Заведовала ею темная личность, какой-то еврей Горвиц, газета большевичнила вовсю. Мы не могли понять, как ее не пристукнут, но Горвиц, оказывается, услужал правой партии, или вроде — “страже крессовой”, ею был и субсидируем»⁸⁵. Это замечание современника лучшим образом характери­зует названную газету и содержание статей в ней.

О врачебно-санитарной помощи артельщикам есть свидетельства Стрекопытова. Из его показаний следует, что в Нарве он организовал карантин для выздоравливающих, так как в то время бывших северозападников поразил тиф. Кроме того, он сообщает: «…у артели завелись кой какие деньги из которых пришлось помогать выздоравливающим и потерявшим трудоспособность»⁸⁶. Есть также показания самих участников одной из бригад Тульской артели, работавших на ст. Кильцы в мае 1920 г. Это письмо рабочих, опубликованное в газете «Свобода России» (Ревель) от 13 мая 1920 г. Текст этого заявления настолько заслуживает внимания, что позволим себе привести его полностью.

«Письмо в редакцию.

Милостивый Государь, Господин Редактор.

В одном из последних заседаний Комитета Русских Эмигрантов бывший юрисконсульт Ликвидационной Комиссии полковник Агапов позволил себе крайне резко выразиться о быв­ших офицерах Сев-Зап. Армии, служащих десятниками в лесных артелях. По его мнению, их роль сводится к жандармскому надзору за рабочими и является позорной для офицера.

Мы — бывшие солдаты и офицеры Сев.-Зап. Армии — работающие на лесных заго­товках, считаем, своим нравственным долгом выступить с протестом против подобного, ни в чем не основанного обвинения наших старших товарищей, разделяющих нашу тяжелую жизнь на чужбине и помогающих нам в трудные минуты.

Наши офицеры не бросили нас, не скрылись с “фунтами”, как сделали это те, которым удалось получить лакомые куски от ликвидационного пирога из Комиссии, деятельность которой в значительной степени определялась юридическим чутьем господина Агапова.

Наши десятники, как и рабочие не получили ни одной копейки из Ликвидиловки.

Роль офицера-десятника сводится не к жандармскому надзору, а к отстаиванью интересов рабочих перед местной администрацией, заботе о их нуждах и защите от экс­плуатации подрядчиков.

Именно влиянию десятников обязаны мы улучшением условий жизни — как в отно­шении помещения, пищи и т. п. — так и в повышении заработной платы.

Мало того, — были дни, когда мы, вследствие задержки отпуска продуктов и отсут­ствия денег, — довольствовались исключительно на личные средства десятников.

Советуем г. Агапову быть впредь осторожней в отзывах о людях, судить которых он не имеет ни оснований, ни права.

Рабочие на лесных заготовках района ст. Кильцы.

Оригинал письма, подписанный 35-ю лицами, находится в редакции газеты»⁸⁷.

Текст письма передает чувство сплочен­ности между людьми в Тульской артели. Это были особые отношения, закаленные невзго­дами и сражениями на долгом пути от Гомеля до эстонских лесов. Там, на лесных разработках, они оказались предоставленными своей судьбе. Они были вынуждены выживать без денег, без инвентаря, без жилья. В приведенном заяв­лении рабочие указывают, что они не получили деньги из Ликвидационной комиссии, занимав­шейся выплатами бывшим северозападникам. Многочисленные обращения Стрекопытова об оказании помощи (к графу Палену как главе Комиссии, а также к ее членам: генералу Крас­нову и генералу Гоерцу) остались без ответа. В марте 1921 г. Тульская артель была закрыта. В свете представленных документальных сви­детельств можно высказать предположение, что Стрекопытов являлся, по крайней мере, одним из немногих офицеров СЗА, кто действительно проявлял заботу о своих бывших сослуживцах. Когда, по словам того же Гроссена, «лишенные всякой помощи, казалось, оставленные людьми и Богом, русские солдаты потеряли веру не только в со­юзников, но и в свое начальство»⁸⁸. К сожалению, имеется немало современных исследований, в которых продолжена традиция причисления Стрекопытова к числу эксплуататоров-подрядчиков. Полагаю, что приведенные дополни­тельные сведения внесут ясность в данный вопрос.

Есть еще одно обвинение, затрагивающее честь и имя Владимира Стрекопытова. Оно было высказано современником Стрекопытова — писателем Г. Кирдецовым. В 1921 г. в Берлине вышла его книга «У ворот Петрограда (1919-1920)». Можно было бы оставить и без внимания приведенные там вы­пады в отношении Тульского отряда и Стрекопытова лично, но эта книга, по­священная истории Гражданской войны на Северо-Западе России, и поныне остается важным свидетельством тех событий. В ней автор оставил штрихи к пониманию характера Стрекопытова и личное впечатление о нем: «Ко мне в редакцию газеты “Свободы России” часто захаживал, наезжая с фронта, командир этой дивизии [Тульский отряд] полковник Стрекопытов, еще относи­тельно молодой человек лет (35-40 лет), на вид энергичный, уравновешенный и наблюдательный»⁸⁹. И тут же Кирдецов пытается очернить имя Стрекопытова, представляя его чуть ли не грабителем, захватившим во время Гомельского восстания 75 млн руб. Об этом у них состоялся разговор.

«Стрекопытов не смутился и ответил:

— Во первых, не 75 миллионов, а половину того; во-вторых, я их не “захватил”, нельзя же было оставлять деньги большевикам.

— А что стало с этой половиной?

— Помилуйте, надо же было людей содержать в течение целого ряда месяцев на­шего скитальчества.

— Есть у Вас какая отчетность?

— По совести говоря — мало, растащили…

И подумайте: этим “духовным” вожакам тульской дивизии через месяц-полтора было поручено спасать Россию!»⁹⁰

В показаниях, данных на следствии в НКВД, Стрекопытов упоминает историю с вывозом денег из гомельского Госбанка. После того как повстанцы покинули Гомель и оказались зажатыми частями Красной армии, они оставили эшелоны и совершили марш к переправе через Припять у местечка Юревичи. Во время ночного перехода примкнувшие к повстанцам матросы похитили несколько мешков с деньгами и скрылись. Часовые передали Стрекопытову один мешок с деньгами, который им удалось сохранить⁹¹. Упоминая историю с деньгами, командир кавдивизиона Сергей де Маньян отмечает: «Правда, крошечная часть этих денег уцелела, но она была слишком незначительна, чтобы удовлетворить нужды всего отряда, а потому ее возили в денежном ящике, как печальный укор потерянного счастья»⁹². Полагаю, что причину компрометации Стрекопытова со стороны Кирдецова следует искать в фактах биографии самого автора. С 1921 г. он стал активистом «сменовеховского» движения, пропагандировавшего в эмигрантской среде признание СССР, а с 1923 г. — заведующим отделом печати посольства СССР в Германии и позже уехал в Советскую Россию.

Об общественной и политической деятельности Стрекопытова в период проживания в Эстонии известно немного. По свидетельству некоего Шапиро, он видел 15 мая 1921 г. на улице г. Юрьева (ныне — Тарту, Эстония) гуляющих вместе Стрекопытова и Булак-Балаховича. Как раз в это время генерал Булак-Балахович пытался организовать свои отряды в Срединной Литве. Также, по словам Шапиро, Стрекопытова видели в Латвии⁹³.

Имеются свидетельства, что Стрекопытов являлся членом так назы­ваемого Русского клуба, также известного как таллиннское Русское обще­ственное собрание⁹⁴. Эта общественная организация, согласно исследова­ниям эстонских историков С. Г. Исакова, Т. Шор, В. А. Бойкова, Р. Абисогомяна и др., являлась монархическим объединением эмигрантов. Учитывая прошлую деятельность Стрекопытова, едва ли можно допустить его политическое пе­рерождение в приверженца монархизма. По-видимому, в этой организации его привлекло наличие активной части русской военной эмиграции в Эстонии. Тем не менее, согласно сведениям Р. Абисогомяна, имя Стрекопытова вошло в список из 23 наиболее видных русских монархистов в Эстонии, составленный эстонской полицией на основе тайных донесений к 26 января 1923 г.⁹⁵ Такое свидетельство, скорее всего, отражает не его идеологическую позицию, а ру­ководящее участие в конспиративных организациях. Остается только гадать, чем Стрекопытов заслужил столь высокую оценку у эстонской полиции.

Короткое время Стрекопытов входил в состав Таллинского отделения Союза взаимопомощи чинов бывшей СЗА и русских эмигрантов в Эстонии. Основная цель Союза заключалась в сохранении военных кадров русской эми­грации на случай войны с Советской Россией, второстепенная задача своди­лась к благотворительной деятельности. Из-за борьбы за главенство влияния в среде русской эмиграции в Эстонии, а также борьбы различных групп Союз погряз в склоках и взаимных претензиях. Организация действовала с ноября 1930 г. до дня своего роспуска постановлением министра внутренних дел Эстонии 14 сентября 1936 г. На 1936 г. в ней состояло свыше тысячи членов. Основной проблемой организации являлось отсутствие денег для выпол­нения декларированных целей. На собрании Союза, состоявшемся 3 марта 1935 г., Стрекопытов был в числе трех представителей Таллиннского отделения. В своем выступлении он резко критиковал работу правления, за что был лишен голоса. А после того как было отклонено предложение таллиннской группы о реформировании Союза, последние покинули съезд⁹⁶. Стрекопытов, по соб­ственному утверждению, хотел создать кооператив или чайную, где бы без­домные бывшие северозападники могли найти отдых. Но эти планы не нашли поддержки в правлении, и он покинул его⁹⁷.

В 1929 г. он открыл в Таллине скорняжную мастерскую, где собственным трудом зарабатывал себе на жизнь. Этому ремеслу его научил один из бывших солдат отряда⁹⁸.

Там же, в Эстонии, Стрекопытов женился на Валентине Станиславовне Питкевич. Согласно данным Нансеновского паспорта, она родилась 27 октября 1890 г. В 1918 г. переехала из Петрограда в Эстонию⁹⁹. Согласно сведениям, указанным в деле Прокуратуры СССР от 1956 г., дата ее рождения — 1889 г., место рождения — г. Шлиссельбург¹⁰⁰. По образованию — учительница. Они познакомились в 1922 г. и зарегистрировали брак 25 августа 1928 г.¹⁰¹ Известно, что в 1940 г. семья проживала в Таллине по адресу: ул. Уус, д. 9, кв. 4. Детей не было. Валентину Станиславовну арестовали 25 марта 1949 г. как жену «врага народа». На основании постановления Особого совещания при МГБ СССР от 08.10.1949 г. она была сослана на спецпоселение в Красноярский край, село Даурское. Через шесть лет решением Прокуратуры СССР ей было разрешено вернуться в Таллин, где ее приняла младшая сестра.

Братья Владимира Стрекопытова — Валериан и Лука — также служили в Тульской бригаде. При этом Лука был арестован латышскими властями в Риге при отправке Тульского отряда в Эстонию. Владимир Стрекопытов добивался его освобождения через посредничество генерал-квартирмейстера Малявина¹⁰². Валериан был арестован эстонскими властями 11 апреля 1922 г. и при­говорен к штрафу в 3000 эстонских марок или отбытию тюремного заключения сроком на один месяц за незаконное прибытие на территорию Эстонии¹⁰³. Ввиду отсутствия денег и невозможности оплаты штрафа последний пред­почел заключение. 8 января 1924 г. Валериан умер от туберкулеза легких в г. Юрьеве¹⁰⁴. Лука вернулся в Советскую Россию и работал в одном из коо­перативов в Туле (по состоянию на 1928 г.)¹⁰⁵. В дальнейшем был арестован и осужден по статье 58-1а, сослан на Урал, участник Великой Отечественной войны с 1943 г., красноармеец (запасной полк)¹⁰⁶. Брат Сергей занимался куз­нечными промыслами в Туле (по состоянию на 1929 г.)¹⁰⁷. Сестра Нина в 1906 г. вышла замуж за болгарина, приняла болгарское подданство и фамилию мужа — Бояджиева и вы­ехала к мужу в Софию. В апреле 1913 г. она вер­нулась к родителям в Тулу и работала контор­щицей на предприятии отца. В Первую мировую войну она оставалась в Туле¹⁰⁸; в 1940 г. прожи­вала в Болгарии в Софии¹⁰⁹.

После объединения Эстонии с СССР В. В. Стрекопытов был арестован НКВД 17 ок­тября 1940 г. Он проходил по одному делу с другими участниками Гомельского восстания: В. С. Утехиным, В. А. Белугиным, В. А. Жилиным. Решением трибунала войск НКВД Прибалтий­ского ВО от 10 февраля 1941 г. все четверо были приговорены к высшей мере наказания по статье 58, п. 2, 11, 13, и расстреляны 5 апреля 1941 г.

Во время немецкой оккупации, в мае 1942 г., тела Владимира Стрекопытова и других лиц, проходивших с ним по одному обвинению,

были обнаружены среди 23 тел жертв НКВД, захороненных в Пирита-Козе, пригороде Таллина110. Его установили по сохранившемуся листу судебного постановления. На месте массового захоронения 20 августа 2019 г. была установлена мемориальная доска в память о жертвах политических репрессий. «Мы чтим память погибших и не забываем, что свобода и мир не само собой разумеющиеся блага, а всегда только результат нашего выбора. Правда всегда торжествует», — на эстонском и английском языках написано на мемориальной доске.

1. Лелевич Г. Стрекопытовщина: Страничка из истории контрреволюционных выступлений в годы гражданской войны. 2-е изд. М.; Пг., 1923.
2. Большая советская энциклопедия: в 30 т. / гл. ред. А. М. Прохоров. 3-е изд. М., 1976. Т. 24, кн. 1. С. 560.
3. Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917—1925 гг.). М., 1975. С. 419-423.
4. Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 409. п/с 202-234.
5. Мобилизационный отдел // Коммунар (Тула). 1918. 2 окт. (№ 74).
6. Автор ознакомился с материалами этого дела благодаря помощи докторанта Тартуского университета Рейго Розенталя, в чем свидетельствую ему искреннюю благодарность. Также выражаю признательность тульскому краеведу Г. А. Зайцеву за предоставленные сведения по тульской истории.
7. Государственный архив Тульской области (далее — ГАТО). Ф. 93. Оп. 1. Д. 133. Л. 121 об., 122.
8. ГАТО. Ф. 2711-Р. Оп. 2. Д. 31. Л. 127-129.
9. Там же. Ф. 93. Оп. 1. Д. 133. Л. 39 об., 40.
10. Фролов А. С. О былом и пережитом. Воспоминания тульского рабочего. Тула, 1990. С. 260.
11. ГАТО. Ф. 93. Оп. 1. Д. 124. Л. 134 об., 135.
12. Государственный архив Эстонии (далее — ГАЭ). Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 8 об.
13. Фролов А. С. О былом и пережитом. С. 177.
14. Там же. С. 180.
15. Персонаж пьесы Леонида Андреева «Gaudeamus». Образ «вечного студента».
16. Фролов А. С. О былом и пережитом. С. 180.
17. Там же. С. 248.
18. Торгово-промышленное товарищество «Василий Осипович Красавин с Братьями».
19. Фролов А. С. О былом и пережитом. С. 252.
20. Там же. С. 260.
21. Там же. С. 256.
22. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 8.
23. Фролов А. С. О былом и пережитом. С. 252.
24. РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 182948. п/с 229-907.
25. Там же. Ф. 2887. Оп. 1. Д. 28. Л. 87.
26. Там же. Ф. 2399. Оп. 1. Д. 268. Л. 117 об.
27. Там же. Л. 202 об.
28. Там же. Д. 295. Л. 20 об.
29. Там же. Л. 43 об.
30. Там же. Ф. 2887. Оп. 1. Д. 28. Л. 264.
31. Там же. Ф. 16196. Оп. 1. Д. 794. Л. 643 об., 644.
32. Центр хранения страхового фонда (г. Ялуторовск, Тюменская обл.). Картотека «Бюро по учету потерь на фронтах Первой мировой войны 1914-1918 гг.». Ящ. 3233-С.
33. РГВИА. Ф. 2399. Оп. 1. Д. 350. Л. 135.
34. Там же. Ф. 2887. Оп. 1. Д. 28. Л. 143.
35. Там же. Л. 171.
36. Там же. Л. 299 об.
37. Там же. Л. 800.
38. Там же. Ф. 2144. Оп. 2. Д. 42. Л. 69.
39. Там же. Ф. 2475. Оп. 1. Д. 50. Л. 173.
40. Там же. Д. 6. Л. 23.
41. Там же. Л. 24.
42. Там же.
43. Там же. Д. 50. Л. 367.
44. Там же. Ф. 2003. Оп. 4. Д. 13. Л. 55.
45. Мобилизационный отдел // Коммунар (Тула). 1918. 19 сент. (№ 64).
46. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 38.
47. Там же. Л. 48.
48. Оськин Д. П. Записки военкома. М., 1931. С. 135, 136.
49. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 84 Д. 17. Л. 44.
50. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 48.
51. Лелевич Г. Стрекопытовщина… С. 35-36.
52. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 19.
53. Общее собрание Тульского Украинского войскового клуба // Свободная мысль (Тула). 1917. 27 июня. С. 4.
54. Де-М. [Маньян С. де]. У атамана Петлюры // За свободу! (Варшава). 1924. 25 авг. (№ 227).
55. Juzwenko A. Polska a «biała» Rosja (od listopada 1918 do kwietnia 1920 r.). Wrocław, 1973. S. 190-192.
56. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 52. В показаниях В. В. Стрекопытова фамилия пред­ставителя отряда светлейшего князя Ливена указана неверно: Данилин. Правильно: мичман Степан Иванович Данилевский (1893-1974). С 6 августа 1919 г. в составе Военной миссии в Вар­шаве.
57. Корпус Северной армии в составе отрядов под командой светлейшего князя Ливена, полковника Бермонта и полковника Вырголича в Латвии. Во главе корпуса — светлейший князь Ливен.
58. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 52 об.
59. Там же. Л. 38.
60. Де-М. [Маньян С. де]. Из воспоминаний. IV. У Бермонта // За свободу! (Варшава). 1924. 3 сент. (№ 237). С. 3.
61. Бермонт Павел Рафаилович (Бермондт, князь Авалов; 1877—1974) — генерал-майор (1919). Представитель прогерманской стороны в Белом движении в Прибалтике.
62. Де-М. [Маньян С. де]. Из воспоминаний. IV. У Бермонта // За свободу! (Варшава). 1924. 4 сент. № 237. С. 3.
63. Архив Дома русского зарубежья (ДРЗ). Ф. 39. Оп. 1. Д. 43. Л. 10, 17.
64. Установить количественный состав Тульского отряда оказалось довольно сложным делом. Согласно показаниям Стрекопытова, он «прибыл 25 июля [в Нарву] в количестве око­ло 3000 солдат, из них человек 100 офицеров» (ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 54). В газете «Варшавское слово» от 17 июня 1920 г. вышла статья об истории Тульского отряда, в которой, основываясь на рассказе полковника Степина, ближайшего помощника Стрекопытова, числен­ность тульского отряда, прибывшего к светлейшему князю Ливену, указана около 3000. Соглас­но отчету Военной миссии в Варшаве, под командой ротмистра Гоштофта в июне 1919 г. в СЗА был отправлен Тульский отряд в количестве 2345 человек (Hoover Institution of War, Revolution and Peace. Yudenich Collection, 1919—1921. Box 5. File 23. Page 111). Согласно сведениям поль­ской стороны, в конце июня 1919 г. из Польши через Литву была отправлена так называемая Тульская дивизия в количестве 2500 человек (Karpus Z. Jeńcy i internowani rosyjscy i ukraińscy w Polsce w latach 1918-1924: z dziejów militarno-politycznych wojny polsko-radzieckiej. Wydawn Adam Marszałek. Torun, 1991. S. 57). Возникает вопрос, почему происходит такое расхождение в данных?

Первоначально Тульский отряд был зачислен в отряд светлейшего князя Ливена, но че­рез две недели был исключен из его состава. При этом около 200 туляков остались в Стрелковом дивизионе Ливенского отряда (Архив ДРЗ. Ф. 39. Оп. 1. Д. 5. Л. 31). Согласно проекту приказа по СЗА, с 24.07.1919 г. в ее состав был принят Тульский отряд в количестве 74 офицеров, 11 во­енных чиновников и 1800 солдат. Всего 1885 человек (Hoover Institution of War, Revolution and Peace. Yudenich Collection, 1919-1921. Box 12. File 63. Folder 15. Page 210). Включая группу ту­ляков, оставшихся в Ливенском отряде, общая численность туляков, прибывших в СЗА, опреде­ляется в 2085 человек. Этот показатель идеально совпадает со сведениями ведомства генерала Щербачева (военный представитель русских армий при союзных правительствах в Париже), согласно которым из Варшавы в СЗА убыл Тульский отряд в 2100 человек (Смолин А. В. Белое движение на Северо-Западе России, 1918-1920 гг. СПб., 1999. С. 324-325).

Полагаю, что из Польши отряд выехал в количестве 2500 человек. Однако в Митаве часть туляков осталась в составе отряда светлейшего князя Ливена и отряда им. графа Келлера (отряд Бермонта). Также, как следует из мемуаров члена Тульского отряда Михаила Дьякова (Дьяков М. Мы не хотели стрелять в своих // Тульский краеведческий альманах. 2014. № 11. С. 170), некоторые из них могли вступить в отряд полковника Вырголича в Митаве. Поэтому в СЗА прибыло только 1885 человек в составе Тульского отряда.

65. Hoover Institution of War, Revolution and Peace. Yudenich Collection, 1919-1921. Box 12. File 63. Folder 15. Page 210. Выражаю признательность А. В. Ганину за предоставленный доку­мент.
66. Родзянко А. Воспоминания о Северо-Западной армии // Белая борьба на Северо-Запа­де России / сост. С. В. Волков. М., 2003. С. 262, 263.
67. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 54 об.
68. Розенталь Р. Северо-Западная Армия. Хроника побед и поражений. Таллин, 2012. С. 288, 290, 336.
69. Дьяков М. Мы не хотели стрелять в своих // Тульский краеведческий альманах. 2015. № 12. С. 204.
70. Российский государственный военный архив (далее — РГВА). Ф. 40298. Оп. 1. Д. 67. Л. 328.
71. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254 Л. 24.
72. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-5809. Оп. 1. Д. 68. Л. 7.
73. РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 34. Л. 28.
74. [Объявление] // Свобода России (Ревель). 1920. 13 февр. (№ 36). С. 4; [Объявление] // Там же. 15 февр. (№ 38). С. 4; [Объявление] // Там же. 11 мая. (№ 104). С. 3.
75. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254 Л. 55 об.
76. Нео-Сильвестр [Гроссен Г. И.]. Агония северо-западной армии: (Из тяжелых воспоминаний) // Историк и современник: Историко-литературный сборник. [Т.] 5. Берлин, 1924. С. 156.
77. См.: Журавлев Н. Н. Владимир Бранд. Последний рыцарь России // Военная история России XIX-XX веков: материалы IX Междунар. воен.-ист. конф., Санкт-Петербург, 25—26 ноября 2016 г. СПб., 2016. С. 309-322.
78. Степин Сергей Петрович (1888-1937) — полковник в составе СЗА (1919), командир Тульского драгунского полка в составе Русской народной добровольческой армии в Польше (1920).
79. Нео-Сильвестр [Гроссен Г. И.]. Агония северо-западной армии… С. 154.
80. Зирин С. Г. Голгофа Северо-Западной Армии. 1919-1920 гг. СПб., 2011. С. 142.
81. ГА РФ. Ф. Р-5809. Оп. 1. Д. 68. Л. 7.
82. Центральный комитет топлива.
83. ГА РФ. Ф. Р-5809. Оп. 1. Д. 68. Л. 10.
84. Что делают бывшие чины Сев.-Зап. армии в Эстонии // Варшавское слово. 1920. 11 июня (№ 128). С. 2.
85. Гиппиус З. Н. Дмитрий Мережковский. Париж, 1951. С. 270.
86. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254 Л. 55, 55 об.
87. Письмо в редакцию // Свобода России (Ревель). 1920. 13 мая (№ 106). С. 4.
88. Нео-Сильвестр [Гроссен Г. И.]. Агония северо-западной армии. С. 139.
89. Кирдецов Г. У ворот Петрограда (1919-1920). Берлин, 1921. С. 292.
90. Там же. С. 292.
91. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 50, 51.
92. Де М. [Маньян С. де]. У атамана Петлюры.
93. Государственный архив общественных объединений Гомельской области. Ф. 52. Оп. 1. Д. 44. Л. 34.
94. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 137.
95. Абисогомян Р. Роль русских военных деятелей в общественной и культурной жизни Эстонской республики 1920-1930-х гг. и их литературное наследие: дис. . magister artium. Тарту, 2007. С. 24.
96. Там же. С. 93-96.
97. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 50 об.
98. Там же. Л. 29.
99. ГАЭ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 5951.
100. ГА РФ. Ф. Р8131. Оп. 31. Д. 63086. Л. 7.
101. ГАЭ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 5951.
102. Дьяков М. Мы не хотели стрелять в своих. С. 203.
103. ГАЭ. Ф. 1868. Оп. 1. Д. 2071.
104. [Объявление] // Последние известия (Ревель). 1924. 10 янв. (№ 7). С. 4.
105. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 9.
106. Центральный архив Министерства обороны. Ф. 8592. Оп. 453545. Д. 4. URL: https:// pamyat-naroda.ru (дата обращения: 20.09.2020).
107. ГАТО. Ф. Р-1905. Оп. 5. Д. 41.
108. Там же. Ф. 90. Оп. 2. Д. 108. Л. 1. В данном деле отчество Бояджиевой Нины указано неверно: Александровна. Правильно — Васильевна.
109. ГАЭ. Ф. 129 SM. Оп. 1. Д. 5254. Л. 9.
110. Раскрыты 23 жертвы террора // Eesti Söna (Таллин). 1942. 22 мая (№ 116). С. 1. Экземпляр газеты хранится в Национальной библиотеке Эстонии.

Автор: Н.Н. Журавлёв
Источник: Новейшая история России. 2021. Т. 11, № 2. С. 370-391.