Вопрос взаимодействия рукописной книги и народного творчества рассматривался многими исследователями XIX-XX вв. Достаточно назвать такие имена, как Стасов В. В., Смоленский С. В., Буслаев Ф. И., Розов Н. Н., Вздорнов Г.И., Лихачев Д.С. Но их работы, в которых подчеркивается влияние народного искусства (резьбы, вышивки и т. д.) на художественно-образный строй книги, касаются древнерусского периода. Исследований, затрагивающих эту проблему относительно поздней рукописной книги, крайне мало.
Рукописные традиции Ветковско-Стародубского региона, зародившись в конце XVII в., продолжились до конца 1930-х годов. Анализ социального состава местных писцов дает нам представление о том, в какой среде создавались рукописи и кем были их авторы.
Из 46-ти имен составленного нами «Словаря мастеров-книжников Ветковского-Стародубского региона XVIII — нач. XX вв.» только 13% писцов являются духовными лицами, остальные — мещане, крестьяне, купцы.
Если древние мастера-книжники испытывали воздействие вкусов и пристрастий демократической среды, то тем более, поздняя старообрядческая рукописная книга, создаваясь преимущественно в этой среде и для этой среды, должна была органично войти в народный быт, в котором творчество играло главную роль.
Взаимовлияния рукописной книги и народного искусства наиболее полно можно проследить по певческим рукописям, поскольку этот процесс отражается не только в стилистике орнамента, которым так богато декорирован именно этот круг книг, но и в певческой манере.
Многочисленные указания в местных певческих рукописях на различные распевы («демество», «путь», «столповой», «большой», «тифинский», «опекаповский», «самогласны», «ин» и др.) говорят о многораспевности, богатстве, высоком уровне певческой культуры Ветки. Она в большей степени, чем другие старообрядческие центры, сохранила все типы древнего песнопения, которым, в отличие от знаменного, свойственна широкая распевность, яркость мелодического рисунка, свобода от условностей «гласового» пения [1, с. 147]. Характеризуя эти распевы, Н.Успенский подчеркивал, что древние творцы певческого искусства внесли в свое профессиональное мастерство церковных певчих мотивы народного музыкального языка: «Они распевали тексты церковных песнопений, как поет народ свои задушевные лирические песни, передавая в них свой внутренний мир с непосредственностью, достойной великих художников» [2, с. 18].
Как на совершенно очевидный факт влияния и внедрения в распевы элементов народного пения указывает и М. В. Бражников в своем фундаментальном исследовании «Лица и фиты знаменного распева» [3, с.90].
Но Ветка не была бы Веткой, если бы остановилась только на сохранении древних традиций. Она создала свой, ветковский распев, что доказывается рядом певческих рукописей. В 1983 г. Е. И. Бобковым был найден и передан в Древлехранилище им. В. И. Малышева рукописный сборник начала XX в., содержащий песнопение «Да ся исправит молитва моя» с пометой «Ветковскаго роспева» [4, с.451]. М.І. Казанцева приводит один из списков Октоиха, в котором песнопение «Иже нейде муж на совет нечестивых» из 1-й кафизмы псалмов «Ветковского напеву». Правда, автор ошибочно соотносит его с Вяткой [5, с.214].
Другая особенность певческой традиции Ветки заключается в присутствии «архаизмов», одним из которых являются так называемые аненайки. Они употреблялись в культовом пении с древнейших времен. В него же, как предполагает Н. Успенский, аненайки пришли из народных песен того типа, где при широком мелодическом распеве в текст вставлялись междометия и отдельные короткие слова вроде: эх и, ох да, ой да, да вот, да как и т. п. [6, с.42].
Чтобы было понятно, в качестве примера приведем полностью текст стихеры 8-го гласа «Рождеству Христову» из Октая, написанного в конце XIX в. на бумаге Добрушской фабрики [7]: «Из чрева прежде денницы родихъ тя. Днесь раждаеть дева я творца всемъ едемъ приносить вертепъ и звезда показуетъ Христа солнца сущимъ во тме сдары волсви поклонишася верою просвещае ми ай не не пай ни тай не не най ни ай на ни пастуси видеша чюдо ангеломъ воспевающимъ и глаголющимъ ай не не пай ни тай не не най ни ай на ни тай на ни слава вышних богу».
Под стихерой автором книги полууставом записано: «Сия стихера Р[о]ж[дес]тву Хр[ис]тову. Списася здревняго певчаго Обиходника. Писаннаго собственною рукою С[вя]тителя Хр[ис]това Филиппа митрополита Московскаго, аще бывша игуменом Соловецким» [8].
Что касается самого орнамента, которым так богато украшены ветковские певчие рукописи, то его в полной мере характеризуют те же черты, которые присущи народному искусству: нарядность, красочность, декоративность. Красота мира, отраженная во всем: от детской игрушки до народного костюма, проявлялась, прежде всего, в ярком радостном колорите. Екатерина Ивановна Василевская, 1902 г.р., жительница деревни Буда-Жгунская, на интересовавший нас вопрос о любимом цвете в одежде, ответила: «Любили ткани голубые, как небушко, зеленые, как муражок, темные, как вышьни» [9].
Этот же красочный спектр со всеми его оттенками находим в местных певческих рукописях. Можно сказать, как многораспевность, так и много цветность является определяющей чертой местной рукописной традиции. Если по поводу гуслицких рукописей сказано, что “таких сияющих синих красок в сочетании с обильным золочением нет больше ни в одной из рукописных школ XVIII — XIX вв.» [10, с.35], то относительно ветковских можно отметить прекрасное сияние бирюзы в сочетании с теплым терракотовым, оранжевым, желтым, бордовым, черным цветами.
Еще одна колористическая особенность местной художественной традиции — это цветные фоны в заставках, концовках, инициалах. Кроме того, часто они украшены дополнительным точечным орнаментом, который представляет собой точки, сгруппированные то в колечки, то звездочки, то цветочки. Этот декоративный прием делает книжный узор похожим на веселые ситцевые платки.
С народной культурой рукописный орнамент связывают главные моделирующие образы: «древо жизни», райский сад. Так же, как и в ткачестве, вышивке, домовой резьбе, фольклоре, этот сад населен множеством райских птиц. В одной из лучших ветковских рукописей Праздниках певчих, написанных на бумаге 1823 г. [11], можно увидеть и сиринов, и алконостов, и милые, почти натуралистические сценки с павлинами.
Обилие и разнообразие птиц в декоре местных книг — еще одна их отличительная черта. Причем, птицы не столь стилизованы и неподвижны, как в поморских, гуслицких рукописях. Как и в народном творчестве, они легко угадываются: ласточки, голуби, орлы, совы, павы, петухи. Что интересно, птицы почти всегда изображены в действии, они живут в райском саду: клюют ягоды, снуют вдоль ветвей, опускаются на вершины пышных древ, наконец, поют. В их открытые клювы иногда даже вложены ноты (крюки) с начальными словами песнопений. А в миниатюре с изображением Иоанна Дамаскина в Ирмосах конца XIX в. у петуха, восседающего на крыше здания, из клюва следуют слова: «курушко доброгласное» [12].
Характеризуя стилистические принципы декоративного крестьянского искусства, А. Бакушинский говорит, прежде всего, о его нарядности, яркой радости впечатления, декоративности форм, любви к обилию и композиционной тесноте, боязни пустоты и свободных от украшений площадей, обобщенности образа [13, с.1]. Все эти черты в полной мере можно наблюдать в местном рукописном орнаменте. Но, пожалуй, более всего этой характеристике соответствуют Праздники певчие конца XVIII в. [14].
В книге 282 листа, на которые приходится потрясающее число рисунков — 356. Из них инициалов -201, рамок-заставок — 22, маргинальных заставок — 129, концовок — 4. Украшен каждый лист и большая часть страниц. Поражает не только такое количество узоров, но какая-то безудержная, никакими нормами и рамками не ограниченная фантазия, подчиненная единому порыву восторга и ликования. Орнамент, нарисованный сразу на бумаге с невероятной легкостью, композиционно занимает большую часть листа. Инициалы, разросшиеся по вертикали на всю страницу, словно проникают в текст своими причудливыми формами. Слова и линии узора как бы срастаются, переходят друг в друга, становясь единым целым . В декоре книги очень много изображений церквей, сказочных теремов, птиц. Многие заставки-рамки будто срисованы с русских ларцов, поставцов, прялок (как и сами они питались искусством книжного орнамента). Весь декор книги похож на народную художественную роспись.
В мир райского сада, который одновременно есть земля и небо, помещены не только образы Богоматери и Христа, но и человека. Радость этого соединения выражена в самих стихерах: «Небо и земля совокупися рождьшуся Христу днесь Бог на землю прииде и человек на небеса взыде» [15, 67]. Эта же радость ощущается в ритме самих линий, которые особенно видны в тех рисунках книги, которые остались нераскрашенными. От этой рукописи возникает такое же чувство космичности, масштабности представлений о мире, как и от соприкосновения с народным искусством.
В орнаменте некоторых местных рукописей можно найти прямые аналогии с узорами домовой резьбы, которая украшала все старообрядческие дома. Например, в Ирмосах с выходными данными на 1-м припереплетном листе: «Сия книга Ирмосы написаны Мищаниномъ Иваномъ Евтифичем Инкинымъ. Въ Посади Добрянки лета въ 7396 (1888) от сотворения мира» [16]. Художник буквально воспроизводит темы, бытовавшие в декоративной резьбе: те же 8-ми, 16-тилепестковые розетки, «стрелы», ромбы, вазоны, легкие завитки-вьюны, что и на ставнях. Штамбы инициалов похожи на балясины. Возможно, И. Е. Инкин был к тому же резчиком. Дтя начертания кругов использован циркуль, что говорит о навыках, прежде всего, мастера-резчика.
Праздники, написанные в конце XIX — начале XX вв. в слободе Леонтьевой Трофимом Голофаевым [17], по мнению его внука Л. Л. Голофаева, 1930 г.р., украшены одним из сыновей деда, поскольку «все они были прекрасные мастера-резчики по дереву, которые делали ставни, наличники, и сами умели рисовать узоры» [18]. Исполнение декора этой рукописи, действительно, подтверждает это предположение. Все заставки, инициалы, концовки выполнены карандашом. Некоторые из них затем обведены чернилами, но не раскрашены. В жестких, четких линиях рисунков чувствуется уверенная и твердая рука опять же мастера-резчика, много работавшего с орнаментом.
Всё это, при сохранении высокого мастерства и великолепного чувства ритма, свойственного древним рукописям, и есть черты, отличающие рукописную традицию Ветки. Здесь, как и во всём многообразии её «художеств», проявился собственный стиль.
- Успенский Н. Д. Древнерусское певческое искусство. М.. 1695.
- Там же.
- Бражников М. В. Лица и фиты знаменного распева. М., 1984.
- Бобков Е. А., Бобков А. Е. Певческие рукописи с Ветки и Стародубья // Труды Отдела древнерусской литературы. XLІI. Л., 1989.
- Казанцева М. Г. Певческие рукописи Пермского края II Традиционная народная культура населения Урала Пермь, 1997.
- Успенский Н. Д. Древнерусское певческое искусство.
- Октай. Рукопись. ГОКМ. КП № 16766/43.
- Филипп (Колычев) — игумен Соловецкого монастыря в середине XVI в.
- ЭМ ВМНТ. Записано Леонтьевой С. И. в д. Буда-Жгунская Добрушского р-на Гомельской обл. в 1989 г.
- Иткина Е. И. Русский рисованный лубок. М., 1992.
- Праздники певчие. Рукопись. ВМНТ. KII № 512.
- Ирмосы. Рукопись. ВМНТ. КП № 1152.
- Бакушинский А. Роспись по дереву, бересте, папье-маше. М.. 1933.
- Праздники певчие. ГОКМ. РК № 13354
- Праздники певчие. Рукопись. ВМНТ. КП № 512.
- Ирмосы. Рукопись. ВМНТ. КГІ № 533.
- Праздники певчие. Рукоиись. ВМНТ. КП № 332/72.
- ЭМ ВМНТ. Записано Леонтьевой С. И. от Голофаева Леонида Леоновича, 1930 г.р., в г. Ветке Гомельской обл. в 1999 г.
Автор: С.И. Леонтьева
Источник: Традыцыі матэрыяльнай і духоўнай культуры Усходняга Палесся: Матэрыялы Міжнароднай навуковай канферэнцыі (Гомель, 20-21 мая 2004 г.): У 2-х ч.ч. Ч 1. / Гал. рэдактар А.А. Станкевіч. — Гомель: УА “ГДУ імя Ф.Скарыны”, 2004. — С. 17-23.
