История пожилого человека, о котором пойдет речь, произошла в Гомеле голодной и тревожной весной 1919 года. Рассказывающий об этом документ был обнаружен мной совсем недавно в Москве, в Государственном архиве Российской Федерации, и публикуется впервые. Это трагическая судьба одного из предпринимателей начала ХХ века — в чем-то заурядная, в чем-то очень “гомельская”, и во многом характерная для среднего класса горожан того времени.
…Когда-то, еще до революции, гомельский еврей Неух Гамбург “состоял в должности управляющего ренским погребом фирмы Цейтлина” (“ренским погребом” в старину называли виноторговые точки — прим. авт.). Служил исправно и добросовестно. Женился, родил детей, дом имел крепкий на Румянцевской улице. Мечтал: когда-нибудь будет у него свое дело и выкупит он ренский погреб себе в собственность. Не просто мечтал — долгие годы кропотливо собирал деньги, урезая семейный бюджет. И вот когда нужная сумма была собрана, мечта, наконец, осуществилась. Дальше — больше. Гамбург стал компаньоном “в водочном заводе по производству напитков слабой крепости”. Крепко встал на ноги и, хоть дело его считалось небольшим и обороты имело умеренные, репутация среди торгового люда у Гамбурга была отменной.
Время шло, Гамбург состарился. Дети выросли, сыновья стали студентами. Но началась Великая война (так называли современники Первую мировую войну — прим. авт.), а потом грянули две революции, введение сухого закона, национализации и реквизиции, немецкая оккупация… Мир стремительно рушился на глазах старого Гамбурга. И бизнес его был по-гребен где-то под обломками прежнего мира. Неух говорил об этом лаконично и осторожно: “Дело мое начало падать. Последовательно оно подвергалось разным ограничениям и пошло по пути ликвидации”.
В январе 1919 года, когда в Гомель вновь вступили большевики и ввели строжайший сухой закон, Неух Гамбург добровольно предоставил им все свои винные и водочные запасы. Ренский погреб был закрыт и перешел под надзор коменданта города. Правда, при этом тысячи бутылок с вином — настоящий стратегический запас — так и остались в погребе без особой охраны. Если, конечно, не считать амбарного зам-ка на дверях и бывшего хозяина в качестве сторожа. И тем не менее престарелому Гамбургу удавалось надежно сохранять бывшее свое имущество.
Уже через месяц-другой после прихода Советской власти в Гомеле начались голодные времена. Оставленное немцами на складах продовольствие большевики перераспределили по-своему — железнодорожными составами отправили в Москву. С работой в городе тоже было сложно. Таких “буржуев”, как Неух Гамбург и его сыновья, да еще при избытке рабочих рук в городе, принимать никуда не хотели. И старый предприниматель постепенно распродавал за копейки, за булку хлеба вещи из дома.
В конце марта 1919 года напряженная атмосфера в городе разразилась Стрекопытовским восстанием. Без малого неделю Гомель находился в руках мятежников. В первые дни, пользуясь неразберихой, выпущенные из тюрьмы уголовники и некоторые солдаты предпринимали попытки взломать погреб. Вряд ли старый Неух Гамбург сумел бы долго противостоять их настойчивым штурмам. Но — вот странное дело! — и отдавать погреб на потребу грабителям не мог. То ли надеялся на восстановление своего бизнеса при новой власти, то ли сама мысль уступить мародерам ему претила…
В общем спустя несколько месяцев Неух уклончиво обойдет этот эпизод, пересказывая большевикам события тех дней: “Принятыми мерами с моей стороны удалось сохранить погреб от расхищения”. О каких мерах он говорит? Как можно было успешно противостоять пьяной толпе громил? А ход был действительно верным. Гамбург попросил защиты непосредственно у руководителей мятежа.
Дело в том, что повстанческая комендатура города организовала караульную роту для пресечения мародерства и охраны порядка в целом. Просьбу Гамбурга услышали. Благодаря этому ренский погреб остался цел.
Однако события не стояли на месте. В последних числах марта под натиском красных полков мятежники отступили с боями на юго-запад. И ренский погреб опять оказался в опасности. Ранее официальная история об этом умалчивала: погромы евреев и мещанских лавок происходили в Гомеле не только в период Стрекопытовского восстания, но и при большевиках.
С возвращением в город Советской власти и сухого закона Неух Гамбург попросил защиты от мародеров уже у “красной” комендатуры. Комендант оценил ситуацию и посчитал самым оптимальным перевезти весь алкоголь от Гамбурга на специальный охраняемый склад. Операцию должны были провести губернские чекисты. Однако при перевозке вин служащие ЧК по какой-то причине оставили в ренском погребе незначительное количество бутылок…
Время шло, о вине, казалось, никто не вспоминал. Семья Гамбурга голодала. И в доме уже ничего не оставалось, что можно было бы продать. А забытые бутылки стояли в пустом погребе, и Неух мысленно пересчитывал их стоимость в буханках хлеба… Цены на запретное спиртное были страшно высокими, денег для пропитания семьи хватило бы надолго.
И тут возник некий Финкельштейн, словно случайно предложивший купить у Гамбурга “какое-нибудь вино, которое могло ненароком остаться в погребе”. Признаться, Неух терзался недолго. Унизительный голод сломал его, и он продал эти забытые бутылки…
“Как всегда в жизни бывает, маленькие причины являются началом больших событий. Так сложилось и у меня. Продажа 50 бутылок вина Финкельштейну в Гомеле привела меня на скамью подсудимых по обвинению в спекуляции”, — с горечью вспоминал бывший почтенный предприниматель Гамбург.
В этом есть своя ирония судьбы. Защищать набитый спиртным по- греб от мародеров всех мастей в самые лихие дни, многие десятилетия зарабатывать достойную репутацию, добросовестно передать свое имущество новым властям, чтобы однажды оступиться ради спасения семьи и попасть под суд. Впрочем нет, не под суд. Под военный трибунал! По роковому стечению обстоятельств следствие вышло на Гамбурга в рамках другого, куда более крупного, дела.
Председатель Гомельской ЧК товарищ Синилов с некоторыми своими подчиненными, а также отдельные служащие совнархоза весной 1919 года были привлечены к суду военного трибунала Западного фронта. Дело оказалось довольно громким — гремело аж до Москвы. Главный гомельский чекист Синилов со товарищи организовали кражу ведра спирта в совнархозе (с последующим распитием) и были виновны в расхищении вин, вывезенных “в благонадежное место под охрану” из ренского погреба Гамбурга. К слову, одним из обвиняемых был некий Н. Финкельштейн, который заодно выдал трибуналу и старого еврея Гамбурга.
“Я был арестован и содержался (в числе других арестованных, привлеченных по делу о Стрекопытовском восстании в Гомеле) в особом вагоне, — вспоминал старик Неух. — Дни, проведенные под арестом, никогда не изгладятся из моей памяти и многих других обвиняемых, которые остались в живых. Более кошмарного момента я никогда не переживал и переживать их дважды человек не в состоянии. Над моей головой реяла смерть, которая казалась легче такой жизни…”
Вместе с бывшим владельцем ренского погреба был арестован и его сын. Показательна сама причина ареста. Однажды поздно ночью, еще до задержания, в дом старика Гамбурга пришли с обыском. На громкий стук в окно подошел один из его сыновей-студентов. Выслушав требование немедленно открыть дверь, студент возразил, что “товарищам нужно подождать пару минут, пока он разбудит отца и зажжет свет во всем доме”. Вот собственно за это Гамбурга-младшего и арестовали вместе с отцом. За это и судили трибуналом. К сожалению, приговор остается для нас неизвестным.
15 мая 1919 года, в числе других фигурантов “спиртного дела”, Гамбург-старший предстал перед военным трибуналом Западного фронта под председательством судьи Горбачевского. На заседании трибунала было исчерпывающим образом установлено, что гражданин Гамбург никогда прежде спекуляцией не занимался. И что незаконная продажа 50 бутылок вина слабой крепости является актом не столь злоумышленного намеренья, сколько вынуждаемым критическим материальным положением. И, наконец, что к деяниям остальных обвиняемых старый Неух никакого касательства не имеет.
Тем не менее приговор трибу-нала был суров: штраф в 100 тысяч рублей. И если деньги не будут внесены в определенный срок — расстрел.
“Смертные приговоры, приведенные в исполнение над другими, сидевшими со мной в вагоне гражданами, пребывание мое до суда в вагоне среди смертников привели в состояние умопомешательства: меня преследовали силуэты казненных и представление о неминуемом для меня смертном исходе, — вспоминал Неух Гамбург чуть позже. — Меня терзало еще сознание, что я ведь никогда никому зла не делал, а должен погибнуть позорной смертью.
Под тяжестью таких переживаний я потерял рассудок, а семья моя, поставленная в необходимость спасти меня, бросилась по городу вымаливать у знакомых по нескольку тысяч рублей, чтобы собрать 100-тысячный штраф, коему я был приговорен. У меня же средств не имелось, ибо я был разорен еще раньше. А на погашение этого штрафа мне дали всего 24 часа.
Жена и дети мои собрали требуемые 100 тысяч. Деньги были внесены в казначейство, и меня отпустили на свободу”.
“Следствием всего пережитого явилась болезнь, которая меня совершенно обездолила. Я весь разбит, к труду неспособен. Средств к жизни также не имею. А в настоящее время граждане, выручившие меня на уплату штрафа, требуют возврата занятых у них денег. Что является для меня в условиях несостоятельного должника актом гражданской смерти”, — с отчаянием и надеждой писал Гамбург прошение во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет.
Он просил далеких большевистских начальников вникнуть в его положение и помиловать, уменьшив наложенный на него штраф. Чтобы таким образом вернуть часть денег и погасить хотя бы некоторые долги. Наивная просьба… Я видела окончательный ответ ВЦИКа старику: “В прошении отказать”. Какова была его дальнейшая судьба после своеобразной гражданской смерти и смог ли он жить далее, неведомо.
Зато немного известна судьба чекиста Синилова. Трибунал приговорил его к расстрелу. За товарища заступились друзья-коммунисты из Москвы, с которыми Синилов служил прежде в охране Кремля при Ленине. И потому, несмотря на обычную практику считать такие приговоры окончательными, смертная казнь была заменена для него 8 годами тюрьмы. А еще немного погодя Синилов был условно освобожден и отправлен на фронт. Вот и все.
Автор: Ирина Такоева
