Церковное подполье на Гомельщине в 1940-1970-е гг.

История церковного подполья на Гомельщине в XX веке является малоиз­вестной страницей конфессиональной истории Беларуси. Возникновение неле­гальных церковных общин в названном белорусском регионе восходит к 1928 г., когда духовник Гомельской епархии протоиерей Павел Левашев и иеромонах Герасим (Каешко) заявили об отказе в признании Заместителя Патриаршего Мес­тоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) главой русской церковной иерархии. Побуждающим мотивом к разрыву послужило неприятие изданного 16/29 июля 1927 г. «Послания Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митро­полита Нижегородского Сергия и Временного Патриаршего Священного Сино­да архипастырям, пастырям и всем верным чадам Всероссийской Православной Церкви», более известного как «Декларация 1927 года». В данном программном документе декларировалась настолько полная политическая лояльность Русской Православной Церкви советскому государству, что государственные интересы отождествлялись с церковными. Разрывая общение с митрополитом Сергием, гомельские клирики сохраняли каноническое подчинение Патриаршему Мес­тоблюстителю митрополиту Петру (Полянскому) (1862-1937), находившемуся в ссылке и по этой причине лишенному реальной возможности управления церков­ной жизнью. Последнее обстоятельство дает основание характеризовать действия протоиерея Павла и иеромонаха Герасима как вступление на путь внутрицерковной оппозиции, что не позволяет воспринимать их как уклонившихся в раскол. В том же году названные священнослужители перешли под омофор митрополита Петроградского и Гдовского Иосифа (Петровых), возглавлявшего самую много­численную внутрицерковную оппозиционную группу и по его имени названную «иосифлянским» движением. За отказ от поминовения на богослужениях имени Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и гражданской власти сторонникам внутрицерковной оппозиции было усвоено наименование «непоминающих». В силу пребывания митрополита Иосифа под арестом и последующего осужде­ния реальное возглавление гомельских «непоминающих» на рубеже 1920-1930-х гг. осуществлял викарий Петроградской епархии епископ Гдовский Димитрий (Любимов) (1857-1935). Поступок протоиерея Павла Левашева, обладавшего вы­соким духовным авторитетом среди верующих, явился примером для подража­ния многим священнослужителям Гомельщины. В течении 1928-1929 гг. к «иосифлянству» примкнуло 10 клириков Гомельской епархии, а епископ Димитрий (Любимов) по представлению «непоминающих» общин Гомельского округа ру­коположил не менее двух священнослужителей. Согласно имеющимся данным, о своей приверженности «правой» церковной оппозиции к нач. 1930 г. заявляло 884 человека в целом ряде населенных пунктов Гомельщины [4, л. 164 об, 186, 191-193 об., 269-270, 272, 414, 430-431]. Для гражданской власти с 1927 г. показателем по­литической лояльности священнослужителя или церковной общины к советско­му строю было их отношение к митрополиту Сергию (Страгородскому). Именно поэтому клирики и приходы, отказавшие в признании Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, лишались официальной регистрации, что подталкивало их к организации религиозной жизни на нелегальных условиях.

Репрессивная политика советской власти, ориентированная на подавление политического инакомыслия, не обошла стороной последователей движения «не­поминающих», антисоветская настроенность которых имела религиозные пред­посылки. В 1930, 1931, 1932 и 1937 гг. органы ОГПУ-НКВД проводили групповые аресты и осуждение сторонников движения «непоминающих» на Гомельщине, в результате чего церковная оппозиция была практически полностью разгромлена [4, л. 108, 149-150, 216, 350-351, 377 об., 400, 412; 414, 423, 438, 443, 448-456; 5, л. 20 об.; 6, л. 31; 7; 8; 9; 14, л. 51 об.]. Однако это не означало ее полного унич­тожения. Несмотря на отсутствие священнослужителей, целый ряд оппозицион­но настроенных православных общин продолжал свое существование в глубоко законспирированной форме. В годы немецкой оккупации Беларуси наблюдался процесс стихийного восстановления приходской жизни, что не обошло стороной находившиеся в подполье «непоминающие» общины. При содействии немецкой оккупационной и военной администрации оппозиционно настроенные к Мос­ковской Патриархии группы верующих получали возможность занимать храмо­вые здания и восстанавливать в них приходскую жизнь. Кроме того, расширению движения «непоминающих» в данный период способствовал целый ряд иных факторов. Среди них можно отметить переход отдельных клириков на позиции непризнания Московской Патриархии, обусловленный антисоветскими моти­вами (например, настоятель Свято-Успенского храма в д. Бобовичи Гомельского района иеромонах Иоанн (Матвеенко)) [14, л. 112]. Кроме того, по причине высо­кой востребованности в православных священнослужителях некоторые приход­ские общины приглашали к себе «непоминающих» священников, после чего сами становились сторонниками внутрицерковной оппозиции (например, церковная община д. Ямполь Речицкого района примкнула к движению «непоминающих» после того, как пригласила к себе оппозиционно настроенного иеромонаха Полиевкта) [13, л. 12]. Переход «непоминающих» к легальному существованию, ставший возможным в условиях немецкой оккупации, позволил оппозиционным церковным общинам г. Гомеля и д. Речки Ветковского района представить своих ставленников к рукоположениям, совершенным в 1943 г. иерархами Украинской Автономной Православной Церкви [1; 2, л. 118 об. — 119; 28, л. 80].

После освобождения территории Гомельской области от немецкой окку­пации большинство «непоминающих» общин на протяжении нескольких лет продолжали свободно совершать богослужения в храмах, переданных им окку­пационной властью. Можно предположить, что лояльным отношением к «не­поминающим» администрация Гомельской области стремилась избежать про­тестных настроений населения, помнившего о лояльной религиозной политике немецких властей. Исключение составили гомельский священник Максим Голу­бев и священник Феодор Рафанович из д. Обидовичи Журавичского района (ныне Быховский район Могилевской области), перешедшие на нелегальное положение уже в 1944 г. Причем, для последнего уход в подполье был связан с обостренным апокалиптическим восприятием реальности, при котором восстановление совет­ской власти виделось как «возвращение красного дракона» [2, л. 119; 11, л. 11].

В 1948 г. наметилось ужесточение линии советской политики в отношении Православной Церкви, одним из проявлений которого было инициирование вопроса о закрытии храмов, возобновивших свою деятельность в годы немецкой оккупации [23, л. 2]. Данное обстоятельство напрямую затронуло положение «не­поминающих» общин, которые к 1950 г. лишились всех своих храмов. Однако дав­ление органов государственной власти на противников Московской Патриархии не привело к исчезновению церковной оппозиции. Добиваясь закрытия или переподчинения храмовых зданий Минско-Белорусской епархии, государственные служащие существенно улучшали показатели своей отчетности о работе в регио­не. Но вместе с тем они вытесняли «непоминающих» за пределы легальности, про­воцируя тем самым формирование практически неконтролируемого церковного подполья.

Наметившийся с 1948 г. вынужденный переход большинства «непоминаю­щих» общин Гомельщины на нелегальное положение формировал альтернатив­ную Московской Патриархии церковную среду, нередко именуемую «катаком­бным» движением. Его характерными чертами стали замкнутость и высокий уровень внутренней консолидации, обостренное апокалиптическое мирочувствие, религиозно мотивированная антисоветская настроенность и непримиримое отношение к Московской Патриархии. Не имея собственной иерархии и с каж­дым годом испытывая возрастающий дефицит в священнослужителях, «непоми­нающие» общины были вынуждены переходить на совершение богослужений мирским чином. Согласно данным уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по Гомельской области, к апрелю 1949 г. на территории ре­гиона богослужения без священнослужителей совершались в шести «непомина­ющих» общинах, локализованных в Стрешинском, Уваровичском, Жлобинским и Светиловичском районах [12, л. 10].

Другим следствием внешнего давления на «непоминающих» и порожден­ного им роста апокалиптических настроений, был стремительный рост нелегаль­ного монашества. Пессимистическое восприятие советской действительности побуждало многих противников Московской Патриархии к отказу от семейной жизни и ограничению контактов с внешним миром. В 1950 г. ревизор Минской епархии священник Петр Бычковский констатировал наличие большого влияния, оказываемого на православное население Гомельщины нелегальными и оппози­ционными Московской Патриархии монашествующими, приезжавшими из Ки­евской области [2, л. 119]. К этому же времени уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Гомельской области выявил существование не­легальных «непоминающих» монашеских общин в Гомеле, местечке Лоев (ныне райцентр Гомельской области), местечке Уваровичи (ныне г.п. Буда-Кошелевского района) и деревне Огородня Гомельская (Добрушский район) [12, л. 10, 52]. По причине нехватки «непоминающих» священнослужителей нелегальные монасты­ри становились центрами богослужебной жизни. Так, в местечке Уваровичи мо­нахини Ирина (Васильцова) и Домна (Грицкова) не только призывали жителей не посещать местный храм из-за его принадлежности к Московской Патриархии, но и приглашали верующих на богослужения, которые сами совершали мирским чином в домашних условиях [12, л. 10, 52].

Влияние «непоминающего» монашества распространялось не только на рядовых верующих, но затрагивало даже священнослужителей Минско-Белорус­ской епархии. В 1950 г. епархиальные власти обратили внимание на деятельность священника Григория Секача, настоятеля Свято-Троицкого молитвенного дома в местечке Лоев. Как установила епархиальная следственная комиссия, священник Григорий длительное время отказывался от поминовения на богослужениях име­ни Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия, мотивируя свою по­зицию следующими словами: «А что его поминать, когда он заодно со Сталиным и коммунистами? Такие Патриархи — не Патриархи и поминать их не нужно» [2, л. 72,107]. На протяжении нескольких лет священнослужитель поддерживал тесные связи с «непоминающим» иеромонахом Полиевктом, проживавшим в деревне Артуки Речицкого района, а также с киевскими монахами и монахинями, отка­зывавшимися от признания Московского Патриархата. Наиболее частым гостем священника Григория был некий архимандрит Варлаам, проживавший в подва­ле Киевского Выдубецкого монастыря и избегавший посещения храмов Русской Православной Церкви. Приобщенность священнослужителя к «катакомбной» субкультуре, пронизанной духом обостренного эсхатологизма и мироотрицания, побудили его к тайному принятию монашества, несмотря на продолжение сов­местного проживания с супругой и четырьмя детьми. Более того, многие годы священник Григорий Секач побуждал своих последователей к принятию тайного пострига, по причине чего в материалах уполномоченного Совета по делам Рус­ской Православной Церкви по Гомельской области он именовался «инкубатором монашества» [17, л. 29]. В 1950 г. священнослужитель был выведен за штат, после чего предпринял несколько попыток вернуться к приходскому служению. В 1960 г. он окончательно разорвал с Московской Патриархией, объявил себя иеромона­хом Геннадием и, перейдя на конспиративное положение, всецело сосредоточился на нелегальном руководстве последователями «катакомбного» движения [17, л. 29]. С этого времени прекращаются упоминания о нем в материалах уполномо­ченного Совета по делам Русской Православной Церкви по Гомельской области и документации Минского епархиального управления. К 1971 г. иеромонах Ген­надий (Секач) сблизился с мошенником М. А. Поздеевым, выдававшим себя за архиепископа Смоленского Серафима (Остроумова) (+ 1937), и принял от него «архиерейское» рукоположение. После смерти М.А. Поздеева в 1971 г. «епископ» Геннадий (Секач) провел рукоположение «катакомбных» «епископов» Феодосия (Гуменникова), Григория, Херувима (Дегтяря), Епифания (Каминского) и Анто­ния (Пилецкого) [26, л. 2]. Значительно расширив «катакомбный» «епископат», Геннадий (Секач) был возведен в сан «митрополита» и наделен титулом Первоиерарха. Скончался в 1987 г. [24, с. 245] По имени мошенника М. А. Поздеева и ие­ромонаха Геннадия (Секача) основанное ими религиозное сообщество именуется «серафимо-геннадиевской» ветвью Катакомбной Церкви. Некоторая часть «ката­комбных» общин Гомельщины признала «серафимо-геннадиевскую» иерархию, однако большинство «непоминающих» предпочли воздержаться от контактов с Геннадием (Секачем).

В 1953 г. уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Гомельской области выявил, что священник Николай Артецкий, клирик Свято-Николаевского храма г. Гомеля, установил общение с группой «непоминающих». Весьма примечательно, что именно в этом году в документации уполномоченного оппозиционные церковные группы на Гомельщине впервые начали именоваться ИПЦ («истинно-православной церковью») [15, л. 36-38]. Вполне вероятно, что такое наименование возникло как самоидентификация местных «непоминаю­щих», что было характерно для большинства оппозиционных групп того времени на всем советском пространстве. В результате оказанного давления священник Николай Артецкий в 1955 г. был вынужден направить прошение об исключении из клира Минско-Белорусской епархии с правом перехода в другую епархию. Его прошение было удовлетворено 27 декабря 1955 г. Впоследствии он был зачислен в число братии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и пострижен в монашество с именем Назарий. Скончался в 1963 г. [3, л. 36-40; 27, с. 32].

На протяжении 1950-1960-х гг. уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Гомельской области фиксировал появление новых «ката­комбных» групп и нелегальных монашеских общин. Так, в 1957 г. были выявлены две нелегальные женские монашеские общины в Калинковичском и Буда-Кошелевском районах, насельницы которых самостоятельно совершали богослужения [16, л. 20].

Предпринимая попытки ликвидировать общины ИПЦ, представители государственной власти прибегали к средствам внешнего давления, тем самым побуждая их к усилению мер конспирации. Так, в своем отчете за 1963 г. упол­номоченный сообщал: «В 1961 г. на территории Гомельской области было выяв­лено и взято на учет 34 объединения и групп, действовавших без регистрации. За 1962-1963 гг. некоторые объединения и группы прекратили свои сборища и моления, а некоторые на моления собираются только на годовые праздники» [20, л. 59]. В 1961 г. в д. Ломчи Хойникского района уполномоченным была выявлена группа ИПЦ, члены которой принципиально игнорировали колхозные работы. Судебным решением три руководителя группы были приговорены к трем годам высылки за тунеядство, но приговор не был приведен в исполнение, поскольку осужденные скрылись [18, л. 6-7]. В том же году была выявлена состоявшая из 15 человек группа ИПЦ в д. Озерщина Речицкого района. Через два года местные власти добились того, чтобы члены группы не собирались на моления [18, л. 6-7; 20, л. 59]. В 1963 г. в д. Чирковичи Светлогорского района была выявлена группа ИПЦ, состоявшая из 18 человек и проводившая богослужения в условленном мес­те у реки. На верующих было оказано давление с целью побудить их отказаться от нелегальных собраний [20, л. 72].

Дополнительным поводом к усилению давления на последователей «ката­комбного» движения было недопустимое с точки зрения советской педагогики поведение детей, происходивших из верующих семей, принадлежавших к ИПЦ.

Наибольшее возмущение педагогических работников, руководителей пионерской и партийной организации вызывало то, что такие дети соблюдали посты, отказы­вались от вступления в пионеры, уклонялись от посещения школьных меропри­ятий, утренников, театра, кино. В отдельных случаях дети отказывались читать художественную литературу, ходить к врачам, принимать прививки [19, л. 34-35, 37]. Наиболее вопиющий случай произошел в 1962 г. в средней школе № 17 г. Гоме­ля, в которой обучалась дочь члена общины ИПЦ Попович Галина. Девочка при­общила двух школьниц 6 и 3 классов к своему религиозному сообществу, после чего те приняли не только крещение, но и апокалиптические воззрения «истинно­православных». Вскоре новообращенные девочки решили уйти из дома и странс­твовать по миру, но были задержаны милицией. Как отмечал в своем ежеквар­тальном отчете уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Гомельской области, «Валя и Люда имели намерение убить друг друга, с целью жертвоприношения богу, но все это было предотвращено» [19, л. 36].

Усилив внешнее давление на группы «непоминающих» в 1960-е гг., госу­дарственные органы лишились возможности контролировать их деятельность. Организуя жизнь своих общин на конспиративных началах, последователи ИПЦ все реже попадали в поле зрения государственных чиновников. Весьма показа­тельно в этой связи сообщение уполномоченного, сделанное в 1974 г.: «Ведется наблюдение за деятельностью сторонников ИПХ, возглавляемых Тобольченко Марком Федосовичем, проживающим в г. Жлобине (…) однако недозволенных сборищ верующих не обнаружено» [22, л. 31]. Иными словами, государственный служащий констатирует наличие «непоминающей» группы, объединенной вокруг известного лица, но о собраниях этой группы ничего сказать не может. В отчете за 1973 г. уполномоченный сообщал о том, что на территории восьми районов Го­мельской области проживает 24 нелегальных монахинь и монахов. Одновременно с этим чиновник рапортовал о наложении ограничений и полном контроле над их деятельностью [21, л. 59]. Несмотря на заявления о контроле над ситуацией, упол­номоченный Совета по делам религий при Гомельском облисполкоме за 1970-е гг. лишь дважды упоминал о деятельности «непоминающих», а за 1980-е гг. не име­ется ни одного упоминания. Однако это не свидетельствует об исчезновении «не­поминающих» общин. В первой пол. 1980-х гг. те из них, которые не признавали каноничность «серафимо-геннадиевской» ветви Катакомбной Церкви, перешли в юрисдикцию Русской Православной Церкви Заграницей. В ноябре 1990 г. Архи­ерейский Синод РПЦЗ принял решение о рукоположении во епископа Гомельско­го «катакомбного» иеромонаха Вениамина (Русаленко), духовным наставником которого в свое время был упоминавшийся «непоминающий» священник Феодор Рафанович [25, с. 27]. Однако освещение истории «катакомбных» общин на Гомельщине в 1980-2010-е гг. требует отдельного сообщения.

Завершая обзор истории церковного подполья на Гомельщине в 1940-1970-е гг., следует отметить, что пребывание оппонентов Московской Патриархии на нелегальном положении было вынужденной мерой, обусловленной обстоятель­ствами времени. Усиление давления государственных органов на «непоминаю­щих» подталкивало их к переходу на нелегальное положение, что в свою очередь способствовало формированию уникальной «катакомбной» субкультуры. Од­новременно с этим, вряд ли можно утверждать, что нелегальные православные общины Гомельщины выродились и стали сектантскими. Изменение внешних условий жизни, происходившее в годы немецкой оккупации и после падения со­ветской системы, неизбежно влекло за собой восстановление «непоминающими» священнического руководства общинами и традиционных форм церковной жиз­ни. Данное обстоятельство свидетельствует о церковной природе «катакомбного» движения на Гомельщине и актуализирует вопрос поиска путей восстановления церковного единства.

Литература

1. Архив Гомельского епархиального управления. Дело Свято-Николаевского храма д. Даниловичи Ветковского района.
2. Архив Минского епархиального управления (МЕУ). — Ф. 1. — Oп. 2. — Д. 803.
3. Архив МЕУ. — Ф. 1. — Oп. 3. — Д. 28.
4. Архив Управления Комитета государственной безопасности Республики Бела­русь (УКГБ РБ) по Гомельской обл. — Д. 15454-с.
5. Архив УКГБ РБ по Гомельской обл. — Д. 12270-с. — Т. 1.
6. Архив УКГБ РБ по Гомельской обл. — Д. 12270-с. — Т. 2.
7. Архив УКГБ РБ по Гомельской обл. — Д. 13195-с.
8. Архив УКГБ РБ по Гомельской обл. — Д. 13371-е.
9. Архив УКГБ РБ по Гомельской обл. — Д. 18066-е.
10. Государственный архив Гомельской области (ГАГО). — Ф. 1354. — On. 5. — Д. 77.
11. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 1. —Д. 1.
12. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 1. —Д. 4.
13. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 1. — Д. 5.
14. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 1. — Д. 12.
15. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 2. — Д. 3.
16. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 3. — Д. 26.
17. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 3. — Д. 30.
18. ГАГО. — Ф. 3441. — Oп. 5. — Д. 71.
19. ГАГО. — Ф. 1354. — Oп. 5. — Д. 74.
20. ГАГО. — Ф. 1354. — Oп. 5. — Д. 77.
21. ГАГО. — Ф. 1354. — Oп. 5. — Д. 102.
22. ГАГО. — Ф. 1354. — Oп. 5. — Д. 109.
23. Государственный архив общественных объединений Гомельской области. — Ф. 144. — On. 7. —Д. 136.
24. Иона (Яшунекий), иеродиакон. Наши катакомбы / иеродиакон Иона (Яшунский) // Вестник РХД. — Париж-Нью-Йорк-Москва. — 1992. — № 166. — С. 243-260.
25. Краткая история Русской Истинно-Православной Церкви. 1927-2007 гг. / Под ред. Шумило В.В., Шумило С.В. — Чернигов: ЧГИЭиУ, Киев-Чернигов: Православ­ное изд-во «Вера и жизнь», 2008. — 56 с.
26. Справка Канцелярии Архиерейского Синода РПЦЗ № 4/77/133 от 2/15 августа 1990 г. о катакомбной иерархии в России. Заверена Заместителем Секретаря Архиерейского Синода РПЦЗ епископом Иларионом (Капралом). На 2-х листах. Фотокопия. (Архив автора).
27. Шаплыко Фома, священник. Радошковичи Православные / священник Фома Шаплыко. — Bialystok, 2008. — 144 с.
28. Шумило, С. В. В катакомбах. Православное подполье в СССР. Конспект по исто­рии Истинно-Православной Церкви в СССР / С. В. Шумило. — Луцк : Герен, 2011. — 272 с.

Автор: А.В. Слесарев
Источник: Православные ценности в современной белорусской культуре. Сборник докладов XXI международных Кирилло-Мефодиевских чтений, посвящённых 1000-летию со дня преставления святого равноапостольного князя Владимира. Минск, 2016.