Научное исследование различных аспектов истории Гомельской губернии (геополитических, военно-стратегических, экономических, политических, межнациональных и конфессиональных) активизировалось с 1990-х гг., при этом основной вклад внесли и продолжают вносить гомельские историки-преподаватели исторического факультета ГГУ Г.Г. Лазько, В.П. Пичуков, А.Д. Лебедев, В.М. Лебедева, М.И. Старовойтов, А.И. Зеленкова, и др.
Вместе с тем, на взгляд автора, недостаточно внимания обращается на процесс формирования и функционирования органов власти и управления новой губернии, характер отношений между различными властными структурами по горизонтали и вертикали, в том числе роль органов большевистской партии во властной местной иерархии.
Проведенный автором анализ архивных материалов по истории Гомельской губернии 1919-1921 гг. показывает, что сложившееся в историографии представление о существовании в период гражданской войны и иностранной интервенции строго централизованной системы построения всей системы власти в Советской России требует значительной корректировки.
В этот период централизованная система с характерной для нее строгой иерархией властных статусов еще только формировалась и весьма непросто. Шел поиск таких форм организации власти, которые наиболее эффективно могли бы способствовать реализации текущих и стратегических задач советской власти. Для этого периода на местном уровне было характерно одновременное существование различных одноуровневых властных и управленческих органов (губисполкома, губревкома, Военного Совета гомельского укрепрайона), отношения между руководителями которых чаще всего строились на стремлении к доминированию, а не к сотрудничеству и компромиссам, к чему новые руководители на всех уровнях были не только не готовы, но и не были на них способны (за редким исключением). Все они были членами большевистской партии, построенной по принципу строгой вертикальной иерархии и чуждой самой идее компромисса, который рассматривался как проявление «мелкобуржуазной стихии» и слабости. Им был присущ инверсионный тип мышления, выражавшийся в абсолютизации дуальной оппозиции, четко разграничивающей все многообразие мира и социальных отношений на два прямо противоположных полюса, один из которых приобретал однозначно положительное значение, другой — столь же однозначно-негативное. Этот тип мышления и поведенческий стереотип новой генерации руководителей, а не только потребности военного времени, настоятельно требовал создания системы строгого вертикального соподчинения, что принято называть административно-командной системой.
Уже в процессе образования Гомельской губернии возникли серьезные противоречия между руководством могилевскими губернскими и гомельскими уездно-городскими властями: обе стороны стремились играть главные роли в руководстве новой губернии (прежде всего речь шла о губисполкоме и его отделах, так как органы партийной власти в то время еще не заняли привычное для них впоследствии положение надгосударственных). Гомельские руководители, по инициативе которых и создавалась губерния, считали, что они и должны возглавить ее, превратив уездно-городской исполком и его отделы соответственно в губисполком и губотделы новой губернии. В свою очередь могилевские руководители ориентировались на состав могилевского губисполкома и его отделов как основу губернских органов власти и управления создаваемой Гомельской губернии, при этом указывая (как обязательный предварительный шаг к успешному их формированию) на необходимость преодоления «ненормальных личных отношений гомельских товарищей с нами» [1, с. 16, 32].
Первое время руководство Советской России в противоборстве «могилевской» и «гомельской» групп дистанцировалось от явной поддержки одной из них. Представляется, что поворот в сторону поддержки «могилевской группы» в Москве главным образом был результатом ликвидации «стрекопытовского мятежа», проходившего в Гомеле с 24 по 29 марта 1919 г. И наоборот, позиции «гомельской группы» значительно ослабли. Во-первых, в ходе «стрекопытовского мятежа» она потеряла ряд своих членов: были убиты председатель гомельского ревкома С.С. Комиссаров, члены ревкома Н.С. Билецкий и И.И. Ланге (председатель уездной ЧК), комиссар горотдела юстиции Б.Я. Ауэрбах и др. Во-вторых, допустившие мятеж партийно-советские органы (вне зависимости от их реальной вины в этом) уже не вызывали прежнего доверия в центре.
После подавления «стрекопытовского мятежа» отношения между Могилевом и Гомелем вышли на критическую точку. Могилевское руководство решило использовать эти события в целях закрепления своего доминирования в руководящих структурах будущей губернии. Могилевским губкомом 30 марта 1919 г. принял решение направить в гомельский ревком трех своих представителей и считать их «основным ядром Гомельского Ревкома» с задачей «никакого сепаратизма там не допускать» [2, л. 24].
17 апреля 1919 г. могилевский губисполком и губком РКП(б), опасаясь повторения восстания в Гомеле в связи с проблемами в обеспечении продовольствием проезжавших через Гомель воинских частей, на совместном заседании признали «необходимым срочно перенести Губцентры в Гомель», выделив для организации «нового губцентра тринадцать человек» из могилевских представителей [2, л. 45-45 об.]. 20 апреля 1919 г. (к этому времени президиум могилевского губисполкома уже находился в Гомеле как руководящий орган советской власти губернии) на объединенном заседании губкома РКП(б) и представителей исполкомов Могилевской губернии, Гомельского уезда и северных уездов Черниговской губернии был сделан очередной шаг по укреплению позиций «могилевской группы»: был утвержден персональный состав руководителей губернских отделов, практически все из которых возглавили могилевские представители (в том числе и предполагавшиеся «сформировать из гомельских местных кадров» губЧК и губСНХ) [2, л. 47].
27 мая 1919 г. на заседании пленума гомельского губкома РКП(б) с представителями уездных партийных комитетов Гомельской губернии рассматривался список кандидатов в гомельский губисполком. В результате голосования, проводившегося персонально по каждой кандидатуре, больше всех голосов получили могилевские представители: из 28 голосов 24 получил А.М. Ханов, И.З. Сурта — 19, И.Б. Геронимус, А.А. Цибарт и Ф.А. Леонюк — по 18. Председатель гомельского угорисполкома Д.С. Гуло получил 14 голосов, а председатель Полесского комитета РКП(б) М.М. Хатаевич — только 7 и с трудом прошел в состав членов губисполкома [2, л. 74-74 об.]. В избранный 30 мая 1919 г. президиум губисполкома вошли только представители «могилевской группы» во главе с А.М. Хановым [2, л. 78]. Таким образом, два наиболее влиятельных и авторитетных представителя «гомельской группы» М.М. Хатаевич и Д.С. Гуло (главные инициаторы создания Гомельской губернии) оказались в новом губернском руководстве на вторых ролях.
Д.С. Гуло фактически от дальнейшей борьбы с «могилевской группой» устранился. М.М. Хатаевич еще определенное время пытался влиять на позицию губернского руководства, но безрезультатно и в конце июня-начале июля 1919 г. по направлению ЦК РКП(б) уехал из Гомеля в Самару (в 1921 г. вернулся на должность секретаря гомельского губкома РКП(б) [2, л. 90].
Анализ архивных документов не показывает наличия каких-либо внятных разногласий между двумя группами (несмотря на заявление М.М. Хатаевича о «сильных разногласиях и коренных расхождениях») по экономическим и политическим вопросам советской политики, методам и средствам осуществления линии по советизации губернии и реализации указаний московского центра, а также по отношению к проблеме вхождения в состав ССРБ. Представляется, что главным в этом противостоянии были личные амбиции могилевских и гомельских партийно-советских руководителей. Большинство из них были людьми молодыми (в среднем от 25 до 30 лет), не имевшими ни достаточного политического опыта, ни знаний, умений и навыков управленческой работы, но получившими в результате революции руководящие посты в системе новой власти и не желавшие их терять, при этом, вероятнее всего, уверенные, что именно они смогут эффективнее реализовать коммунистические идеи, о которых у них существовали достаточно смутные теоретические представления (подавляющая их часть стали членами большевистской партии после февральской революции — «ветеранами» партии из первых лиц губернии можно считать только А.М. Ханова и М.М. Хатаевича с партийным стажем соответственно 12 и 5 лет). Борьба между этими двумя группами, не способными к разумным компромиссам во имя общего дела, в сложной военно-политической и экономической ситуации начала 1919 г. лишь усугубляла существовавшие в губернии проблемы.
Дальнейшие события показали, что это не был исключительный случай: противоречия и внутри гомельского руководства, и конфликтные ситуации с военными и центральными властями возникали не единожды. Отношения в Гомельской губернии (как и всей советской России) между различными властными структурами на местах в период военного времени не были строго регламентированы и степень их взаимодействия определялась в значительной (а иногда и в решающей) мере личными качествами их руководителей, наличием (или отсутствием) между ними взаимопонимания.
1919-1921 гг. было временем усиления роли партийных органов в системе власти и управления и превращения их в высшую структуру этой системы. Имеющиеся в распоряжении автора архивные документы дают основание утверждать, что в 1919 г. в Гомельской губернии этот процесс в видимой форме еще не проявлялся, а реальные рычаги влияния сосредоточивались в руках губисполкома и его председателя. В отношениях между губкомом и губисполкомом видимых конфликтов не было. Такое бесконфликтное существование было следствием прежде всего наличие сплоченности внутри «могилевской группы», пришедшей к власти в губернии в результате острой борьбы с «гомельской группой», а не наличием формализованной, не зависящей от личных качеств руководителей, системы отношений партийных и советских органов власти. Лидеры этой группы А.М. Ханов и И.З. Сурта весь 1919 г. менялись должностями председателя губисполкома (губревкома) и губкома, хорошо друг друга знали, понимали и доверяли друг другу, могли (что было скорее редким исключением, чем правилом) принимать согласованные решения.
Но как только в руководстве губернии появлялись новые люди, которые в эту систему взаимоотношений не вписывались, то возникали серьезные конфликты. Так, в сентябре 1919 г. был создан гомельский укрепрайон (ГУР). ГУР должен был решать чисто военные задачи, не заменяя собой обычные советские структуры власти и управления. Для руководства ГУР был сформирован Военный Совет ГУР во главе с комендантом Наумовым (бывшим комендантом Пензенского укрепрайона). Практически сразу между ним и местными органами власти возникли противоречия. Фактически Наумов занял независимую от местной власти позицию, игнорируя мнение губернских партийных и советских властей, принимая самостоятельные, не согласованные с ними решения. Обвинения в «нетактичности» и потере доверия со стороны ответственных работников губернии Наумов отвергал, объясняя все свои действия интересами порученного ему дела и заявляя, что «не будет делать ни одного отступления от намеченных перед ним задач» [2, л. 194]. Эти противоречия продолжались далее (вплоть до конца мая 1920 г.) и при новом руководителе ГУР Кундо.
В январе 1920 г. на губпартконференции и II губсъезде Советов руководство губкома и губисполкома подверглось резкой критике за «расшатанность партийного и советского аппарата», отсутствие связи с местами, в результате чего состав гомельского губернского руководства значительно обновился за счет работников из уездов: на пост председателя губкома РКП(б) был избран Х.Г. Пестун, председателя губисполкома — Леонов. Бывшие руководители губернии А.М. Ханов и И.З. Сурта стали формально обычными членами президиума губисполкома. Однако из-за болезни Леонов фактически к своей работе и не приступил и в губисполкоме главную роль продолжали играть А.М. Ханов (в апреле 1920 г. ставший вновь предгубисполкома) и И.З. Сурта [3, л. 2, 138], [4, л. 59 об.] В отношениях между губкомом и губисполкомом стал нарастать кризис: прежняя система взаимоотношений губкома и губисполкома, основанная на личных контактах их руководителей, перестала действовать.
Как свидетельствуют документы, фактически в основе конфликта в руководстве губернии, достигшего своей высшей точки к началу мая 1920 г., лежало стремление нового состава губкома определять кадровую политику в советских органах (прежде всего в губисполкоме), которое (с формальной точки зрения) выразилось в попытке губкома повести «борьбу с расхлябанностью, разгильдяйством, пьянством и преступлениями среди ответственных коммунистов, советских работников губернской верхушки» [3, л. 138 об.]. Эта кампания началась с «дела Абрамовича» (Абрамович — член коллегии губСНХ, член губернского правления союза металлистов), продолжило — «дело Цибарта» (А.А. Цибарт — член ГИК, зав. отделом социального обеспечения и труда губисполкома, член президиума губсовета профсоюзов). Вскоре было заведено дело против коммунистов-руководителей губернского ЧК, обвиненных в «кутежах». Наиболее крупным стало «дело Кундо» (Кундо — комендант ГУР и губвоенком, как и его предшественник Наумов, проводил самостоятельную линию, не согласовывая свои действия с губкомом). Кундо был переведен в кандидаты в члены РКП(б) и по предложению губкома распоряжением смоленского окружного военкома смещен со своей должности «за полную хаотичность, нераспорядительность, плохую постановку учета как в области хозяйственной, так и распределении Коммунистических сил, слабую связь с комсоставом, ячейками, медленное и плохое исполнение приказов Центра». Новый губвоенком Немцев в первом же своем докладе на заседании губкома 26 мая 1920 г. заявил, что «будет базировать в своей работе на губком как политический губцентр» [3, л. 129-130].
К этому времени в руководстве губернии фактически сформировались две группы ответственных руководителей: одна группа (большинство губкома) — «группа губкома», куда входила и часть руководства губисполкома, другая — «группа губисполкома» (часть руководства губисполкома во главе с председателем А.М. Хановым). Фактически, как уже отмечалось выше, вопрос шел о том, кто будет определять кадровую политику в советских органах власти — губком или губисполком. Линия губкома на ужесточение требований к моральному облику коммунистов-руководителей председателем губисполкома А.М. Хановым интерпретировалась как «террор против ответственных работников» и попытка «подкапывания под то, что строил в свое время»: он обвинил губком в проведении линии «с целью опорочивания и выживания целого ряда ответственных работников», в «личной неприязни» к ряду работников губисполкома и попросил, как и И.З. Сурта, о переводе в другие губернии или в Красную Армию [3, л. 123-123об., 129].
25 мая 1920 г. в связи с переходом губернии на военное положение и «принимая во внимание близость фронта и в целях создания единой, сильной революционной власти в губернии» губисполком себя упразднил и передал всю власть губревкому [4, л. 64]. При этом отделы губисполкома продолжали работать, выполняя задания губревкома. В результате этого противостояния «группа губкома» одержала победу: А.М. Ханов лишился должности предгубисполкома и окончательно потерял свое влияние на принятие решений, хотя и оставался членом губкома. Шансов занять какой-либо важный пост в гомельской иерархии, учитывая его постоянные конфликты с руководством губкома, у него не было и он добился своего откомандирования в распоряжение ЦК РКП(б) с назначением на работу в Нижний Новгород. И.З. Сурта перешел на работу в центральный аппарат ВЧК.
Одновременно в мае 1920 г. возник острый конфликт между руководством гомельского губкома РКП(б) и Председателем РВС Республики Л.Д. Троцким. На должность предгубревкома по приказу Л.Д. Троцкого был назначен А.М. Пыжев, отрицательное отношение к которому со стороны губкома Л.Д. Троцкому было известно. В приказе от 10 мая 1920 г., подписанном Л. Троцким, губревкому передавалась вся полнота власти и право снимать всех местных ответственных советских работников. Никто, кроме вышестоящих органов армии и фронта, не имел права «вмешиваться, отменять или изменять распоряжения губревкома» [3, л. 115]. Фактически губком терял свое значение, превращаясь в малозначимый и маловлиятельный орган, лишенный главного рычага влияния на ситуацию в губернии — расстановку кадров ответственных работников. Это решение Л.Д. Троцкого было воспринято на заседании губкома 11 мая 1920 г. как шаг, ведущий к разрушению работы губкома и подрыву его авторитета, фактической ликвидации губкома. Было принято решение «просить Центральный Комитет отменить приказ тов. Троцкого и восстановит в партийных правах по отношению конструирования местных органов, также и учета и распределения партийных работников или распустить губком, прислав для расследования на месте своего представителя» [3, л. 112-112об].
В Оргбюро ЦК РКП(б) был передан соответствующий доклад, однако рассматривался этот вопрос в Оргбюро или нет — в архивных материалах ответа найти не удалось. Посланный в Москву член губкома, губисполкома и ВЦИК Я.Г. Егоров смог только сообщить, что секретарь ЦК РКП(б) Н.И. Крестинский назвал приказ Л.Д. Троцкого «правильным», хотя тут же пообещал прислать вскоре в Гомельскую губернию на место А.М. Пыжева нового председателя губревкома [3, л. 171].
По всей видимости, такое давление на А.М. Пыжева свою роль сыграло и в дальнейшем конфликтные ситуации в отношении с губкомом в документах не фиксируются, а губком (как свидетельствуют протоколы заседаний губкома) продолжил решать кадровые вопросы, перемещая ответственных работников губернского и уездного масштаба.
В целом военный период 1919-1921 гг. представляет исключительный интерес с точки зрения понимания генезиса советской системы управления, исследования различных альтернативных вариантов построения этой системы и принципов, методов и средств взаимодействия составлявших ее элементов. В годы гражданской войны и интервенции на местах система взаимоотношения между партийными и советскими органами определялась, с одной стороны, стремлением государственных структур власти и управления к значительной автономии, в том числе и в решении кадровых вопросов, с другой — стремлением партийных комитетов встать над Советами. О необходимости разграничения функций партийных и советских органов, определения четкого их места во властной структуре говорилось еще на VIII съезде РКП(б) (март 1919 г.) [5, с. 446-447]. Однако только к концу военного периода на местах партийные органы стали доминировать в системе государственного управления, превратившись в высшую управленческую структуру, что получило свое закрепление в документах XI съезд РКП(б) (март-апрель 1922 г.) [5, с. 600-601]. По решению съезда, партийные органы должны были ставить задачи, определять средства, методы их решения, а советские органы — осуществлять их выполнение, отвечая за это перед партийными органами. «Разграничение» на деле означало, что теперь у партийных инстанций появилась возможность снять с себя долю ответственности за нерешенные экономические вопросы, перекладывая ее на советские органы. А главным рычагом партийной власти, безусловно, становилась более жесткая кадровая политика: без контроля этой сферы все партийные решения могли бы оставаться лишь «заявлениями о намерения».
Литература
- Гомельская губерния 1919-1926 гг.: док. и материалы / сост.: М.А. Алейникова [и др.]; ред- кол.: В.И. Адамушко [и др.]. — Минск: НАРБ, 2009. — 270 с.
- Государственный архив общественных объединений Гомельской области (ГАООГО). — Фонд 1. — Оп. 1. — Д. 12. Протоколы заседаний могилевского и гомельского губкомов РКП(б) и документы к ним, 1919-1920 гг.
- ГАООГО. — Фонд. 1. — Оп. 1. — Д. 211. Протоколы заседаний гомельского губкома РКП(б), 1920 г.
- Государственный архив Гомельской области. — Фонд 24. — Оп. 1. — Д. 67. Протоколы заседаний гомельского губисполкома, 1919-1920 гг.
- Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК: в 2 ч. — Москва: Гос. изд-во политической литературы, 1953. — Ч. 1 (1898-1925). — 952 с.
Автор: С.А. Елизаров
Источник: Известия Гомельского государственного университета имени Ф. Скорины. Сер. Гуманитарные науки. — 2015. — № 4. — C. 37-41.
