«Обязать партийные и советские органы оказывать всяческое содействие органам НКВД в деле организации и укомплектования истребительных батальонов по борьбе с парашютными десантами противника».
В СССР война закончилась не праздничным майским салютом и коротким галопом лошади маршала Жукова по брусчатке Красной площади. К тому времени второй этап противостояния советских граждан только начался, но уже не с немецкой армией. Новые партизанские отряды пускали под откос поезда с советской символикой; спрятав оружие в укромное место, воины направлялись домой – в колхоз. Начало 50-х гг. минувшего столетия для многих жителей белорусских деревень отмечено ожиданием новой войны – за свободу от символики СССР. Поэтому сдавать оружие, подобранное на местах былых боев, не спешили: верили, что пригодится, когда появятся новые командиры. И они появились.
В ожидании новой войны
Киноленты «Беларусьфильма» создали узнаваемый образ бойца с винтовкой, без промаха бьющего из кустов по колонне немцев. Но стоит заглянуть в агитационную литературу советских лет, чтобы понять: «лесных братьев» боялись не только немцы. Вот как, к примеру, описывали «трудную и почетную работу советских чекистов» современники Брежнева: «В годы «холодной войны» деятельность империалистических разведок была возведена на уровень госполитики. …Человек, не имеющий прочной идейной закалки, опыта политической борьбы, незнакомый с коварными методами империалистической пропаганды, не всегда может своевременно заметить, как он попадает под идеологическое влияние противника». Опасение, сквозившее в этих строках, можно объяснить тем, что в отряды «противников», действовавших на территории СССР, входили не только немцы, но и советские граждане. Новые бойцы бродили по белорусским лесам до середины 50-х гг., напоминая о своем существовании крупными операциями.
К примеру, в 1946г. в Пинской области был совершен налет на сотрудников МГБ, в результате которого последние понесли серьезные потери. Поводом стала очередная зачистка чекистов, арестовавших членов Союза белорусской молодежи (СБМ) и бойцов крупнейшей в то время «антисоветской организации» «Черный кот». Задержанных (различные источники оценивают их численность от 250 до 300) перевозили на колонне автомашин, однако доставить их до места назначения не удалось: в 38 км от Пинска на колонну напали бойцы «Черного кота». Около 70 сотрудников МГБ сержантского и офицерского состава погибли, почти всех арестованных освободили.
«Черный кот» оставил заметный след и в послевоенной истории. В марте 1948 г. около полутысячи бойцов под руководством лидера организации Михаила Витушко заняли Новогрудок, блокировав здания МГБ, местного гарнизона, партийных органов и милиции (данное событие ставится под сомнение современными беларускими исследователями). Причиной активных действий также стало помещение под стражу нескольких бойцов «Черного кота»; их освободили, уничтожив, по данным книги «Память. Новогрудский район», несколько сотен чекистов, бойцов внутренних войск, советских и партийных активистов.
В начале 50-х гг., когда репатриация и реэмиграция были закончены, «освободительное движение»попытались инициировать руководители рады Белорусской народной республики (БНР), Белорусской независимой партии (БНП) и пр. Пытаясь организовать переброску своих людей на территорию СССР, они воспользовались предложением немецких и американских разведок, которые в свою очередь были заинтересованы в изучении военного и экономического потенциала СССР. Заложниками обеих сторон стали несколько десятков бывших советских граждан, десантированных на территорию БССР с набором оружия, радиопередающими устройствами и четкими инструкциями относительно «шпионажа, диверсий и активной работы по созданию белорусского национального подполья».
Провал МГБ
Наиболее заметным десантником, приземлившимся на белорусскую землю, стал Янка (Иван) Филистович. Работу 26-летнего «американского шпиона» можно назвать провалом МГБ: нелегал-Филистович собирал сведения на протяжении года, свободно передвигался по стране, руководил партизанским отрядом, который предполагалось включить в освободительное движение Беларуси, даже пытался издать собственную газету. Все это время он не скрывал цели своего появления в стране, но настолько положительно зарекомендовал себя у местных жителей, что последние не стремились бежать в МГБ с доносами, предоставляя нелегалу кров и пищу.
Причиной столь длительной работы наверняка стала блестящая подготовка Филистовича в разведшколе в Кауфбейрене (ФРГ). Однако подробности его биографии малоизучены до сих пор: КГБ, где хранится уголовное дело Филистовича, не спешит открывать архивы исследователям, выдавая дозированную информацию лишь в книгах, изданных с участием собственных специалистов. Исследователям белорусской истории доступны лишь воспоминания родственников Филистовича и несколько публикаций, самой заметной из которых стал труд Александра Лукашука. В начале 90-х гг. автор получил доступ к нескольким томам уголовного дела Янки Филистовича, на основании которых воспроизвел судебный процесс.
Справка «БелГазеты»
В 1943г. Филистович был мобилизован в 13-й белорусский батальон СД и со временем переведен в Восточную Пруссию. За попытку побега к чешским партизанам арестован, чудом избежал расстрела. Перебрался во Францию, поступил в Сорбонский университет на отделении истории, однако диплома не получил. Принимал участие в образовании Белорусской независимой организации молодежи (БНАМ), издании журнала «Моладзь». Переехав в Лувен (Бельгия), продолжил учебу в католическом университете. В это время начал общение с членом рады БНР Борисом Рогулей, который и предложил пройти обучение в разведшколе.
Приземление в Ильянском районе
Янка Филистович выпрыгнул с парашютом с борта американского самолета, сделавшего круг над Ильянским районом Молодечненской области, в сентябре 1951г. Место десантирования выбрали не случайно: Янка был родом из деревни Понятичи Ильянского района.
Учеба в разведшколе длилась три месяца. Как следует из судебных показаний Филистовича, он «изучал топографию, учился пользоваться компасом, определять координаты, разжигать костер. Учился прыгать с парашютом, тренировался в стрельбе. Много читал – советские газеты и журналы, литературу. …Рогуля сообщил, что ходатайствовал перед радой БНР о присвоении мне (Филистовичу. – Е.А.) звания подполковника. Мы все мечтали тогда, что вот-вот начнется война, и необходимо, чтобы у Беларуси были подготовленные кадры, чтобы заменить большевистскую власть». По словам Филистовича, лидер БНР предлагал съездить в Вильнюс, передал листовки «Жыве Беларусь», текст гимна, обращение к белорусскому народу и попросил до его приезда «не сделать ни одного выстрела».Для подтверждения статуса Филистовичу вручили удостоверение «сябра рады БНР», подписанное президентом рады Николаем Абрамчиком, фотографии Абрамчика и военного министра БНР Франца Кушеля с дарственными надписями, оружие.
«Мы забрали только государственные деньги»
Проживая в деревнях Сомали и Пузово, Филистович совершил несколько поездок в Вильнюс и Гродно. Он работал один – до тех пор пока не узнал о существовании «бандгруппы» Сергея Микулича, действовавшей в Ильянском районе. Бойцы отряда, бывшие полицейские, скрывавшиеся от наказания, признали лидерство «американского шпиона». Филистович попытался изменить действия отряда, известного в округе своей жестокостью. В книге «Антисоветское подполье на территории Беларуси в 1944-53 гг.», написанной старшим научным сотрудником архива КГБ Игорем Валахановичем, приводится крайне невысокая оценка, данная Филистовичем отряду: они «не имели никакого плана ни на будущее, ни на текущее время, жили просто по-волчьи, сегодняшним днем. Присмотревшись ближе, я увидел, что никто из них не имеет даже самой малой идейной подкладки». Новый лидер решил изменить деятельность бойцов, о чем позже сообщил суду: «Не организовал ни одного теракта, не позволял делать этого и участникам лесного подполья».
Командир составил текст присяги вступающих «в ряды белорусских национально-освободительных сил», пытаясь заставить жить по принципам дисциплины и конспирации. Упор в деятельности отряда планировалось перенести на агитацию. С этой целью летом 1952г. партизаны разгромили типографию газеты «Шлях да камунiзма» в деревне Вязынь (тогда – Молодечненская область) и попытались организовать свой печатный цех. По сведениям Валахоновича, «отсутствие необходимых навыков и некоторых деталей к типографскому оборудованию не позволило осуществить намеченные планы».
Вещи и продукты Филистович заставлял покупать, а не отнимать. По его словам, грабежом отряд занялся лишь единожды, когда закончились деньги. Тогда партизаны напали на двух финагентов, перевозивших выручку. Как отметил Филистович, «у финагентов мы забрали только государственные деньги» – 6 тыс. рублей.
«К стыду белорусских чекистов»
Действуя под носом белорусских спецслужб, Филистович был задержан усилиями московского МГБ. Как отметил на суде свидетель Трапш, следователь по делу «американского шпиона», «на след Филистовича вышли не в Минске, а в Москве. К стыду белорусских чекистов, он целый год жил в подполье. Работал. В Москве во время перлюстрации почты вызвали подозрение письма за границу, написанные детским почерком. По содержанию определили, что автор где-то здесь, в Беларуси, дали оперативку. Тогда уже начало работать Молодечненское управление госбезопасности, а потом Минск подключился».
Операция по ликвидации «вооруженной бандитской группы под руководством американского шпиона Филистовича Ивана Андреевича» была проведена в ночь с 4 на 5 сентября 1952г. в лесу к западу от деревни Сомали. Один из бандитов попытался оказать сопротивление, но был захвачен. Другого убили при подходе к лагерю. Спрятавшись в засаде, сотрудники МГБ ждали появления Филистовича, который с двумя бойцами отправился в деревню за едой. Двух бойцов убили, «американскому шпиону» удалось уйти.
Пять дней он скрывался, пытаясь добраться до Гродно и перейти границу с Польшей по заранее оговоренному с американской разведкой «коридору». Это было нелегко: количество военных, сотрудников МГБ и МВД, стянутых к месту нахождения шпиона, позже позволило Филистовичу отметить на суде, что «местные жители не могли выбраться в соседнюю деревню».
Во время бегства он избавился от ненужных вещей – документов, автомата, ампулы с ядом. Выйдя к деревне Ярмоличи, решил постучать в дом знакомого со школьных лет Петра С., надеясь на привычное гостеприимство: «Раньше люди не раз помогали и давали приют, никто не выдал на протяжении года. Хозяин пустил в дом, поставил на стол ужин, налил чаю. Я сделал глоток – и все поплыло перед глазами».
Знакомый Филистовича сотрудничал с органами госбезопасности, он знал, на кого идет охота, и успел подсыпать в чай незваного гостя снотворное, за что потом был награжден мотоциклом. Сотрудники Молодечненского управления МГБ сделали все, чтобы не упустить «американского шпиона» еще раз: Лукашук сообщает, что в задержании участвовали 13 человек. Это случилось 9 сентября 1952г. – через год после прыжка с американского самолета.
«Волевой хлопец»
Следствие по «делу Филистовича» длилось пять месяцев, допросы шли днем и ночью, но, по словам следователя Трапша, «спецметодов не применяли». Личность задержанного произвела впечатление даже на сотрудника МГБ: «Он очень интересный человек, волевой хлопец, и, несмотря на его положение передо мной, он был мне очень симпатичен как человек». Пытаясь доказать, что жизнь в Стране Советов не так тяжела, как кажется Янке, Трапш добился у руководства разрешения показать обвиняемому город, усадив его в закрытую машину.
Но приговор по делу самого крупного шпиона, задержанного в БССР, на котором учились поколения чекистов, не мог быть иным: расстрел. Это слово прозвучало весной 1953 г.
Место захоронения «американского шпиона» засекречено до сих пор. Это позволяет родственникам Филистовича верить, что власть смилостивилась над нарушителем и позволила ему жить под чужим именем. Но все, что у них есть, кроме детских снимков маленького Янки, – ответ польского Красного Креста, сообщившего, что «Ян Филистович, сын Андрея, скончался 19 марта 1954 г.». Он ненадолго пережил предавшего его человека: находясь в состоянии алкогольного опьянения, Петр С. замерз у дома родственницы «шпиона», надеясь выследить еще одного диверсанта и получить за это новую награду.
Четвёрка из Налибоков
Явный просчет с Филистовичем белорусские чекисты умудрились компенсировать уже на следующий день после его задержания. 10 сентября в Налибокской пуще были задержаны два диверсанта-парашютиста – Геннадий Костюк (Бен) и Михаил Артюшевский (Фин). Третьему – Михаилу Кальницкому (Джо) – удалось сбежать, он был застрелен спустя два дня. Последнего из четверки диверсантов – Тимофея Острикова (Карл) – задержали несколькими днями ранее в Минске. Как пишет Валаханович, Остриков «сообщил оперативникам все сведения о месте, дате десантирования американских шпионов, назвал их псевдонимы и приметы, а также указал место сбора группы, назначенного на 10 сентября 1952 г.»
Изъятые у четверки шпионов вещи служат украшением музея КГБ. Прикрепленный к потолку купол парашюта зловеще напоминает об «антисоветской угрозе», способной повлиять «на политически незрелых людей, особенно из числа молодежи». По нескольким стеллажам разложены привезенные из-за границы вещи: две радиостанции, радиоприемник, два портативных фотоаппарата, семь пистолетов, три автомата с большим количеством патронов, две стреляющие авторучки, топографические карты, компасы, средства тайнописи, медикаменты, яды и деньги – 206 тыс. советских рублей, 4 тыс. польских злотых и 500 германских марок. В уголовном деле есть упоминание о денежных суммах, предназначавшихся шпионам за успешно выполненную работу: в месяц на счет каждого начислялось по $213, жизни были застрахованы на $10 тыс. Спальных мешков у шпионов было только три: по расчетам американской разведки, отправившей бойцов в БССР, один обязательно должен был бодрствовать, когда другие спали.
Радиоигра в центре столицы
По логике книги «Антисоветское подполье…», в роли предателя выступил Остриков. Однако участник десанта не разделяет такую точку зрения, отмечая, что «Артюшевский сдался, потому что ему нужны были деньги». Заметим, что трибунал Белорусского военного округа приговорил лишь двух парашютистов – Острикова и Костюка – к 25 годам колонии. Артюшевский постановлением Президиума Верховного совета СССР помилован и освобожден от уголовной ответственности в начале 1956г. За что – не сообщает ни одна публикация.
Расследование этого уголовного дела вряд ли было сложным, однако приговор прозвучал лишь спустя два года после задержания. Остриков не скрывает, что все это время «жил с Артюшевским на специальной квартире, расположенной на проспекте Ленина (ныне – пр-т Независимости. – Е.А.). Рядом была почта и стадион. В месяц нам давали по 800 рублей, и мы могли покупать на них все, что хотели. Я ботинки купил, но недостатка в одежде у нас не было». Какое задание выполняли два обвиняемых в шпионаже гражданина, Остриков не уточняет, замечая лишь, что «все делал Артюшевский, а я только варил суп. Охраны с нами не было, хотя, наверное, чекисты каким-то образом наблюдали за нами». В ряде публикаций об этой истории отмечено, что с помощью обвиняемых сотрудники МГБ проводили радиоигру «Ракета», пытаясь выяснить число шпионов, работающих в БССР. По некоторым данным, за подписью шпионов отправлено более 40 радиограмм, получено из зарубежного разведцентра около 60.
Конец истории
Костюк умер в лагере. Остриков отсидел в мордовских лагерях 23 года, вышел на свободу, через три месяца женился, у него родился сын. История о неудавшемся десанте напомнила о себе лишь единожды, когда в адрес Острикова пришло письмо с просьбой о встрече в Москве «с дорогим Карлом». Неудавшийся шпион незамедлительно сообщил об этом в КГБ, после чего поехал на встречу. В результате произошел дипломатический скандал: чекисты выяснили, что на контакт с бывшим шпионом пытался выйти атташе посольства США Луис Томас, пытаясь передать в пакете от конфет «Холодок» инструкции ЦРУ. Атташе объявили персоной нон-грата, о чем сообщила газета «Правда». Где находится Артюшевский, неизвестно. Судя по всему, сменив фамилию, он уехал в другой город, где не слышали о неудавшемся десанте.
Справка «БелГазеты»
Группа, десантировавшаяся в районе деревни Клетище Ивенецкого района Молодечненской области в ночь на 27 августа 1952 г., успела послать только две радиограммы об удачном приземлении. Зато все трое максимально подробно изложили свои биографии. Так, в МГБ узнали, что четверка была сформирована в Кауфбейренской разведшколе, куда каждый попал своим путем. Остриков и Артюшевский были насильно вывезены в Германию и не решились вернуться домой. Бывший полицейский Кальницкий (исполнял обязанности радиста) по собственной воле переехал в Германию и некоторое время возглавлял отделение «Союза белорусов в Бельгии» в Льеже. Участник сражений на стороне немецкой армии, в прошлом фельдфебель Ваффен СС, Костюк некоторое время состоял в организованной Филистовичем БНАМ. Все они оказались в БССР при содействии Рогули, перед полетом выдавшего четверке мандаты БНР. Комментируя давние события в разговоре с корреспондентом «БелГазеты», Тимофей Остриков подчеркнул, что «свои бумаги я порвал еще перед посадкой в самолет».
Продолжение следует
В «Антисоветском подполье…» десант Острикова назван «последней попыткой рады БНР с помощью американской разведки объединить разрозненные силы антисоветского подполья». Однако корреспонденту «БелГазеты» стало известно еще об одном прыжке, совершенном в 1951 г. в районе Кобрина группой белорусских эмигрантов во главе с офицером, членом антисоветской организации «Белорусское освободительное движение» Семеном Михальчуком. Объединив разрозненные группы «лесных братьев», он создал отряд и провел как минимум две диверсии: на железнодорожной линии Брест – Барановичи был взорван военный состав, а на шоссе Кобрин – Барановичи уничтожена автоколонна с военным снаряжением. Об этом оперативно сообщала эмигрантская пресса. А осенью 1953 г. появился некролог: прорываясь из окружения, Михальчук был ранен и принял решение прикрывать отступление своих бойцов. Когда его пытались взять в плен сотрудники МГБ, он взорвал последнюю гранату.
Автор: Елена Анкудо
