Первые евангелические общины в Беларуси возникли именно на Гомельщине в конце XIX в. По данным на 1924 г., в Гомельском уезде были общины евангельских христиан в деревнях (Пытьковка и Щербовка) и в селах (Руденец и Сивенка) и баптистов (в деревнях Уть и Иваки и в Новобелице).
По данным официальных источников, «до Октябрьской революции религиозное сектантство в Мозырском округе среди коренного населения было развито слабо». Имелась община евангелистов в Копаткевичском регионе и община немцев-баптистов на Наровлянщине. С 1919 г. наблюдается рост «религиозных сектантских общин» среди белорусского населения Мозырщины. Их организаторами, как правило, были военнопленные, возвратившиеся из Германии. Пик количества протестантских общин приходится на 1921-1922 гг., когда наступило мирное время и «сектанты получили возможность свободно проповедовать свое вероучение».
В официальной статистике на 1926 г. в Мозырском округе отмечаются две общины немцев-баптистов (на хут. Хатки и Клессинская в Наровлянском районе), Старинская община баптистов в Копаткевичском районе, а также 4 общины евангельских христиан (Оголичская и Бриневская в Петриковском районе, Ясенковская в Наровлянском и Бовгорская в Каролинском (Ельском) районе).
Протестантскими общинами местного происхождения были секта богомолов, возникшая в 1919 г. в д. Богутичи Мозырьского уезда и «секта шерстинцев («истинных христиан»), основанная в селе Шерстин Гомельского уезда в 1923 г. По официальному мнению, «з усіх сэкт на Беларусі асаблівую варожасць да савецкай улады» проявляли именно эти секты. Их члены были убеждены в том, что кооперация и коллективизация — «выдумка антихриста», советы как орган власти они считали «нечистивыми», на собрания не ходили, сельскохозяйственный налог сдавали только под нажимом, хлеб кооперативным организациям не продавали. В 1926 г. отказались от участия во всесоюзной переписи населения, заявив, что «не жадаюць запісваць свае душы «чорту», што «анкеты ёсць пячатка антыхрыста, чырвонага дракона». Советскую власть в целом богомольцы ассоциировали с властью «красного дракона». Они перестали пускать своих детей в школу, т. к. в советской школе не преподавали Закон Божий [1, с. 29, 32, 54-56].
Росту популярности идей евангелизма среди населения способствовало отсутствие сложной церковной иерархии и монашества, то, что проповедники протестантской церкви не курили и не употребляли алкоголя, всех единоверцев считали своими «братьями и сестрами». Мозырский окружком КП(б)Б отмечал в 1926 г.: «Быт и нравы сектантов резко отличаются от быта и нравов окружающего их несектантского населения: сектанты не курят и не пьют. На почве пьянства, следовательно, у сектантов не бывает таких недоразумений, какие часто случаются у несектантов: драки, скандалы между собой и в семье. Семья сектанта представляет вообще более образцовую и более устойчивую ячейку, чем семья несектанта. Женщины у сектантов живут в более лучших условиях, нежели женщины у несектантов. Сектанты ценят образование, сознают его пользу и очень уважают учиться» [2, л. 14-23]. Еще одним фактором популяризации идей евангелизма стала взаимопомощь в среде единоверцев, столь необходимая в тех конкретных хозяйственно-экономических условиях. В связи с этим Мозырский окружком КП(б)Б констатировал в 1925 г., что «причины распространения учения евангелистов — чисто экономические. Их трудовая взаимопомощь, коллективная поддержка наиболее нуждающихся явились для многих довольно заманчивыми» [3, л. 37-44]. Власти отмечали факты организации баптистами своих «бирж труда», например, в г. Гомеле, «якія бяруць на работу да «сваіх людзей (сэктантаў) хатніх работніц, нянек і г.д.» [4, с. 117].
Отношения евангельских общин с советской властью первоначально строились на иллюзии последней о возможности, как отмечалось на VIII съезде КП(б)Б в мае 1924 г., «накіраваць у рэчышча савецкай работы значныя гаспадарча-культурныя элементы, што маюцца сярод сектантаў» [5, с. 117]. Однако в конфессиональной политике советского государства все больше усиливался ограничительно-репрессивный вектор и надежды власти на «общинный инстинкт», демократическое устройство протестантской церкви, как возможные факторы советизации верующих не оправдались. Так, не получила дальнейшего развития практика создания в Советской России сельскохозяйственных кооперативов и артелей в среде баптистов и евангельских христиан. По этому поводу партийное руководство Мозырского округа в 1925 г. отмечало: «Никаких коллективных объединений на экономической почве они не имеют и не проявляют в этом направлении никакой инициативы. Тезисы Калинина, в которых он указывал, что сектанты представляют собой самый благоприятный материал для организации коллективов, являются совершенно несоответствующими действительности в Мозырщине» [3, л. 37-44].
Не увенчались успехом попытки местных «сектантов» получить разрешение власти на проведение в 1924 г. районного съезда общин-баптистов [6, л.9, 11а, 12а, 14, 15-15об, 17-17об]. Еще в 1921 г. ЦК РКП(б) постановил: «Общих съездов всех сектантских общин и групп не допускать, считаясь с наличием в среде сектантов определенно буржуазных и антисоветских организаций» [7, л.6].
К середине 20-х гг. в целом оформился курс государственной политики в отношении протестантской церкви. ЦК ВКП(б), заслушав 27 октября 1926 г. вопрос «О состоянии сектантства в СССР — его политической и экономической роли», поставил задачу окончательной ликвидации сектантства [4, с. 194-195].
Видное место в жизни протестантских общин Гомельщины занимала немецкая диаспора. Основное количество этнических немцев переселилось в Мозырское Полесье с Украины. По данным переписи 1926 г., из 7075 немцев, проживавших в БССР, около 4 тысяч приходилось на территорию Гомельщины. При этом в Мозырском регионе насчитывалось 3356 немцев (3294 человека — в сельской местности и 62 — в городской) — 46,6% всего немецкого населения БССР. Абсолютное большинство сельских немцев републики проживало на Мозырщине [8, с. 11-12]. Большинство немцев были лютеранами, меньшая часть принадлежала к общинам евангельских христиан и баптистов.
Наиболее многочисленные религиозные общины немцев были в Наровлянском районе. Так, в 1925 г. в Березовском национальном немецком сельсовете официально числилось 200 евангелистов-баптистов. 89 евангелистов и отделившаяся от лютеран секта «Божьи дети» (25 человек), которая называлась группой Шнайдера, по фамилии ее руководителя. В 1927 г. в Березовском сельсовете были зарегистрированы 3 лютеранские и 1 община баптистов, насчитывавшая 64 члена из 12 хозяйств. В 1929 г. Клесинская (Березовская) община евангельских христиан-баптистов насчитывала около 200 человек.
В Ельском районе, наряду с лютеранами, имелась община евангельских христиан, т.н. «Святых братьев». В 1929 г. в ней было зарегистрировано 25 человек. Объединенная община колоний Наймановки и Анзельмовки насчитывала 33 человека. Меньшие по количеству верующих немцев общины были в Лельчицком, Житковичском, Речицком районах.
Жизнь религиозных общин представляла собой хорошо отлаженный механизм. «Каждое воскресенье все от мала до велика ходят в церковь», «в простом доме выстроена кирха, которая каждый праздник бывает переполнена народом», — свидетельствуют официальные отчеты властей. При общинах работали хоровые кружки, оркестры духовых и смычковых музыкальных инструментов. Большое внимание уделялось религиозному обучению и воспитанию детей в воскресных школах при общинах. Например, 4 такие школы работали в Березовском сельском совете. Верующие немцы поддерживали тесные связи с единоверцами из Германии, США, Канады, Украины. Баптисты и лютеране обслуживались проповедниками и пасторами с Украины. В организации и деятельности общины евангельских христиан в Анзельмовке активное участие приняли Барбуля с Волыни, Бовлендер — из Одессы. Баптисты и лютеране Хаток. Анзельмовского, Березовского сельсоветов, Речицкого района обслуживались пасторами и проповедниками из Одессы, Волыни (баптисты-проповедники Фриц и Гартман, пастор Улле из Житомира, пастор Кенигсфельд). Они проводили службы, венчали, выдавали справки о конфирмации, выполняли другие религиозно-церковные функции. Необходимую религиозную литературу: Библии, песенники, псалмы — верующие получали из соответствующих заграничных центров, из Москвы, Ленинграда и Одессы.
Религиозная жизнь городских немцев региона протекала не так ярко выражено. У немцев-лютеран г. Гомеля своей кирхи не было, и коллективные моления осуществлялись на частных квартирах. Лютеранских пасторов в Гомель приглашали с других мест. Так, в январе 1924 г. административный отдел Гомельского губисполкома разрешил «устройство богослужения на немецком языке» пастором Августом Шансбергом из Могилева. В удовлетворительном прошении гомельчан — «граждан лютеранского вероисповедания» отмечалась практика редкого приезда пастора в г. Гомель», указывалось, что служба будет проведена в частном доме с присутствием верующих в количестве около 100 человек [6, л. 1, 2, 3].
В практике отношений государства и протестансткой церкви с ростом брутальности, вульгарного атеизма в официальной конфессиональной политике все меньше оставалось места для диалога, поиска взаимоприемлемых вариантов решения наиболее болевых вопросов и все больший размах приобретали силовые методы.
Именно религиозный компонент выступал важной составляющей в сформированном штампе обвинения арестованных в «контрреволюционной работе среди немецкого населения по срыву коллективизации и других мероприятий советской власти» с последующим вынесением карательных приговоров [9, л. 179-192, 117-118, 13, 42-43, 218, 203-203об, 205].
В мае 1932 г. «антисоветскую группу» Березовского сельсовета обвинили в «активном выступлении против существующего строя и его мероприятий» и в «противопоставлении религии соввласти». В июле 1932 г. «контрреволюционным группировкам из состава бывших кулаков и руководителей религиозных общин» Ельского и Наровлянского районов в вину, в частности, вменялся тот факт, что «из 2027 немцев Роза-Люксембургского сельсовета ни один из коренных жителей не состоит в колхозе». В декабре 1936 г. были осуждены евангелисты — «члены контрреволюционной националистической группировки из немцев-единоличников» Ельского района за антиколхозную пропаганду. Таких примеров можно привести множество.
Даже в 1936-1937 гг., после массовых и постоянных арестов и высылок служителей религиозного культа, активных верующих, власть констатировала «активизацию сектантских группировок, использующих религиозные настроения для проведения антисоветской контрреволюционной работы» среди немецкого населения. Конкретным проявлением данной «антисоветской работы» со стороны различных протестантских общин только лишь в одном 1937 г. можно считать бойкотирование выборов в Верховный совет СССР, переписи населения. К 1937 г. в БССР были закрыты все «молитвенные дома» евангельских христиан-баптистов, а большинство пресвитеров и проповедников репрессированы [10, с. 387].
Не случайно в докладной записке народного комиссара внутренних дел БССР А. Наседкина от 24 июня 1938 г. «Об антисоветской деятельности церковников и сектантов в БССР» выделен специальный раздел «О сектантской контрреволюции». В нем отмечается, что «за 1937 и начало 1938 г. в БССР ликвидировано целый ряд к-р сектантских организаций и групп, по которым арестовано и осуждено — 860 человек». В изложенной картине обвинения сектантов в антисоветской деятельности: связь с зарубежными разведслужбами, срыв коллективизации и т.п. — особо отмечаются «молчальники» Лепельского и Туровского районов. Им инкриминировались отказ от получения паспортов, невыполнение «разных гособязательств», игнорирование переписи населения 1937 г. «Во время переписи населения 1937 г. отказались дать о себе какие бы то ни было сведения, убегали из домов или не отвечали на вопросы производивших перепись населения». «Молчальники дошли до того, что вообще перестали разговаривать с представителями власти. На следствии «молчальники» не говорят ни слова, держаться очень стойко и даже в камерах ряд из них не вступают в разговоры с другими арестованными» [11, л. 56-77].
В конце 1930-х гг. протестантская церковь ушла в подполье.
Список основных источников
- Хайтун, Д. Сучаснае сэктанцтва на Беларусі / Д. Хайтун, П. Капаевіч. — Менск, Белдзяржвыд, 1929. — 72 с.
- Государственный архив общественных объединений Гомельской области (ГАООГО). — Фонд 69. Оп.2. Д.65.
- Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). — Фонд. 4п. Оп.1. Д.2429.
- Навіцкі, У.І. Змена канфессіянальнай палітыкі дзяржавы / 20-30-я гг. ХХст. / У.І. Навіцкі // Канфесіі на Беларусі (к. XIII-XX ст.) — Мінск, 1998.
- Лыч, Л. Пратэстанцкая царква ў нацыянальна-культурным жыцці Беларусі: традыцыі і сучаснасць / Л. Лыч // Штогоднік Інстытута гісторыі Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі. — Мінск, 1999. — С.110-123.
- Государственный архив Гомельской области (ГАГО). — Ф.9. Оп.1. д.163.
- НАРБ. — Ф.4. Оп.1. Д.658.
- Малые диаспоры Гомельщины в 20-30-е гг. XX в.: аналитические материалы и документы Государственного архива Гомельской области / Сост.: В.П. Пичуков [и др.]. — Гомель, 2008. — 250 с.
- АУ КГБ по Гомельской области. — Д. 12903-с. — Т. 1.; Д. 10007-с.; Д. 11249-с. — Т.1; ГАООГО. — Ф.3465. Оп. 2а. Д. 172, 304; Ф.69. Оп. 3. Д. 16.
- История евангельских христиан-баптистов в СССР. — М.: Изд-во ВСЕХБ. — 1989. — 624 с.
- НАРБ. — Ф. 4п. Оп.1. Д. 13219.
Автор: З.А. Неверова
Источник: Мозырщина: люди, события, время: материалы Междунар. науч.-практ. конф., Мозырь, 26-27 мая 2016 г. / УО МГПУ им. И. П. Шамякина; редкол.: Т.Н. Сыманович (отв. ред.) [и др.]. — Мозырь, 2о16. — 143 с. Ст. 74-79.
