Данная проблематика являлась до последнего времени малоисследованной областью истории. И если специалисты все же обращались к этой теме в общенациональном масштабе [1; 2; 3], то касающихся непосредственно Гомельщины работ было значительно меньше. Частично пропаганда оккупантов на Гомельщине рассматривалась в работе Л.С. Скрябиной [4, с. 149-153].
Тем не менее, вполне очевидно, что II вторая мировая война была не только столкновением моторов и стали, не только противоборством полководцев и военных стратегий, но и в огромной степени, как никакая иная война прошлого, являлась войной идей и мировоззрений, где очень значительную роль играли информационные и пропагандистские структуры. Вследствие этого исследование особенностей данного процесса, в т.ч. и в региональном аспекте, представляется нам актуальным.
Пропаганда играла особо выдающуюся роль в становлении НСДАП и всего нацистского государства в целом. Можно даже предположить, что именно здесь технологии манипулирования массовым сознанием в интересах тоталитарного государства достигли невиданной ранее результативности. Изощренная нацистская пропаганда не в последнюю очередь обеспечила легитимный, парламентский путь прихода правоэкстремистской партии А. Гитлера к власти. И впоследствии подвергнутые массированной идеологической обработке немцы отправлялись в окопы II мировой войны в фатальной уверенности, что они будут убивать и умирать не для удовлетворения потребностей верхушки нацистской партии, не ради интересов высших кругов военщины, бюрократии и владельцев германских корпораций, а во имя установления мира и справедливости. Руководству “рейха” вполне удалось убедить значительную часть немецкого народа в том, что мировая война была развязана западными плутократами и советским “иудо-большевизмом”.
Однако в течение первого времени после нападения на Советский Союз гитлеровское руководство не считало необходимым уделять значительное внимание детальной разработке пропагандистской доктрины для оккупированных “восточных территорий”. Это было связано как с явной недооценкой нацистами способности советских людей к сопротивлению, так и со ставкой прежде всего на силовые методы его подавления. Пропагандистские материалы начального периода войны носили достаточно примитивный характер. Основной упор в них, помимо требований соблюдения строжайшего порядка и спокойствия, делался на подчеркивание “освободительной” роли германской армии. Связано это было еще и с тем, что Гитлером так и не было к этому времени принято решение о судьбе оккупированных советских территорий, в т.ч. и Беларуси. Если до 22 июня 1941 г разрабатывались планы о создании здесь ряда марионеточных государств, то после успешного начала войны с СССР нацистские лидеры все более склонялись к полной аннексии или колонизации захваченных земель.
Однако в 1942 г, после провала “блицкрига”, политика оккупационных властей стала меняться. Наряду с усилением репрессий больше внимания стало уделяться и пропаганде. Вермахт, ведущий уже затяжную войну с Красной Армией, нуждался теперь в контролируемом тыле, а надежность последнего обеспечивалась в т.ч. и пропагандистскими средствами.
Оккупанты на Гомельщине в своей пропагандистской работе использовали все доступные средства. В 1942-1943 гг. здесь был налажен выпуск и распространение периодических изданий: газеты “Новый путь” под ред. И. Корнеева (Гомель) (кроме Гомеля, оккупационные газеты с аналогичным названием издавались еще в 13 местах) [1, с. 264], “Новае Жыццё” (Лельчицы), “Мозырский вестник “(Мозырь), распространялась и газета “Речь” (Бобруйск), газета “Колокол”, женский журнал “Люба” и др.. Выпускалось также большое количество различных брошюр и листовок, имели хождение пропагандистские плакаты. В целях обработки сознания населения использовалось кино и радио. Устная пропаганда осуществлялась в форме различных лекций, докладов, выступлений и т.п.
Пропагандистской работой на оккупированной территории Беларуси руководили восточный отдел имперского министерства народного просвещения и пропаганды, управление пропаганды генерального штаба вермахта, отдел пропаганды имперского министерства по делам восточных территорий и соответствующие подразделения германских спецслужб.
Анализ содержания оккупационной пропаганды позволяет выделить в ней несколько основных тематических блоков и мотивов. Помимо уже упоминавшейся “освободительной” миссии вермахта и освещения его яко бы неизменно успешных действий на фронте, к наиболее значительным тематическим блокам можно отнести следующие: 1) Антисемитизм и национализм, 2) Антикоммунизм и спекуляции на преступлениях сталинского режима, 3) Псевдосоциалистическая демагогия, 4) Религиозная тематика, 5) “Новая Европа”. На страницах оккупационной прессы также часто звучали разного рода аппеляции к дореволюционному прошлому и традиционализму, много внимания уделялось педагогическим вопросам и учительству, активно рекламировалось “новое” искусство, культура и т.д., а также освещались “учебные” поездки в Германию и т.п.
Основной национал-социалистской идеологии был расизм. Однако в печатных материалах для “восточных территорий” тезис о превосходстве германской расы над другими народами, как и утверждение о неполноценности славян, по вполне понятным причинам предпочитали не выпячивать. Также, например, немецкие специалисты психологической войны из штаба 3-й танковой армии в учебной брошюре “Политические задачи немецкого солдата в России в свете тотальной войны”, вынуждены были признавать, что для народов, проживающих на территории Советского Союза, характерна высокая взаимная терпимость, с чем необходимо было считаться. В связи с этим мобилизация ксенофобских настроений находила свое выражение, прежде всего в форме антисемитизма. Основой для антисемитской пропаганды являлись все те же пресловутые “Протоколы сионских мудрецов”, сфабрикованные еще в начале XX в. царской охранкой для ведения информационной войны против революционного движения. Так, летом 1943 г в Ветке начальник отдела просвещения на курсах повышения квалификации учителей сделал доклад на тему: “Большевики и международное еврейство по Протоколам сионских мудрецов” [5, с. 4]. Таким образом, немецкие пропагандисты на оккупированных территориях не педалировали расовый аспект нацистского антисемитизма, предпочтение отдавалось традиционно-черносотенному варианту юдофобства. Естественно, что евреи объявлялись главными виновниками всех постигших человечество бед, от большевизма до капитализма. Особая ответственность на них возлагалась на такое порождение “еврейского кагала”, как …демократия. Страницы антисемитских газет пестрели антисемитскими материалами. Так, газета “Новый путь” рассказывала: “Канадцы избивают евреев”, здесь же печатались антисемитские анекдоты и т.п. Большими тиражами выходили брошюры юдофобского содержания, например, брошюра В. Лужского “Еврейский вопрос”. В кинотеатре “Луч” демонстрировался фильм “Еврей Зюсс”, по городскому радио некий “майор РОА” выступал с докладом “Почему русские вместе с немцами борются против иудо-большевизма”. Иногда антисемитская агитация обращалась и к мотивам экономической конкуренции — подлинным причинам традиционного антисемитизма. Так, рассказывая о поддержке частного предпринимательства со стороны гомельского “самоуправления”, “Новый путь” сообщал о том, что гончары в Стрешине теперь “свободны” от еврейского “гнета” [6, с. 2].
Стоит отметить, что как таковой антисемитизм рассматривался нацистским руководством как универсальный инструмент по обработке массового сознания. Он присутствует, в том или ином виде, практически во всех остальных тематических “блоках” оккупационной пропаганды и является, по сути, основным опорным элементом всей национал-социалистской идеологической конструкции.
Органической частью “нового” мировоззрения, в т.ч. и формируемого на оккупированных территориях, был национализм. Что касается собственно Гомельщины, то для ее южной части, переданной рейхскомиссариату “Украина”, официальной доктриной должен был стать украинский национализм. В то же время некоторые газеты, например, “Новае жыццё”, орган Лельчицкой районной управы, здесь издавались на белорусском языке. Северная часть нынешней Гомельщины и непосредственно Гомель, оказавшиеся в зоне тыла группы армий “Центр”, подвергались русификации. В отличие от советского времени, все печатные издания выходили в Гомеле на русском языке и были полны риторики о “возрождении России”, в городе не было ни одной белорусской школы и т.д. Создававшиеся на этой территории Гомельщины вооруженные формирования коллаборационистов идеологически обслуживались русскими националистами. Так, “Новый путь”, рассказывая о т.н. “Белой команде”, сообщал, что ее командир — сын участника белого движения, капитана царской армии. В это подразделение карателей набирались только идейные противники большевизма, желающие бороться “за свободную Россию” [7, с. 4]. Принудительно мобилизованные жители Гомеля поступали в “Русскую освободительную армию”, в городе был дислоцирован “Восточный запасной полк РОА” [8, с. 4].
Делая упор на ксенофобско-националистические установки, оккупанты и коллаборационисты не отказывались и от социальной демагогии, в достаточной мере учитывая исторически обусловленную популярность здесь эгалитарных идей. Можно даже предположить, что квазисоциалистическая риторика звучала тут даже несколько чаще, чем в самом рейхе. Впрочем, какое-либо углубленное изложения национал-социалистской доктрины оккупационная пресса давать не стремилась. Предпочитала ограничиваться перепечатками речей Гитлера, где провозглашалась “фанатичная непримиримая борьба против марксизма, капитализма и направлявшего их еврейства” [9, с. 1], и т.п. общими высказываниями. Собственные интерпретации, даваемые гомельскими коллаборационистами учению новой правящей партии, также не отличались оригинальностью. “Национал-социализм — это борьба за освобождение мира от большевизма и капитализма” — писал “Новый путь” в апреле 1943 г. Реальная экономическая политика нацистов сводилась к жесточайшей эксплуатации трудящихся, при сохранении государственной собственности в крупной и средней промышленности и восстановлении частного предпринимательства в области торговли и ремесленного производства. В 1943 г в Гомеле было 273 частных торговца и 682 ремесленных мастерских, при чем политика властей по реставрации частной инициативы и предпринимательства достаточно широко освещалась в прессе как заслуга новой власти [6, с.4; 10, с. 4]. Особое же пропагандистское внимание уделялось земельному вопросу. После некоторых колебаний оккупантами была введена частная собственность на землю. Земельные нормативные акты издавались в виде отдельных плакатов, перепечатывались в прессе [11, с.1].
В местной прессе и с устными докладами часто выступали многие коллаборационисты, такие, как начальник гомельской полиции Кардаков, заявлявший, например, что “жидо-большевистский социализм строили враги социализма” [12, с. 4]. Вообще же антикоммунизм, теснейшим образом сопряженный с антисемитизмом, являлся третьим важнейшим элементом нацистской пропаганды. При этом особое внимание уделялось последствиям большевистского террора. Тот же Кардаков, под руководством которого были уничтожены тысячи гомельчан — участников антифашистского подполья и просто невинных людей, в своих опусах разражается ламентациями по поводу жертв подавления большевиками Кронштадского восстания и антоновского движения в 1921 г. Эта демагогия выглядит особенно неубедительной еще и потому, что анархисты и левые социалисты, идейно руководившие кронштадским и антоновским движениями, самыми первыми — в Италии в 1921, в Австрии в 1934, в Испании в 1936 гг., вступили в вооруженную борьбу с фашизмом и его прислужниками.
Тем не менее, пространные публикации в оккупационных изданиях о массовых расстрелах НКВД, имевших место во Львове, Житомире, Катыни, специально посвященные сталинскому террору брошюры (В. Шаров. “Ад на земле” и др.), с приведением многочисленных фактических доказательств, выглядели для бывших советских граждан достаточно убедительными. Можно без преувеличений сказать, что кампании террора 1937-1938 гг. не только ни предотвратили, как это предполагалось И. Сталиным и его окружением, массового коллаборационизма, а в значительной степени стимулировали это явление, а также ту жестокость, с которой предатели относились впоследствии к своим соотечественникам.
По сути, коллаборационизм на территории бывшего Советского Союза можно рассматривать как одну из форм продолжения гражданской войны. Отсюда и та активность, которую проявляли в нем представители тех общественных групп, которые утеряли свое доминирующее положение либо сильно пострадали в ходе революционных преобразований. Одной из таких социальных и профессиональных групп, подвергнувшихся в тот период значительным преследованиям, являлись священнослужители. В первую очередь это обстоятельство, а также господствовавшие в РПЦ до революции 1917 г политическое направление крайне монархического толка предопределило то, что оккупационные власти смогли опереться на оккупированных территориях на часть православного духовенства. К 1943 г в тогдашней Гомельской области было открыто 63 церкви, из них 4 в Гомеле, в т.ч. Гомельский собор и церковь св. Георгия (т.н. “военная”), действовало 43 священника. Германское командование разрешило преподавание в средних школах на добровольных началах “Закона Божьего”. В 1943/1944 г эта дисциплина должна была стать обязательной. Также на добровольных началах открывались религиозные школы, одна из них, например, действовала в д. Романовичи. На страницах тогдашней прессы много места уделялось религиозной жизни. При этом немецкие власти стремились поставить церковь однозначно на службу “новому порядку”. Так, 12 августа 1943 г, в день св. Иоанна-воина, в гомельской церкви св. Георгия состоялось моление за “христолюбивое воинство армии-освободительницы, куда многие послали своих детей” (имелось в виду ГОА). В газетах публиковалась речь Григория, епископа Житомирского: “Много пострадал от жидов наш народ… Немецким народом этот антихристианский палач выгнан из христианской любви к нам…” [11, с. 4]. Естественно, подобного рода высказывания отражали точку зрения только тех иерархов, зарубежной православной церкви, “Истинно православной церкви” и т.п., которые пошли на сотрудничество с новыми властями. В то же время и на оккупированной территории находились священники, не принявшие вражеских порядков и оказывавшие помощь антифашистскому подполью и партизанам.
Вообще же обращение к традиционалистским ценностям и дореволюционному стилю являлось характерным для оккупационной политики. Все улицы в Гомеле были лишены своих советских названий, им были возвращены их прежние наименования — Румянцевская, Замковая и т.д. Парк культуры и отдыха им. Луначарского был переименован в парк князя Паскевича. В Гомеле в 1943/1944 гг. предполагалось открытие 6 мужских гимназий. Публиковались материалы, глорифицирующие государственных деятелей царской России, таких, как, например, П.А. Столыпин и др. [13, с. 2]. Во вспомогательной полиции, организованной в Гомеле в конце августа 1941 г, были введены дореволюционные звания и структура, и т.д.
Однако оккупантам и коллаборационистам все же приходилось учитывать, что 25-летнее пребывание у власти коммунистической партии в значительной степени изменило сознание людей и заложило новые традиции. Некоторые из них нацисты также пытались обыгрывать в своих пропагандистских целях. В “Мозырских известиях”, в июле 1943 г, в статье “Большой номер Сталина”, писалось: “…но нужно работать, голодать и умирать — разве что за маршальские погоны Сталина, за традиции ненавистных врагов рабочих и крестьян — белогвардейских царских генералов Кутузова, Суворова или просто за религиозного святого Ал. Невского.
Разве может Сталин признаться перед народами Советского Союза в том, что акт роспуска Коминтерна — это челобитная для капитализма и плутократии, и что он, как наследник Ленина, должен им кланяться по требованию своих жидовских хлебодавцев?” [11, с. 2]. Если исключить отсюда антисемитские пассажи, то можно предположить, что этот текст писался членом какой-либо левой оппозиционной группировки. Но это — всего лишь образчик всеядной демагогии, столь характерной для нацистов, которые изначально пытались мимикрировать под рабочую партию и эксплуатировать псевдосоциалистическую фразеологию.
Характерно, что сталинское руководство иногда достаточно своеобразно реагировало на идеологическую агрессию националсоциалистов. Упоминавшееся в вышеприведенном опусе причисление М.И. Кутузова, А.В. Суворова, Александра Невского и прочих полководцев далекого прошлого в пантеон официальных советских героев, как и введение в армии офицерских званий и золотых погон, подчеркивание “руководящей роли” русского народа и т.д. были деталями общего процесса возрождения русского патриотизма и национализма в рамках советской государственности. Процесс этот начался в конце 30-х гг. и уже тогда, очевидно, был реакцией на поражение республиканской Испании и связанной с этим отказом Сталина активной поддержки революционной борьбы в Европе.
Не оправдавшая себя, по мнению поправевших сталинистов, интернационалистская и революционаристская идеология, убежденные носители которой к этому времени, в большинстве своем уже были репрессированы, стала замещаться советским патриотизмом. Этот вновь формируемый патриотизм приобретал все больше черт своеобразного “национал-коммунизма” (процесс этот был приостановлен лишь к концу 1950 -х — началу 1960-х гг., прежде всего в связи с новым подъемом национально-освободительного движения в “третьем мире” и левого радикализма в Европе и США). По нашему мнению, усиление национальной составляющей сталинистского “социализма”, особо отмечавшееся в годы Великой Отечественной войны (само это название, как известно, было заимствовано из официально установленного в период царизма наименования Первой мировой войны), было обусловлено несколькими причинами. Вопервых, это отражало трансформацию, происшедшую в социальной природе окончательно бюрократизировавшегося советского государства. Интернационально-коммунистическая доктрина, с одной стороны была дискредитирована сталинизмом и поэтому казалась неэффективной, с другой стороны, в будущем она могла представлять существенную угрозу для советской бюрократии. Во-вторых, обращение советского руководства к элементам дореволюционного традиционализма было соответствующей реакцией и попыткой перехватить инициативу у немцев, активно разыгрывавших карту русского национализма То же самое можно сказать и об эксплуатируемом обеими сторонами национализме белорусском, украинском и т.д.
В то же время не менее активно в оккупационных изданиях продвигалась идея “Новой Европы”, в которой должны были объединиться все “освобожденные” европейские народы. Именно это яко бы являлось целью ведущейся Германией войны. Так, в апреле 1943г “Новый путь” называл эту войну “революционной войной за Новую Европу”, “европейской революцией” и т.п. Симптоматично, что в статье все же, в соответствии с расистской доктриной утверждалось, что западноевропейцы и жители Восточной Европы — “два диаметрально противоположных типа людей”, “но случилось величайшее в этой войне чудо — добровольцы из освобожденных областей вступают в ряды германских солдат” [14, с. 2]. Любопытное обоснование единению “освобожденных областей” с Германией давал в статье “У истоков войны” некий Н. Угрюмов. По его свидетельству, заключение договора о дружбе СССР с Германией в 1939 г сопровождалось пропагандой в советской печати и по радио тесных уз дружбы, “связывавшей русский и германский народы еще со времен реформатора земли русской, царя Петра Великого”. По утверждениям Угрюмова, с началом Второй мировой войны симпатии советской молодежи были на стороне Германии, “колотившей нашего извечного врага капиталистическую Англию“, от победы Германии советские люди ждали утверждения долголетнего мира и т.д. [15, с. 3].
Показательно, что выходившие собственно в “третьем рейхе” издания были запрещены к распространению на оккупированных территориях, очевидно, в т.ч. и из-за различий в пропагандистских акцентах.
Большое значение новые власти придавали привлечению на свою сторону учителей и работников культуры, рассматривая их как важный пропагандистский ресурс. Для повышения необходимой “квалификации” руководящие и преподавательские кадры вывозились на курсы в Германию. В Гомеле также регулярно проходили различного рода мероприятия по переподготовке педагогов в духе национал-социализма. 8 июля 1943г в парке кн. Паскевича, в летнем кинотеатре, состоялась конференция учителей Гомеля по итогам 1942/1943 учебного года “Конференция заслушала доклад начальника В.А. Ясинского “О роли учительства и школ в духовном возрождении русского народа”. Докладчик выдвинул перед учителями города совершенно конкретные задачи по воспитанию и перевоспитанию подрастающего поколения.
С теплыми словами приветствий и благодарности за преданную и хорошую работу выступил представитель германской комендатуры города Гомеля.
Затем был заслушан доклад заместителя начальника областного отдела просвещения господина Р. [В.А. Рытвинский. — Ю.Г.]. Докладчик подверг остроумной сокрушительной критике систему так называемого «советского воспитания». В заключении докладчик отметил тех учителей, “…которые своей добросовестной работой показали полную преданность делу строительства новой школы и воспитания гражданина Новой Европы” [16, с.4]. Приходится отметить также, что зачастую из учителей и др. представителей интеллигенции вербовались нацистами руководящие кадры для своих вспомогательных и административных служб. Так, преподавателем был ранее Н.И. Шеремет, начальник 2-го отдела Гомельской областной полиции, убитый 2 августа 1943 г партизанами, научным работником в прошлом являлся бургомистр Гомеля Б.П. Аксов-Аксенов.
К поддержке нового режима активно привлекались работники искусства, в т.ч. артисты возобновившего свою работу гомельского драматического театра. Прежде всего, они участвовали в обслуживании различных официозных мероприятий, проводимых оккупационными властями. Так, 22 июня 1943 г в Гомеле торжественно отмечался день начала “освободительной” войны. На утренних и вечерних концертах, состоявшихся в этот день, выступали пианист Воскресенский, певцы Ткаченко, Марийник и др. С гастролями по Гомельской области ездила “Речицкая эстрадная группа” Д.А. Мироненко. В ходе своих пропагандистских мероприятий оккупанты доходили до крайнего цинизма — в то время как в гомельском концентрационном лагере “Дулаг-121” тысячи военнопленных умирали от голода, болезней и жестокого обращения, в летнем кинотеатре парка кн. Паскевича объявлялись номера “хорошо известной гомельчанам” художественной труппы военнопленных из этого лагеря смерти. Уже упоминавшийся начальник полиции Гомельской области Кардаков, “возрождая” традиции дореволюционной благотворительности, объявлял о сборе пожертвований в виде пасхальных яиц для заключенных лагеря, куда его подчиненные в массовом порядке отправляли людей на верную смерть [17, с.З].
В Гомеле была так же открыта художественная студия, регулярно проводились выставки. Такая, 3-я по счету художественная выставка прошла 26 мая 1943 г в здании речного вокзала. 1-ю премию в размере 500 руб. получил на ней художник Н.П. Малец, выпускник студии им. Врубеля, за портрет начальника Гомельской области Ясинского. Получив премию, Малец заявил, что “только после изгнания иудо-большевизма художники стали свободны от большевистского социального заказа” [18, с.4]. Малец вместе с архитектором Кирилловым в период оккупации принимал участие в реставрации усыпальницы князей Паскевичей, а также получил заказ на роспись Гомельского собора. После освобождения Гомеля Н. Малец по обвинению в коллаборационизме был арестован и осужден. Несколько его работ хранятся ныне в фондах Гомельского областного краеведческого музея.
Для поднятия своего престижа в глазах жителей Гомеля новые власти открыли в городе поликлинику, областную больницу, санстанцию, аптеку, ясли, дом инвалидов и престарелых, организовали прививание против оспы, дифтерита и бешенства, о чем с восторгом писала коллаборационистская пресса [14, с. 4].
На базе бывшей городской библиотеки им. Герцена 25 июля 1943 г по адресу: Замковая, 67, был открыт Дом народного просвещения. Здесь же был создан краеведческий уголок, который должен был стать прообразом будущего краеведческого музея. Небезынтересно отметить, что немецкие археологи двигались вслед за наступающими частями вермахта и сразу же приступали к раскопкам, стремясь добыть доказательства присутствия германских племен на восточноевропейском пространстве еще со времен вельбарской археологической культуры и т.п.
Своеобразным средством “наглядной” пропаганды и агитации являлись уже упоминавшиеся показательные поездки в Германию, которые организовывались оккупантами для директоров заводов и школ, инженерно-технических кадров и административных работников. Вернувшись из Германии, они, как инженер з-да “Победа” Науменко, начальник отдела народного просвещения А.А. Куликов и др., в прессе и на собраниях делились своими позитивными впечатлениями об увиденном, самым лучшим образом характеризуя жизнь и быт русских девушек, работающих в Г ермании, завлекая таким образом жителей Гомеля в рабство на территорию “третьего рейха”.
Особым направлением пропагандистской деятельности являлась военная пропаганда, которая становилась все более актуальной по мере успешного продвижения на Запад Красной Армии. В своей информационной войне против советских войск германское командование часто использовало издания — перевертыши. Соответствующие по форме советским образцам, они наполнялись противоположным содержанием. Таким изданием, например, была газета “Красная Армия” [19, с. 280-281]. Листовка такого же рода за подписью Сталина с призывом к красноармейцам: “Товарищи, не жалейте своей родины, своих семей, не жалейте самих себя! Не жалейте вообще никого и ничего!” распространялась в тот период на территории Гомельской области. С предложением сдаваться в плен германской армии от имени бывших партизан разбрасывалась здесь листовка: “Партизаны! Лесные жители!” Для бойцов действовавшей на Гомелыцине 48-й армии генерал-лейтенанта П.А. Романенко немецкими пропагандистскими службами была выпущена специальная листовка, в которой командующий армией обвинялся в якобы допущенных им серьезных просчетах в руководстве войсками, повлекших за собой большие потери среди личного состава. Схожим было и содержание листовки-пропуска для партизан “Все мужчины на передовую!”. Здесь применялся хорошо апробированный нацистскими пропагандистскими институтами метод смешения вымышленной и объективной информации. В листовке сообщалось, что в одно из подразделений 106-й Забайкальской дивизии из-под Речицы поступило пополнение из партизан. Бывшие партизаны, как лица, находившиеся на оккупированной территории, не пользовались доверием командования и сознательно были обречены им на уничтожение в бою под Марковичами 27 декабря 1943 г. Листовка заканчивалась призывом к партизанам сдаваться немецким властям, поскольку продвижение Красной Армии несет и им, и мирным жителям будто бы не спасение, а гибель. Немецкие спецслужбы проводили на территории Гомелыцины и пропагандистские мероприятия тайного характера, в частности, по распространению нужных им слухов (т.н. “пропаганда шепотом”).
Однако уже никакие манипулятивные технологии не могли предотвратить неизбежного краха нацистского оккупационного режима. Сами оккупанты оценивали эффективность своей пропагандистской кампании в 50 %. На деле результаты были, очевидно, еще ниже. Недостаточную успешность пропагандистской работы признавал и один из гомельских коллаборационистов Н.В. Торопов. “Ложь, ложь, ложь” — так характеризовал он восприятие рядовым гомельчанином информационного продукта новой власти. Правда, предатель объяснял это последствиями “большевистского поганого отношения к слову”, тем, что “мы даже не промыли старые меха и льем в них новое вино!” [20, с. 3]. Действительно, как можно заметить из приведенных выше материалов оккупационной прессы, многие опусы в ней составлялись в характерном шаблонном стиле, за которым легко угадывалась рука бывших сталинских агитаторов.
Однако не это являлось основной причиной того, что население без особого воодушевления воспринимало нацистскую демагогию. Уж слишком сильно действительность кровавого оккупационного режима расходилась с заявлениями новых идеологов. И это несоответствие не шло ни в какое сравнение даже с тем, что привыкло видеть население в тоталитарном большевистском государстве.
Тем не менее, нельзя все же недооценивать то влияние, которое оказывало на сознание людей пропаганда противника. В сочетании с жестким карательным прессингом, она приводила к деморализации значительной части мирного населения оккупированных территорий и части комбатантов. В результате ее воздействия немалое количество жителей оккупированных территорий, значительно большее, чем это раннее было принято считать, склонялись к коллаборационизму. Национал-социалистская пропаганда обеспечивала мобилизацию бывших советских граждан в формирования РОА, различные полицейские и административные службы, в течение определенного времени с ее помощью в них удавалось поддерживать необходимый морально-психологический уровень. И наконец, пропагандистские усилия нацистов, в какой-то мере, косвенно заставляли сталинское руководство вносить некоторые коррективы в свою политику.
Вражеская пропаганда могла быть значительно более успешной, если бы нацистская доктрина в отношении оккупированных территорий не строилась на неадекватном тезисе о превосходстве германской расы и не предпочитала опираться, в первую очередь, на силовое подавление всех несогласных. Даже самые изощренные манипуляции не смогли прикрыть человеконенавистническую практику нацизма.
К сожалению, рецидивы фашистской идеологии не преодолены до сих пор. Нацистская пропаганда времен II мировой войны требует углубленного исследования и аргументированного опровержения еще и потому, что все ее основные положения, в той или иной форме, попрежнему эксплуатируются международными неофашистскими организациями, действующими в том числе и в государствах СНГ.
- Ивлев И. А., Юденков А.Ф. Оружием контрпропаганды. М., 1988 г
- Блізнюк Д.І. Нацыянальная палітыка акупантаў на терыторыі Беларусі ў 1941-1944 гг.//Весці Нацыянальнай Акадэміі Навук Беларусі. Мн., 2003 г, № 2
- Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай аккупацыяй. Мн., 1993 г
- Скрабіна Л.C. Акупацыйный рэжым у Гомелі (1941-1943) // Новый путь. 10 июля 1943 г, № 28 (41)
- Там же. 3 апреля 1943 г, № 14 (27)
- Там же. 22 мая 1943 г, № 23 (34)
- Там же. 5 июля 1943 г, № 23 (36)
- Там же. 17 апреля 1943 г. № 16 (29)
- Там же. 2 января 1943 г, № 1 (14)
- Мозырские известия. 13 июля 1943 г, № 16
- Новый путь. 7 августа 1943 г, № 32 (45)
- Колокол. 22 марта 1942 г, № 1
- Новый путь. 24 апреля 1943 г, № 17 (30)
- Там же. 4 сентября 1943 г, № 36 (49)
- Там же. 17 июля 1943 г, № 29 (42)
- Там же. 8 мая 1943 г, № 21 (34)
- Там же.22 мая 1943 г, №21 (34)
- Соколов Б.В. Оккупация. М., 2002 г
- Новый путь. 11 сентября 1943, № 37 (50).
Автор: Ю.Э. Глушаков
Источник: “Гомельшчына ў Вялікай Айчыннай вайне”, навук.практычная канф. (2005, Гомель). Навукова-практычная канферэнцыя “Гомельшчына ў Вялікай Айчыннай вайне”, 7-8 красавіка 2005 г.: [прысвеч. 60-годдзю Вялікай Перамогі: матэрыялы] / рэдкал.: В.А. Міхедзька (адказ.рэд.) і інш.; Гомельскі дзярж. ун-т імя Ф. Скарыны. — Гомель: Выд-ва “Гомельскі дзярж. ун-т імя Ф. Скарыны, 2005. — 280 с. Ст. 83-95.
