Обучение грамоте в старообрядческой среде Ветковско-Стародубского региона

В старообрядческой среде всегда главными и насущными были проблемы образования и грамотности. “Вопрос о развитии народного образования — едва ли не самый острый вопрос данно­го времени у старообрядцев”, — писал в 1911 г. первый директор старообрядческого педагогического института А.С. Рыбаков [1, с. 932].

Имея огромную потребность в овладении знаниями, грамот­ностью и, прежде всего, церковно-славянским языком, старооб­рядцы практически не имели возможности создавать свои школы, поэтому обучение происходило несколькими путями, связанны­ми, в основном, с домом, семьей, церковью и, конечно же, с мо­настырями там, где они были [2]. Яков Беляев в “Летописи Ветковской церкви” (XVIII в.) пишет: “…Еще с нынешнего году (1779) стались детцкие училища в монастыре (Покровском) … А отец Никодим весьма дщался завести училище, да не богат был” [3].

Докуметны конца XIX в. позволяют нам говорить о том, что государственные заведения в данном регионе посещало довольно малое количество старообрядческих детей. По “Сведениям о школах Ветковского прихода” на 1895 г. в Ветке было два на­чальных училища ведомства Министерства Народного Просве­щения: мужское и женское. Кроме того, в деревнях: Рудне, Чис­тые лужи, Купреевке и Тарасовке для детей “православного исповедания” было четыре школы, которые назывались “школами грамоты”, церковного ведомства. По данным этого же года, из 314 детей Ветковского прихода в этих школах обучалось 160, ос­тальные 154 учились в Ветковских народных училищах. Из них 87 мальчиков и 40 девочек православных и соответственно 15 и 4 раскольников, как сказано в документе [4, ф. 3228, л.2].

Автором собраны также сведения местных жителей относи­тельно обучения старообрядцев в школах. Одно из них — воспо­минание Ивана Миновича Гладкова, 1906 г. р.: “Дед учился в школе земской. Учились все независимо от вероисповедания. Церковно-славянскому их учили бабки” [5, т. 44, л. 4] Но, судя по записи XIX в., оставленной в рукописном “Октае” (конец XIX в.), отношение к обучению в училищах и школах было до­вольно скептичным: “Аще имнози во училищи поучеваются ма- леже отнихъ навыкновени обретаются понеже леностни и нера- диви въ деле томъ являются” [4, КП 332/ 68, л. 45].

В конце XIX в. предпринимались попытки создания совмест­ных школ, но, поскольку школьное образование теснейшим обра­зом было связано с религиозным воспитанием, их существование было очень проблематичным. На одну из главных причин этой проблемы указывает священник Владимир Черкасов в “Рапорте Притча Жгунской Успенской церкви за 1897 год”. Он докладыва­ет, что “в слободе Жгунской Буде неотложно необходимо откры­тие благоустроенной школы; население смешанное — православ­ные и 3/4 всего раскольники; как те, такъ и другіе страшно неве­жественны … Въ 1894 г. 22 ноября составленъ былъ приговоръ объ открытій въ Селенш совместной церковно-приходской шко­лы, но въ приговор внесенъ пунктъ, котораго принять Уездное Отделение не находить возможности дозволить раскольникамь иметь своего учителя въ школе въ предмете веры” [4, НВФ № 3229, л. 4]. Старообрядцы же в свою очередь отказывались вы­бросить этот пункт. В противном случае “не желали иметь и школы”, на которую уже согласны были уступить лес, заготов­ленный на строительство новой моленной [4, НВФ № 3229, л. 4].

Обучали грамоте, в основном, мастера и мастерицы. Подоб­ная ситуация была характерна не только для Ветки и ее слобод. В 1849 г. П. Троицкий сообщал в Географическое общество о кре­стьянах Тульской губернии: “Грамоте обучаются большею ча­стью в домах священников, хотя есть и так называемые мастерилы” [6, с. 286].

“Мастерицами называли людей, которые учили грамоте. Я училась у Души Семеновны,” — из рассказа Глазуновой Л. И., 1912 г.р. [5, т. 49, л. 34]. Кроме Евдокии Семеновны, по воспоми­наниям Черноглазовой М. А., 1913 г.р., Короедовой Т. А, 1908 г.р., Глазуновой В. И., 1910 г.р., в Ветке были еще мастерицы, к которым дети ходили учиться: Наталья Семеновна, 1846 г.р., На­талья Егоровна, Попова Матрена, старушка Прокопьевна. В каж­дой ветковской слободе были свои учителя. Например, в Марьи­не — Панфилов Лазарь Куприянович, со слов Швецова Г. В. (1898-1990 гг.), “зимой учил, летом пахал”, Лактион Лукич Шевкунов (1901- 1993) [5, т. 22, л. 6]. В слободе Леонтьеве — Иван Григорь­евич Беспаликов, Трофим Голофаев (1832 — 1935) г., уставщик Успенской моленной Павел Васильевич Тарасенко (1888 — 1960) [15, т. 48, л. 6].

Занятия начинались в филипповский пост и продолжались до конца зимы в течение одного — двух лет. Собирались в доме мас­териц по 10 — 15 детей в возрасте 6-ти — 7-ми лет. У каждого бы­ли “Азбучки”. Кроме “Азбук” своими обязательно были “Часовник” и “Псалтырь”, поскольку обучение продолжалось по этим книгам. Многие “Псалтыри” XVIII в. начинаются “наказанием ко учителям, како им учити детей грамоте”, а “Часовники” — специальной статьей об “учителех иже учат мла­дых отрочат грамоте”. ‘Учились за столом, для детей были ни­зенькие столики, скамеечки, сами родители делали. Кругом си­дим, аз, буки, веди читаем. Если кто балуется, была у мастерицы плеточка, ударит по спине. Когда начинали учиться, то в “Азбучке” читали молитву: боже, в помощь мою возьми, вразуми мя, научи мя”. За обучение платили, в основном, продуктами: “кто хлебом, или кабана убьют — подарок отнесут” ( записано от Черноглазовой М.А., 1913 г.р.) [5, т. 49, л. 33]. Благодарили “кто чем, кто хлебом, кто продуктами, поэтому учились только те, у кого были средства”, — по сообщению Юрченко И.Р., 1910 г.р. [5, т. 33, л. 8].

Во многих семьях грамоту так же, как и книги, передавали “из рук в руки”, из рода в род. “Брат сызмальства учился, его отец учил, а я уже у брата” [5]. “Отец грамотный был. Тарас Ва­сильевич Гусаков. Грамоте учила бабушка. Сидела с лестовкой, если не слушали, она лестовкой как врежет” [5]. Пению по крю­кам тоже учились у мастериц: “они тут с праку веку были” [5, т. 49, л. 35].

Кроме этого, дети старообрядческих семей с младенчества оказывались в церковной среде. Не умеющие еще, собственно, и говорить, они уже впитывали в себя “ангельское пение” и слож­ности церковно-славянского языка, овладение которым и было конечным результатом обучения у мастериц. И вопросы грамот­ности прежде всего были связаны именно с ним, потому что “просветиться, учением книжным вразумиться и премудрым со­твориться” возможно только через этот “сакральный язык”. Это прекрасно понимало старшее поколение, поэтому давало советы молодым: “Учится надо ниотлагая. От разума познания рождает­ся вера” [4, КП 408/2, л. 58]. Феноменально то, что и сегодня быть грамотным для старообрядцев означает, прежде всего, — уметь читать “по-церковнославянски”. “Келейницы тут жили до 1920 г. в Монастырском переулке, теперешнем Школьном, учили грамоте. Какой? Ну, церковно-славянскому” [5, т. 49, л. 8]. “Мою сестру учила мастерица, а я неграмотная, читать по-церковному не умею” [5, т. 49, л. 8]. “Дед Лактион был грамотный, а дети не­грамотные: читать по-славянски, службы вести. В Тарасовке сей­час нет грамотных. После революции уже гоняли за это, ну, за обучение грамоте”. “Отец мой грамотный был, умел читать пре­красно по-церковно-славянски. Книги в доме были. Меня бабуш­ка учила читать” [5].

К обучению в старообрядческих семьях относились доста­точно строго. “Если две кафизмы не прочитаешь, на улицу не выйдешь. Вся семья была очень грамотной. Уму-разуму мастери­ца учила, а отец проверял, грамотный был” [5]. Эту особенность старообрядческой среды отмечали многие исследователи XIX в. ‘Вятские губернские ведомости” в июне 1883 г. писали о мест­ных “раскольниках”: “Почти все умели читать и писать. На вос­питание детей и на их образование обращается несравненно большее внимание, чем в среде православной” [6, с. 293]. Про­тоиерей Луканин, посетивший в середине XIX в. с миссионер­ской целью Оханский уезд Пермской губернии, замечал: “Злое семя учения растет и созревает в Сепыче, и поныне здесь много наставников грамотных, начитанных…” [7, с. 119].

Из документов, связанных с закрытием церквей в 20-е — 30-е годы XX ст., мы можем получить некоторые сведения об уровне грамотности той или иной старообрядческой общины Ветковского региона в начале XX в. Например, под Декларацией 1929 г., вставленной в слободе Косицкой об отношении старообрядцев к Советской власти и общественным повинностям, из 434-х чело­век не подписались только 50, т. к. были неграмотны. Это состав­ляет всего 11,5 % [8, ф. 466, on. 1, д. 292, л. 11]. В списке верую­щих д. Круговки указывается 96 прихожан грамотных и 63 не­грамотных. Заявление в Ветковский райисполком Часыруднянской религиозной общины о желании сохранить за собой Успен­ский храм подписали 148 грамотных верующих [8, ф. 466, д. 574. л. 19-22].

Старообрядческая книга нередко выходила из круга своего бытования. Об этом свидетельствуют записи. Одна из них сдела­на в “Часовнике” (1807): “Даю сей Часовник желающему учится старообрядческого чтения правосл(авной) церкви Новобелицкой Покрова Пресвятыя Б(огороди)цы. Кирюхин Ефим Дмитр(иевич). 1942 г. июня 28 дня” [9, КП 17356/ 2].

Так же, как и на Выге, на Ветке особое значение придавалось общественному чтению, особенно в беспоповских общинах. Его устраивали во время сходок, на которые созывал староста той или иной церкви. Необходимость подобных чтений заключалась в толковании текстов. У нас в деревне Швецов Григорий (1897-1992) объяснял непонятное прочитанное. Его называли толкун”, — сообщила E.J1. Обидина в д. Марьино в 2002 г. [5]. Так же назы­вал себя и своих собеседников писец из Клинцов Михаил Слатин. На полях собственного сочинения, включенного в переписанный им в 1847 г. сборник “Бисер”, он оставил многочисленные поме­ты: “Михайла Слатинъ спросить толкуна Власа Гусева”, “Влас Гусев толковал с Михайломъ Слатинымъ”, “Влас Гусевъ толкунъ” [4, КП 707/6, л. 279, 280, 288].

Мы можем отметить удивительное разнообразие интересов старообрядцев, широту их взглядов. Во многих старообрядческих семьях читали не только религиозную литературу. С гордостью вспоминала Анна Федоровна Лебедева, 1916 г.р. о том, что “в семье любили читать. Все читали книги божественные, но были и прочетные — художественная литература. Было в доме полное собрание Лермонтова. Любили светскую литературу. Родители выписывали журнал “Ниву” с приложением” [5, т. 20, л. 7]. В 1980-х годах в д. Марьине, разглядывая в сенях маленького до­мика многолетние подшивки журналов “Новый мир”, “Знание- сила” у И. Г. Хныкова, мы подивились такому глубокому литера­турному интересу хозяина. “А как же, — ответил он, — мы со ста­риками на беседы собираемся, обсуждаем… И как мир произо­шел, и как это объясняют, и как это с древними книгами соотно­сится” [10, с. 5 8].

Старообрядческая среда, культивирующая знания, почитаю­щая и уважающая грамотность, способствовала взращиванию в душе человеческой мощной тяги к учению, к этому “божественному делу”. Приступать к нему необходимо было как можно раньше: “Учитеся дети во младые лета, когда приидет старость, будет об науке жалость”. Эта нравоучительная надпись сделана в рукописном “Октае” (XIX в.), принадлежавшем Ветковскому Покровскому монастырю [11, с. 66] Другой же источник советует не проводить время в жалости, а начинать учиться в любом возрасте: “Аще кто во(с)хощет и состарееть божественному писанию учитися, то неподобает срамлятися, но достойно б(огу) молитися, къ таковому божественному делу подщатися” [12, л. 125]. Великие учения приближают человека к богу, но “невозможно есть велика учения начинати мало учившеся” [4, КП 599/2, л. 198 об ].

Многие “премудрые книги” вдохновляли, учили, наставляли старообрядцев на этом трудном пути овладения знаниями. Руко­писные сборники, составленные ими в XVIII — XIX вв., содержат многочисленные выписки на тему учения из ранних источников, таких как “Пчела”, “Алфавит духовный”, “Цветник’, “Маргарит”, “Зерцало”, книг Ефрема Сирина, Кирилла Иерусалимского и т.д.

Многочисленные исследования ученых второй половины XX в.в области старообрядческой книжной культуры, а также экспе­диционные материалы, собранные автором, позволяют стать в оппозицию утверждениям официальных властей конца XIX — на­чала XX вв. о “страшном невежестве как православных, так и раскольников” и согласиться с Н.Ю. Бубновым: “…старообрядчество отнюдь не есть плод невежества и бескуль­турья. Это исконно русское по своему происхождению и духу культурно-религиозное движение на протяжении всей своей ис­тории впитывало в себя все самое ценное из духовного опыта че­ловечества. Наш долг — сделать это огромное богатство достоя­нием отечественной и мировой культуры” [13, с. 51].

1. Рыбаков А С. Вопросы народного образования в старообрядчест­ве и всероссийские съезды// Церковь. 1911. № 31.
2. Программа обучения в монастырях изложена в Исторических очерках беглопоповщины на Иргизе (с 1762-1866). Вып. IV. Старооб­рядческие монастыри. М., 1866. Большинство монастырей на Иргизе основано ветковскими монахами и монашками, бежавшими туда после второй выгонки Ветки (1764), поэтому мы можем говорить, что подоб­ная программа была и в Ветковско-Стародубских монастырях.
3. Беляев Я.С. Летопись Ветковской церкви. Рукопись XVIII в. ИРЛИ. Древлехранилище. Собрание ИМЛИ, № 45. Л 21, 109.
4. Ветковский музей народного творчества (далее: ВМНТ).
5. Экспедиционные материалы ВМНТ (далее: ЭМ ВМНТ).
6. Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991.
7. Смилянская Е.Б. О некоторых особенностях крестьян- старообрядцев Верхокамья // Традиционная народная культура населения Урала. Пермь, 1997.
8. Государственный архив Гомельской области.
9. Гомельский областной краеведческий музей.
10. Нечаева Г Г. Ветковская икона. Мн., 2002.
11. Поздеева И.В. Археографические работы Московского университетав районе древней Ветки и Стародуба (1970 — 1972) // Памятники культуры: Новые открытия. М., 1975.
12. Азбука духовная // Рукописный сборник. XVIII в. Частное соб­рание. Л. 126.
13. Бубнов Н.Ю. Программа исследований старообрядческой пись­менности в библиотеке Российской Академии наук // Мир старообряд­чества. Вып. 4. Живые традиции: Материалы международной научной конференции 21-24 ноября 1995 г. Москва. М., 1998.

Автор: С.И. Леонтьева
Источник: Старообрядчество как историко-культурный феномен / Материалы Международной научно-практической конферен­ции “Старообрядчество как историко-культурный феномен” (Гомель, 27-28 февраля 2003 г.): Гомель: ГГУ, 2003. — С. 150-156.