Об одной проблеме истории Беларуси накануне и в период «румянцевской эпохи» (по материалам исследований Ю.А. Лабынцева и Л.Л. Щавинской)

Интерес к личностям учёных и общественных деятелей, публикация источников и научный комментарий к ним входят обычно в предметное поле деятельности любого зрелого совре­менного слависта. В этом плане достойное место в ряду таких учёных занимают работы Ю.А. Лабынцева — ведущего научного сотрудника Института славяноведения РАН, доктора филоло­гических наук и Л.Л. Щавинской — старшего научного сотруд­ника этого института, кандидата филологических наук.

В сообщении предполагается обозначить такой вопрос, связанный с заявленной темой, как обоснование и включение в научный оборот термина «белорусский» и начало пропаганды сведений о Беларуси.

Первое употребление этого термина, послужившего на­чалом этнографического названия нашего народа, установлен­ное юристом И. Юхо, относится к 1675 г. В этом году право­славный епископ Феодосей, архимандрит Слуцкого моностыря, получил подтверждающую грамоту на епископство Могилёвское. В этом документе епископ Феодосий впервые титулован как «белорусский», что и послужило началом официального принятия этого термина. Сначала «белорусской» называлась только Могилёвская православная епархия. Расширение власти Могилёвского епископа на другие земли постепенно распро­страняло этот термин и на них [1, с. 182]. После присоединения в 1772 г. восточных земель Беларуси к России это название при­обрело новое административно-географическое значение, так как им стали обозначать две созданные губернии — Псковскую (позже преобразованную в Полоцкую) и Могилёвскую. Так, в постановлении Сената от 8 мая 1773 г. уже говорилось, что из польских земель, присоединённых к Российской империи, уч­реждено две новых белорусских губернии [2, с. 37].

До «Румянцевской эпохи» «белорусское печатное слово, пишет Ю.А. Лабынцев, было редкостью и распространялось благодаря немногочисленным издательским центрам, напри­мер, деятельности Супрасльского Благовещенского монастыря. Белорусскоязычные произведения, часто записанные латини­цей, распространялись в рукописном виде, в том числе в форме песен-кантычек, других паралитургических сочинений и в на­родной среде» [3, с. 151].

Значительный же вклад в научную разработку и распро­странение сведений о Беларуси и белорусском языке, полагают Ю.А. Лабынцев и Л.Л. Щавинская, внесли члены Румянцевского кружка. «Едва ли можно считать случайным, — пишут они, — что именно в кругу деятелей Румянцевского кружка, своего рода Румянцевской академии наук, столь широко и однозначно стал употребляться термин «белорусский», по-настоящему впервые был поставлен вопрос о существовании особого сла­вянского языка — белорусского, наконец, широкое и подлинное историко-культурное открытие миру самой Белоруссии. Н.П. Румянцев и его многочисленные учёные сподвижники (и из самой Белоруссии) стали одними из первооткрывателей западнобелорусских культурных ценностей, в том числе литера­турных» [4, с. 138-139]. Члены кружка — комиссионеры Румян­цева — не только изучали историю и культуру Беларуси, но и способствовали распространению знаний о ней. «Учёная дру­жина» Румянцевского кружка сплотила десятки патриотически настроенных людей из самых разных уголков России, среди которых были чиновники, профессора, духовные особы, члены Академии наук: русские, украинцы, белорусы, литовцы, поля­ки, сербы, французы, немцы, финны. Кружок имел три основных центра: московский, петербургский и белорусский (в Го­меле, Полоцке и Вильно). Правой рукой Румянцева по архео­графическому обследованию Беларуси был И.И. Григорович, который организовывал в Гомеле исследовательскую работу. «Не будет преувеличением, — считает Л.Л. Щавинская, — что именно И.И. Григорович положил блестящее основание собст­венно белорусской археографии…». Ю.А. Лабынцев пишет, что специалисты высоко оценили изданный им при помощи канц­лера «Белорусский архив древних грамот», который в архео­графическом отношении в ряде моментов даже превзошёл «Со­брание государственных грамот и договоров». И сам Григоро­вич не менее высоко оценил своё издание (первая часть вышла в 1824 г.), считая, что отныне «и наша Белоруссия не совсем исчезнет с лица земли, но да ведает свет, что были времена, когда она была славнее и добродетельнее, нежели ныне» Го­мельский протоиерей становится известным учёному миру Рос­сии и Европы [5, с. 14, 39, 122-123].

Несмотря на то, что понятие «Белоруссия» постепенно использовалось в административно-географическом обиходе, вопрос о белорусском языке долгое время не ставился вовсе. Л.Л. Щавинская считает, что едва ли не впервые вопрос о бело­русском языке (наречии) был поставлен известным российским археографом и историком К.Ф. Калайдовичем. К его изучению он обратился в 1812-1813 гг., а затем напечатал специальную статью «О белорусском наречии» и «Краткий словарь Белорус­ского наречия». По её мнению, сам К.Ф. Калайдович вполне осознавал, что он, пожалуй, один из первых в учёном мире поднял вопрос о белорусском языке и потому писал: «намере­ние, руководствовавшее меня к написанию статьи сей, состояло в том, дабы обратить на столь важный предмет внимание самих Белорусцев… На …Белорусское наречие досель никто не обра­тил внимания, хотя оное весьма того достойно». Л.Л. Щавин­ская замечает, что К.Ф. Калайдовичу принадлежит и сущест­веннейшее пояснение, касающееся разграничения белорусского и украинского языков. Другой деятельный участник знаменито­го Румянцевского кружка — «учёной академии» графа Н.П. Ру­мянцева, выпускник Харьковского университета, а затем про­фессор русской словесности Виленского университета И.Н. Лобойко, также принадлежит к числу первых учёных-белорусоведов. Он подчёркивал, пишет Л.Л. Щавинская, что с по­мощью Н.П. Румянцева ему удалось показать обширную об­ласть знания, которую он стремился выделить и изучить «под именем белоруской слговесноти», и благодаря всей этой работе «белорусская словесность ещё при жизни» его «из мрака забве­ния с такими достоинством выступает на свет». Л.Л. Щавинская считает, что «в своём гомельском имении Н.П. Румянцеву уда­лось создать своеобразный научный центр по изучению истории и культуры Белоруссии, в котором термин «белорусский» упот­реблялся практически в нынешнем его значении» [6, с. 294-295].

Исследуя деятельность Н.П. Румянцева и его сподвижни­ков, Ю.А. Лабынцев и Л.Л. Щавинская дали в своих работах ар­гументированное обоснование и ответы на целый ряд вопросов, в том числе и обозначенный в сообщении, внесли существен­ный вклад в изучении богатой истории и культуры Беларуси и Гомельщины. На наш взгляд, без преувеличения можно сказать, что эти московские учёные являются продолжателями дела М.П. Румянцева и его сподвижников.

Литература

1. Юхо Я. Пра назву “Беларусь” // Полымя. 1968. № 1.
2. Белоруссия в эпоху феодализма. Т. 3. Мн., 1961.
3. Лабынцев Ю.А. Духовная и книжная культура Белоруссии нака­нуне Румянцевской эпохи // Румянцевские чтения — 2004: Иннова­ционные технологии и многообразие культур. — М., 2004., С. 151.
4. Лабынцев Ю.А., Щавинская Л.Л. Западнобелорусское литера­турное пространство XV-XIX вв.: проблемы изучения от «Ру­мянцевской эпохи» до настоящего времени // Румянцевские чте­ния-2003: Культура: от информации к знанию: Тез. и сообщ. — М., 2003.
5. Лабынцев Ю.А. Книжное наследие Н.П.Румянцева. М., 2004.
6. Щавинская Л.Л. Научная и культурная деятельность Н.П.Румян­цева и его сподвижников в контексте истории Белоруссии конца XVIII — начала XIX века // Румянцевские чтения — 2004: Иннова­ционные технологии и многообразие культур — М., 2004.

Автор: М.И. Старовойтов
Источник: Н.П. Румянцев и его эпоха в контексте славянской культуры: материалы Международной научно-практической конференции (Гомель. 12–13 мая 2004 г.). / ГГУ им. Ф. Скорины. – Гомель, 2004. – 216 с.