Крестьянство Гомельщины в начальный период освобождения БССР (сентябрь 1943 — июнь 1944 гг.)

Если цитировать фундаментальные научные издания, первый этап освобождения Гомельщины от нацистской оккупации происходил следующим образом: 22 сентября 1943 года войсками Центрального фронта был освобожден Комарин, 27 сентября — Тереховка, с 15 октября войска наступали в направлени Речица — Жлобин, в результате 17 октября освободили Лоев. 10 ноября с Лоевского плацдарма началась Гомельско-Речицкая операция, в ходе которой были освобождены 18 ноября Речица, 25 ноября Карма, Журавичи, 26 ноября освобожден Гомель, 8 января — 8 февраля 1944 года продолжалась Калинковичско-Гомельская операция, в ходе которой были освобождены Мозырь, Калинковичи, Озаричи, Лельчицы. При проведении 21-26 февраля Рогачевской операции 24 февраля был освобожден Рогачев. Таким образом, в ходе осенне-зимнего 1943-1944 гг. наступления Красной Армии полностью либо частично были освобождены Буда-Кошелевский, Ветковский, Гомельский, Добрушский, Журавичский, Кармянский, Лоевский, Речицкий, Светиловичский, Тереховский, Уваровичский и Чечерский районы Гомельской области и Комаринский, Брагинский, Наровлянский, Калинковичский, Мозырский, Хойникский, Василевичский, Ельский, Туровский, Домановичский, Паричский районы Полесской области. После этих событий фронт стабилизировался до июня 1943 года, когда в результате наступательной операции “Багратион” была освобождена вся территория БССР [2, с. 424-432].

Целью статьи является анализ положения крестьянства в указанный период, взаимоотношений крестьян и представителей советской власти и Красной Армии, особенностей быта, настроений в крестьянской среде.

Основными источниками сведений о процессе восстановления хозяйства Гомельщины и жизни крестьянства региона в сентябре 1943 — июне 1944 гг. являются материалы книг “Память”, посвященных соответствующим районам [10-12], материалы, опубликованные в сборнике документов “Освобожденная Беларусь” [9], а также информация, содержащаяся в фондах Национального архива Республики Беларусь [8] и Государственного архива общественных объединений Гомельской области [3]. Фундаментальные работы, посвящен­ные истории советского крестьянства в годы Великой Отечественной войны [1; 7] и истории Беларуси в означенный период [2], а также энциклопедиче­ские издания [11; 12] предоставляют довольно скудные данные, не позво­ляющие в полной мере охарактеризовать состояние крестьянства Гомельщины.

Точных сведений о количестве крестьянского населения Гомельской области (в современных границах) в интересующий нас период, к сожале­нию, нет. Согласно справке, составленной по данным Гомельского област­ного статистического управления, на 1 января 1944 года в освобожденных районах области (в границах 1943-1944 гг.) проживало сельского населения мужчин свыше 141 тыс. человек, женщин более 215 тыс.; среди обоих полов преобладали дети до 14 лет и взрослые 16-54 лет (подсчитано автором) [3, ф. 144, оп. 2, д. 4, л. 5]. Соотношение указанных возрастных категорий было сходным и в освобожденных районах Полесской области, и в целом по республике.

Достаточно ярко проиллюстрировано положение деревни Гомельщины на момент освобождения от нацистской оккупации и в последующие месяцы в отдельных районных книгах “Память”. Вот некоторые примеры. Так, в Наровлянском районе было полностью сожжено 18 деревень, 3 разрушено, гитлеров­цы сожгли домов колхозников — 2345, холодных построек — 3036, колхозных школ — 30, клубов — 17, зданий сельсоветов — 5, уничтожили все библиотеки; было убито, уничтожено и вывезено более 1600 человек [12, с. 347]. В Лельчицком районе “замучено и убито более 8 тысяч жителей, около 4 тысяч вывезено в Германию. Жилой фонд разрушен полностью, сожжены все 67 деревень и райцентр, на весь район уцелело 20 крестьянских домов” [11, с. 463]. В Калинковичском (согласно районной книге “Память”) было за­мучено, сожжено 3237 мирных жителей района, разрушены все колхозы, сожжено 10 деревень, уничтожено 3689 жилых домов, 2850 хозяйственных и кулыурно-бытовых построек, также уничтожено 5280 голов крупного рогатого скота, 1482 коня, 1700 свиней, 8760 овец [10, с. 698].

Прифронтовое положение многих участков освобожденной территории подразумевало постоянное присутствие в деревнях действующих частей Красной Армии, и необходимость налаживания с ними контактов, посколь­ку военные могли оказать и оказывали сельчанам довольно существенную помощь. Население отдельных деревень, находившихся в непосредственной близости от линии фронта, необходимо было перемещать в более безопас­ные районы, и эти перемещения организовать, что не всегда получалось грамотно¹. На фоне общей стабилизации линии фронта происходило освобождение отдельных местностей и весной 1944 года, в частности, в Паричском районе, однако начать там восстановительные работы не представля­лось возможным². Ситуация в сфере здравоохранения на селе была катаст­рофической. Жилищный фонд оккупанты разрушили почти на 100 %, в ре­зультате боевых действий были повреждены шоссейные и автомобильные дороги. Такими были обстоятельства, которые предстояло изменить в луч­шую сторону.

Приход советских войск крестьяне в массе своей воспринимали радостно. Документы того времени констатируют, что «население выходило встречать Красную Армию за 10-15 км. При встрече угощали бойцов всем, чем было — хлебом, молоком, водкой и др. Многие граждане оказывали большую помощь воинским частям в разведке сил врага, проводили в тыл противника, некоторые бывшие партизаны до настоящего времени проводят разведку в тыл врага. При расположении военных частей население по своему желанию снабжало бойцов и офицеров имеющимися продуктами, производили стирку белья, ремонт оде­жды и т. д.» [3, ф. 702, оп. 13, д. 12, л. 38]; такие примеры были не единичны. Однако в Полесской области жители освобождаемых районов долгое время не выходили из лесов, потому что боялись возвращения гитлеровцев [9, с. 49 -53]. Естественной в данной ситуации представляется и неуверенность сельчан, что советская власть вернулась навсегда, и, следовательно, распространение и в марте 1944 года в отдельных районах слухов, что немцы продвигаются на вос­ток, и могут взять Хойники и Брагин [3, ф. 702, оп. 13, д. 12, л. 34].

По документам прослеживается настороженное отношение крестьян к вос­становлению колхозов. Зафиксированы пожелания крестьян сдавать семена для колхозов, но в колхоз не вступать, «поработать с годок единолично», жалобы на отсутствие лошадей, опасения, что в случае возвращения оккупантов кол­хозные семена достанутся им, и т. п. [3, ф. 702, оп. 13, д. 12, л. 34]. В то же вре­мя, большинство жителей особо разрушенных деревень одобряло восста­новление колхозов, понимая, что общими усилиями возродить хозяйство и выжить легче. Учитывалось, что советская власть предоставляла колхозни­кам определенные льготы. Так, норма сдачи в фонд Красной Армии зерна и картофеля для единоличников была на 16-20 % выше, чем для колхозников и кооперированных кустарей, а норма сдачи мяса и молока — выше на 25 % [3, ф. 702, оп. 3, д. 7, л. 6].

От поставок кожевенного сырья, шерсти, яиц, брынзы, льна, конопли в 1943 году освобождались все хозяйства, от выплаты подоходного налога с колхозов тоже; с колхозов и населения освобожденных районов снимались все недоимки за прошлые годы по всем государственным и местным нало­гам и сборам; райисполкомам также разрешалось, в дополнение к льготам, предусмотренным действующим законодательством понижать государст­венные и местные налоги и сборы гражданам, пострадавшим от оккупации, в зависимости от размера понесенного ими ущерба, до 50 % [3, ф. 702, оп. 3, д. 7, л. 5].

Эпидемиологическая угроза, принявшая на селе угрожающие масшта­бы, объясняется следующим. Во время нацистской оккупации медицинское обслуживание деревенского населения практически не осуществлялось. Пи­тание и санитарно-гигиеническое состояние сельчан находилось на самом низком уровне, проживание в лесах, в землянках и куренях не способство­вало улучшению здоровья. Известны факты, когда люди специально зара­жали себя, например, трахомой, чтобы избежать угона в Германию [8, ф. 4п, оп. 20, д. 217, л. 223]. Положение в освобожденных районах ярко иллюстри­руют материалы докладных записок П. К. Пономаренко, согласно которым осенью 1943 — весной 1944 гг. «только на территории Гомельской и Полес­ской областей выявлены 6540 сыпно-тифозных очагов» [9, с. 41-46], и VI Пленума ЦК КП(б) [8, ф. 4п, оп. 20, д. 218, л. 393].

Еще один фактор, влиявший на эпидемическую угрозу в регионе, — это постоянный переход линии фронта людьми с оккупированной территории (с помощью партизан или армейской разведки), освобождение концентраци­онных лагерей, где находились заключенные, больные сыпным тифом. Наи­большая степень зараженности населения отмечалась в деревнях, располо­женных вдоль шоссейных дорог, по которым оккупанты перегоняли заклю­ченных из одного лагеря в другой. Все, кто переходил линию фронта, под­вергались обязательной санитарной обработке в военных госпиталях или во вновь созданных гражданских больницах, и только после этого отпускались домой [3, ф. 702, оп. 13, д. 12, л. 6-7].

Крестьянское население региона активно привлекалось к восстановлению промышленности как на освобожденной территории БССР, так и прочих республик Советского Союза. Согласно отчета всесоюзного Комитета по учету и распределению рабочей силы, за первое полугодие 1944 года из БССР было мобилизовано 25 590 крестьян (65 % от общего количества мобилизованных), из которых за первый квартал 13 669 (59 %) и за второй 7,11 (64 %) (подсчитано автором) [4, ф. р-9517, оп. 1, д. 38, л. 12]; конкретного числа мобилизованных с Гомельщины, к сожалению, не имеет­ся. О проведении здесь мобилизации осенью 1943 года сведения в общесо­юзных документах отсутствуют полностью, в материалах указанного Коми­тета в графе «БССР» помещается прочерк.

Проводилась мобилизация сельского населения и на строительство обо­ронительных сооружений во время проведения наступательных операций; так, в январе 1944 года была осуществлена мобилизация сельского населе­ния Хойникского (1000 человек) и Брагинского (500 человек) районов, с обязательным условием взять с собой продовольствие из расчета на 1 месяц; инструмент поставлялся райкомами КП(б)Б [3, ф. 702, оп. 13, д. 10, л. 7].

При анализе взаимоотношений представителей вновь восстановленной советской власти и гражданского населения, в частности, крестьянства, мы должны учитывать реалии военного положения, при котором определенная жесткость методов была вполне оправдана. Другое дело, что не обходилось и без перегибов. Об этом говорил в своей речи генеральный прокурор БССР Ветрова на VI Пленуме ЦК КП(б)Б в феврале 1945 года: «Самым распро­страненным нарушением законности у нас является нарушение конститу­ции, нарушение устава сельхозартели и нарушение законных прав семей военнослужащих. Часто проведение массово-политической работы среди населения подменяют грубым администрированием» [8, ф. 4п, оп.20, д. 217, л. 534]. Случалось, что на ответственных постах оказывались люди, которые априори всех, кто проживал на оккупированной территории, считали пре­ступниками и поступали с ними соответственно, чинили акты произвола. При разоблачении и наказании же провинившиеся нередко искали под­держки вышестоящих властей, апеллируя к своим военным заслугам и пар­тизанскому прошлому³.

Вполне ожидаемыми в обстановке первых послеоккупационных меся­цев были попытки, на каком-то этапе успешные, тех, кто сотрудничал с ок­купантами, дезертировал из Красной Армии в 1941 году, избежать наказа­ния со стороны советской власти, и даже получить государственное посо­бие. Так, в марте 1944 года прокурор Речицкого района Гомельской области Ничипорук только по Жмуровскому сельсовету выявил 11 семей полицей­ских и старост, которые получали госпособия как семьи военнослужащих и партизан [8, ф. 750, оп. 2, д. 3, л. 13]⁴.

При наличии всех этих выявившихся противоречивых фактов и собы­тий, важно отметить ключевой момент в настроениях и действиях населе­ния: люди устали от войны, хотели, чтобы она скорее закончилась, хотели выжить и восстановить родные деревни, хотели, чтобы близкие вернулись домой. И, как справедливо заметил историк Ю. В. Арутюнян, «не мерой хлеба определялось благополучие народа в это время. Главным была линия фронта, красным нервом разрезавшая географическую карту. Чтобы эта ли­ния продвигалась на запад, чтобы она исчезла, наконец, и исчезла навсегда, народ принимал лишения как нечто необходимое и оправданное» [1, с. 360].

Список литературы

1. Арутюнян, Ю. В. Советское крестьянство в годы Великой Отечетственной войны (1941-1945 гг.) / Ю. В. Арутюнян. — М., 1970.
2. Беларусь в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. — Минск, 2005.
3. Государственный архив общественных объединений Г омельской области.
4. Государственный архив Российской Федерации.
5. История советского крестьянства: в 3 т. — М., 1987. — Т. 3 (1941-1945 гг.).
6. Национальный архив Республики Беларусь.
7. Освобожденная Беларусь: в 2 кн. Минск, 2004. — Кн. 1 (сентябрь 1943-декабрь 1944 гг.).
8. Памяць: гісторыка-дакументальная хроніка Калінкавіцкага раёна. — Мінск, 1999.
9. Памяць: гісторыка-дакументальная хроніка Лельчыцкага раёна. — Мінск, 2002.
10. Памяць: гісторыка-дакументальная хроніка Нараўлянскага раёна. — Мінск, 1998.
11. Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: у 6 т. — Мінск, 1996. — Т. 3.
12. Там же, — Мінск, 2000. — Т. 5.

¹ Из протокола № 5 заседания Полесского обкома КП(б)Б (декабрь 1943 г.): «Произвести отселение — из Калинковичского, Василевичского и Хойникского рай­онов до рубежа Василевичи — Макановичи — Мутижар — по реке Вить — Гноево. Хойникскому и Василевичскому районам: разместить переселяющихся в своих пре­делах. Брагинскому району: предоставить жилплощадь для переселяемых из Калин­ковичского района, обеспечить топливом, произвести на месте санобработку в про­стейших санпропускниках и банях. Переселение произвести до 1 января 1944 года» [3, ф. 702, оп. 12, д. 10, л. 6].

² Из докладной записки Паричского райкома КП(б)Б (апрель 1944 года): «В марте 1944 года нашими войсками дополнительно освобождены 3 сельсовета, в них 24 колхоза. До последних дней в эти населенные пункты население не допускалось, а в некоторые не допускается и поныне в связи с близостью фронта. Следовательно, и восстановительные работы не проводились. Эти освобожденные деревни пред­ставляют собой пустыню, сожжены и разрушены, скот и люди угнаны немцами, имущество разграблено» [3, ф. 702, оп. 13, д. 12, л. 42].

³ Из речи генерального прокурора БССР Ветрова на 6 Пленуме ЦК КП(б)Б, февраль 1945 г.: «Брагинский райком возражал против предания суду председателя Глуховского сельсовета Остапенко, в прошлом партизана. Когда партизаны нару­шают закон, мы не можем подходить к ним с какой-то скидкой. Он избил колхозни­ка, допризывника, рукояткой нагана избил колхозницу колхоза «Красная гора» Буд­ник, муж которой в Красной Армии, избил 75-летнего колхозника отца трех фронто­виков и совершил другие факты произвола» [8, ф. 4п, он. 20, д. 217, л. 539].

⁴ По материалам Гснеральной Прокуратуры БССР.

Автор: А.В. Тимонова
Источник: Страницы военной истории Гомельщины: материалы науч.-практ. конф. / ред. кол.: А.А. Коваленя и др. – Гомель, 2008. – 236 с.