Гомельская городская директория (декабрь 1918 — январь 1919)

Проблема провозглашения в начале ХХ в. национальной государственности Беларуси и Украины относится к числу ключевых вопро­сов отечественной истории. Однако, когда почти десять лет назад автор этих строк впервые пред­ставил сюжет о межгосударственных контактах Украинской и Белорусской Народных Республик¹, тема взаимоотношений двух новых государств была «белым пятном» в исторических исследова­ниях обеих стран. За прошедшие годы ситуация разительно изменилась: сегодня есть основания говорить о наличии историографии проблемы, включающей работы всех жанров — от научных статей и публикаций документов до монографий и диссертаций².

Отметим, что оживление научного интереса к истории белорусско-украинских отношений периода становления самостоятельной государ­ственности (1918-1920 гг.) пока не позволило осветить все аспекты этой сложной темы. На наш взгляд, это объясняется, в первую очередь, ограниченностью источниковой базы, а также парадоксальным игнорированием авторами уже имеющихся разработок по теме. В итоге каждый новый исследователь практически повторяет изыскания предшественников, обращаясь к одно­му и тому же корпусу источников и сюжетов. Преимущественно «белые страницы» сохраня­ются и в таком, например, аспекте, как политика украинских властей в отношении присоединен­ных в марте 1918 г. белорусских территорий. Примечательно, что практически обойден инте­реснейший эпизод создания Гомельской город­ской Директории — органа региональной власти в границах Украинской Народной Республики, действовавшего в декабре 1918 — январе 1919 гг.

Феномен Гомельской Директории следует рассматривать в контексте проблемы террито­риального самоопределения новообразованных республик, национально-государственных ори­ентаций пограничных регионов, а также борьбы политических сил внутри этих регионов.

Как известно, уже в процессе провозглашения УНР встал вопрос о государственной принад­лежности части Полесья, находившейся в составе Гродненской и Минской губерний бывшего Северо-Западного Края, с такими городами как Брест, Пинск, Мозырь, Гомель и др. Границы губерний традиционно считались линией разме­жевания украинской и белорусской этнических территорий.

Внимание к Полесскому региону было вы­звано, прежде всего, его экономическим и транс­портным потенциалом. В плане сельского хо­зяйства Полесье традиционно не представляло большого интереса, причиной чего была плотная лесистость, малочисленность населения и невы­сокая плодородность пашенных земель. Однако, с развитием со второй половины XIX в. промыш­ленности, природно-сырьевые ресурсы региона оказались востребованными, в результате чего на территории от Пинска до Гомеля возник пояс де­ревообрабатывающих предприятий, имевших не только краевое, но и общероссийское значение. Не только военно-стратегическую, но и экономи­ческую ценность региону придали построенные в 80-е годы XIX в. Полесские железные дороги, важнейшая часть которых проходила по линии Брест — Жабинка — Пинск — Лунинец — Калинковичи — Речица — Гомель и далее на Брянск³. Возможности, которые давали Полесские железные дороги, инте­ресовали молодое украинское государство, а дере­вообрабатывающее производство региона представ­ляло для нее безусловную ценность при дефиците собственных лесных ресурсов.

В соответствии с подписанным 2 января (9 фев­раля) 1918 г. мирным договором между Украиной, с одной стороны, и Германией, Турцией, Австро-Венгрией и Болгарией с другой, Украине была передана оккупированная немецкими войсками часть западного Полесья. 18 февраля, как извест­но, переговоры в Бресте были сорваны, началось фронтальное наступление германских войск. 1 марта красноармейские отряды и большевист­ский Совет покинули Гомель, и в тот же день его заняли части 41 резервного корпуса немецкой армии. После стабилизации фронта на востоке в конце марта произошла официальная передача Украинской Народной Республике Мозырского, Речицкого и Гомельского уездов. Гомель вошел в состав Дреговичской земли — новообразован­ной административно-территориальной единицы в составе Украины, центром которой был опреде­лен Мозырь⁴.

Последние события практически совпали с провозглашением 25 марта независимости Белорусской Народной Республики. Одновре­менно на основе этнической территории были определены границы белорусского государ­ства: «все земли, где живет и имеет численное преимущество белорусский народ, а именно Могилевщину, белорусские части Минщины, Виленщины, Гродненщины, Витебщины, Смо­ленщины, Черниговщины и смежные части со­седних губерний, заселенных белорусами»⁵. Таким образом, белорусское Полесье было объ­явлено частью территории провозглашенной не­зависимой Беларуси.

В 20-х числах апреля 1918 г. в Киеве состоя­лись белорусско-украинские переговоры, одной из главных тем которых стал территориально­пограничный вопрос. Ссылки белорусской сто­роны на принятый международной практикой этнический принцип определения границ и пред­ложение провести размежевание по границам Минской и Гродненской областей были приняты к сведению. Однако украинская сторона пред­ложила линию межгосударственного разграни­чения далеко на север от границы Гродненской и Минской губерний: в состав УНР передава­лись современные Гомельский, Речицкий, Калинковичский, Петриковский районы, части Ветковского, Любанского, Солигорского и Ивацевичского. За Украиной оставался бассейн Припяти и железная дорога Пинск — Гомель, что обосновывалось необходимостью безопасности Украины с севера в случае, если независимая бе­лорусская государственность не удержится, и на ее территории будут господствовать Россия или Польша.

Переговоры зашли в тупик, а 29 апреля на Украине произошла смена власти: на место Цент­ральной рады пришло правительство гетмана П. Скоропадского, вместо Украинской Народной Республики было принято новое официальное на­звание страны — «Украинская Держава».

Попытки белорусской стороны продолжить диа­лог с новой политической силой не имели успеха. Обращения делегации БНР в Министерство закор­донных справ не получили ответа, а меры в отноше­нии присоединенных белорусских уездов свидетель­ствовали о курсе на их более глубокую интеграцию с Украиной. В начале июня вместо Дреговичской земли была создана временная Полесская губер­ния с включением в нее Речицкого, Пинского и Мозырского уездов. Гомельский уезд присоеди­нялся к Черниговской губернии. Готовившийся «Законопроект об административном делении при­соединенных к Украине уездов между губерниями» распределял белорусские уезды следующим обра­зом: Пинский, Брест-Литовский и Кобринский при­соединялись к Волынской губернии, Мозырский и Речицкий — к Киевской. Гомельский уезд оставался за Черниговской губернией, но к нему добавля­лась часть Рогачевского⁶.

В таком состоянии статус белорусских уездов и Гомеля оставался и после новой перемены укра­инской власти, когда в ноябре 1918 г. политические партии социалистической направленности создали на месте режима П. Скоропадского Директорию во главе с С. Петлюрой и В. Винниченко. Новая власть вновь вернула государству название «Украинская Народная Республика».

Положение Гомеля и ситуация в нем определя­лись его размещением в белорусско-украинско-российском пограничье, ролью крупного желез­нодорожного и промышленного центра, а также нахождением в «зоне новой оккупации» герман­скими войсками. В силу этого структура гомель­ской городской власти в период 1918 — начала 1919 гг. представляла собой своеобразный кон­гломерат не только социально-политических, но и национально-государственных субъектов. До ухода немецких войск реальные полномо­чия принадлежали, безусловно, оккупационным структурам, которые взяли на себя жандармские и хозяйственно-мобилизационные функции в прифронтовой зоне. Германская комендатура следила за недопущением антинемецких высту­плений, а также за работой железнодорожного узла и предприятий. Она, однако, заявила о не­вмешательстве в гражданские и общественно­политические городские дела, хотя сохраняла контроль над их деятельностью с целью обе­спечить стабильность в тылу своих войск. В городе не были запрещены местные лево­социалистические организации, профсоюзы, празднование Первомая, состоялись даже пу­бличные похороны красноармейцев, погибших в стычках с немецкими частями на подходах к Гомелю.

Органом регулирования гражданской жизни оккупационные власти оставили Гомельскую городскую думу и земские управы. Эти структу­ры городского самоуправления смогли уцелеть даже в период существования в городе больше­вистского режима, так как за их сохранение при поддержке населения выступили все небольше­вистские политические силы, включая социали­стические.

Украинская власть была вынуждена принять эту реальность и вступить в контакт со структура­ми городского самоуправления. Государственная политика и функционирование украинской ад­министрации на присоединенных белорусских территориях и ее взаимодействие с местными политическими силами и административными структурами, как уже отмечалось, остается акту­альным предметом исследования.

Факт государственно-административного при­соединения к Украине был воспринят в Гомеле негативно. Несмотря на давние экономические, культурные, миграционные и иные связи с укра­инскими губерниями, проукраинские силы в го­роде практически отсутствовали. Весьма сла­бым оставалось и белорусское национальное движение. Зато Гомель был центром довольно высокой активности разного рода общероссий­ских и лево-социалистических партий. Все они были ориентированы на сохранение российской демократической государственности, в составе которой видели также будущее сваей малой ро­дины. Поэтому Гомельская городская дума вы­сказала официальный протест против присоеди­нения уезда к Украине и назначения комиссара Центральной Рады. Дума потребовала реализации права населения на свободное самоопределение и проведение референдума о государственной принадлежности, до результатов которого про­сила освободить Гомель от власти всех держав⁷. Протест был доведен до Центральной Рады но, разумеется, остался без удовлетворения. В то же время можно предположить, что в силу острой политической борьбы в самой Украине, а также внутри Центральной Рады, интеграция Гомеля в украинскую государственность имела номи­нальный характер.

Ситуация стала меняться с приходом власти П. Скоропадского. Для усиления властной вер­тикали в белорусские уезды были назначены «поветовыя комиссары», сформированы отделы «державной варты». К сожалению, в нашем рас­поряжении нет сведений о механизмах и источ­никах их создания. Полномочия городского са­моуправления были ограничены настолько, что его существование стало почти формальным. Комиссаром гетманского правительства в Гомеле был назначен бывший предводитель местного дворянства Е. Н. Стош. Эта мера была расценена городской общественностью как консервативно­реставрационный шаг, который отвергал демок­ратические завоевания революции, в том числе Февральской.

Гетманское правительство сделало первые ре­альные шаги в украинизации учреждений — в них, а также на железнодорожном узле вводилось ук­раиноязычное делопроизводство. Документы Ми­нистерства просвещения Украинской Державы сви­детельствуют о подготовке украинизации школы и финансовом обеспечении этой меры. Например, согласно законопроекту, утвержденному Радою Министров на период от 1 июля 1918 г. до 1 ян­варя 1919 г. только одному «Гомельскому пове­ту Черниговской губернии», было выделено на внешкольное просвещение 36 750 карбованцев. Такая же сумма требовалась со стороны город­ского самоуправления⁸. О реальном переподчине­нии системы образования Киеву свидетельствует активная переписка учебных учреждений города с Министерством просвещения, а также примеча­тельная попытка земской управы разрешить с его помощью вопрос переноса в Гомель эвакуирован­ного из Могилева учительского института⁹.

Однако предпринятые меры не обеспечива­ли полного контроля над политической ситуа­цией в Гомеле и уезде. Тут активно действовал, поддерживая связи с центрами на востоке от немецко-большевистской демаркационной ли­нии, Полесский комитет РКП(б). По распоряже­нию Москвы он был официально подчинен ЦК Компартии Украины, однако будущее и Гомеля, и самой Украины виделась комитетом в составе Российской советской федерации. Украинская и немецкая власти рассматривались местными большевиками как временные и враждебные, против которых было необходимо вести борьбу всеми возможными средствами. В июле в Гомеле вспыхнула спровоцированная левыми забастов­ка рабочих и служащих Полесских и Либаво-Роменской железных дорог. В середине августа Гомельский ревком предпринял попытку присо­единиться к запланированному Всеукраинским ревкомом антигетманскому и антинемецкому восстанию. В ночь с 16 на 17 августа под Гомелем был взорван поезд, немногочисленные партизан­ские отряды попробовали взять под контроль железнодорожные пути в пригороде, но были от­теснены немецкими частями. Повстанцы совер­шили нападения на казармы державной варты и немецких частей в Гомеле, организовали взрыв в гостинице «Савой», вследствие которого по­гибли 12 солдат. Ответом со стороны оккупаци­онной власти стали репрессивные акции¹⁰.

Политическая ситуация еще больше обо­стрилась осенью 1918 г., когда 27-го августа был подписан российско-германский протокол об эвакуации немецких войск с территории на восток от Березины, а в ноябре вспыхнула ре­волюция в Германии, после чего Брестский мир был аннулирован со стороны Советской России. Оккупационный режим пережил важные пере­мены: на фронтах и в войсковых формированиях власть взяли в руки солдатские советы, устано­вившие контроль над командованием. В Гомеле власть перешла к Большому совету солдатских депутатов 41-го резервного корпуса и его испол­кому. Настроенные на окончание военных дей­ствий и ориентированные просоциалистически, немецкие солдатские советы видели своей целью обеспечение условий для организованной эваку­ации своих войск. При этом германская сторона исходила из принадлежности Полесского региона к Украине и связывала ситуацию в Гомеле с судь­бой украинской государственности. Большевики же в центре и на местах открыто высказывали тезис, что «Гомельщина есть ворота украин­ской житницы в столицы Российской советской республики»¹¹ и готовили возвращение города к ревкомовской власти и российской принадлеж­ности.

На фоне крайнего обострения политической ситуации украинский фактор не только не утра­тил своего значения, но, наоборот, приобрел для демократических сил Гомеля роль реального со­юзника в борьбе за антибольшевистскую альтер­нативу. Этот мотив еще более актуализировался после прихода к власти в Киеве социалистиче­ской Директории. Перед реальной опасностью возвращения к власти большевистских сил го­родское самоуправление попробовало укрепить себя связями с Киевом, а также немецкими ок­купационными структурами в лице солдатского совета 41 корпуса.

Известие о падении 14 декабря 1918 г. режима П. Скоропадского пришло в Гомель достаточно оперативно. В документах засвидетельствован факт посещения гомельской думской делегацией руководителей украинской Директории в первые дни ее существования¹². Правда, неизвестны­ми остаются обстоятельства, дата и результаты визита, а также состав делегации. Однако, су­дя по дальнейшим событиям в Гомеле, можно предполагать достижение договоренностей про­граммно-тактического характера.

16 декабря, когда Директория в Украине развора­чивала антигетманское восстание и еще не вступила в Киев, городская рабочая конференция, созванная социалистическими партиями, постановила создать Гомельскую Директорию на многопартийной осно­ве. Из 243 делегатов только 60 высказались за боль­шевистское требование передать власть в городе военно-революционному комитету. На следующий день это решение поддержала также конференция социалистических организаций города¹³.

Новый орган декларировал те же полномочия, что и Директория УНР. Главной целью провозгла­шалось «восстановление порядка и демократиче­ского строя». Было заявлено, что «рабочий класс и демократия могут рассчитывать на преданность социалистической Директории их интересам». Для подтверждения своих демократических принципов Директория обещала, что «как только будут созданы законные органы государственной власти, а местная будет обеспечена за городским демократическим самоуправлением, она сложит свои полномочия» Директория объявила восста­новление «городской демократической думы»¹⁴.

17 декабря Гомельская Директория была сфор­мирована. По своему количественному составу она превосходила «старшую сестру» ровно вдвое и на­считывала 10 человек: два представителя городской думы, один представитель от городского централь­ного совета профсоюзов, два от рабочей конфе­ренции, четыре от комитета железнодорожников. Поддержку Директории высказал солдатский совет 41-го германского корпуса, взяв на себя обязанность по охране общественного порядка.

Отметим, что партийный состав Директории соответствовал Киеву только отдаленно. Вошли в ее состав и руководство представители Гомель­ского комитета меньшевиков (Р. Повецкий), Гомель­ского социал-демократического комитета Бунда (А. Браун), местной организации социал-сионистов (М. Каган). В отличие от партий, создавших Украинскую Директорию — Украинской соци­ал-демократической, Украинской партии соци­алистов-революционеров и Украинской партии «социалистов-незалежников», ни одна из сил, действовавших в Гомеле, не прибавляла к своему названию «белорусская». Наоборот, все они отлича­лись активным дистанцированием от националь­ных движений и последовательным исповеданием «революционного интернационализма», который на данном историческом этапе воплощался в модель пророссийского демократического федерализма.

В силу этого объединение украинских и го­мельских политических сил могло быть вызвано только внешними факторами и не имело основа­ний для долгосрочной перспективы. Перед угро­зой победы большевизма гомельские «демократы» искали союза с любыми силами, включая оккупа­ционные, а Украинскую Народную Республику, рассматривали как временного политического союзника и промежуточный вариант государствен­ности. Компромиссность союза предопредели­ла противоречивость деятельности Гомельской Директории. Однако ее судьба зависела не от расхождений с Киевом, а все от того же фактора борьбы большевиков за власть.

Об обреченности Директории свидетельство­вала расстановка внутригородских и внешних политических сил уже в момент ее создания. Можно констатировать, что в период второй половины декабря 1918 — первой половины янва­ря 1919 гг. в Гомеле существовало своеобразное двоевластие, когда рядом с Директорией, прак­тически легально и открыто, действовал боль­шевистский ревком. Кроме этого, логика внеш­неполитических событий — ситуация в Украине и советско-немецкие отношения — буквально по дням отсчитывали период существования этой последней на территории Беларуси структуры городского самоуправления.

Как раз в ночь, которая предшествовала 17 де­кабря — дню создания Директории, в Мозыре состоялись переговоры представителей 41 не­мецкого резервного корпуса и советской деле­гации во главе с уполномоченным СНК РСФСР Д. Мануильским. Предметом переговоров был срок эвакуации германских войск по линии же­лезной дороги Гомель — Пинск. По достигнутой договоренности, отрезок Калинковичи — Мо­зырь — Лунинец освобождался уже в тот же день 17 декабря, а Гомель — 20. Однако для обеспече­ния условий полного вывода немецких формиро­ваний на этих территориях должно было сохраня­ться status quo, а попытки насильственного захвата власти со стороны любых политических сил запрещались¹⁵.

Окрыленные близкой победой, большевист­ские и некоторые другие левые силы Гомеля, не согласившиеся с решениями рабочей и социалис­тической городских конференций о создании Ди­ректории, 18 декабря восстановили новый состав ревкома. Первым же его решением было добива­ться власти в регионе всеми методами, включая во­оруженные. В этот же день советская делегация имела встречу с новообразованным ревкомом, на которой было решено ввести в Гомель части Красной Армии, передать власть ревкому, а го­род и уезд присоединить к РСФСР.

Известие о скором возвращении большевист­ской власти вызвало в городе панику, наиболее состоятельные жители стремились выехать в за­падном и украинском направлении. Однако рев­ком начал явочным порядком забирать власть в городе: отряды Красной Гвардии взяли под контроль железнодорожный вокзал, арестовали начальника службы движения и не допускали вы­хода со станции никаких поездов, кроме немец­ких. 19 декабря в городском театре в присутствии делегации Д. Мануильского был созван митинг в честь Красной Армии и большевистской влас­ти. Почувствовав прямую опасность, в ситуацию решительно вмешался Совет немецкого 41 кор­пуса, заявив, что расценивает действия гомель­ского ревкома и советской делегации как нару­шение мозырских договоренностей, а потому берет ситуацию под свой контроль и официально подтверждает власть в Гомеле Директории. По требованию немцев советская делегация поки­нула город, а пробольшевистский комитет желез­нодорожников, созданный ревкомом, был арес­тован, сам же ревком перешел на нелегальное положение.

В этих условиях Директория попробовала раз­вернуть свою деятельность. Реконструировать ее становление и усилия как властно-распорядительной структуры, а также взаимоотношения с Киевом в определенной ступени позволяет комплекс офи­циальных документов — обращений и приказов Директории, который сохранился в Национальном архиве Республики Беларусь в виде отдельной не­фондированной папки¹⁶. Документы в папке имеют самостоятельную нумерацию. Наиболее содер­жательную информацию о направлениях дея­тельности Гомельской Директории дают ее об­ращения и приказы, адресованные населению. Последних, выпущенных в период от 22 декабря до 3 января, сохранилось 11.

Первым документом в этом комплексе являет­ся обращение «К гражданам г. Гомеля», выпущен­ное 18 декабря, но не самой новообразованной структурой, а исполкомом Совета 41 немецкого корпуса за подписью его председателя Кобениуса. Этим документом оккупационная власть призна­вала легитимность Директории, обращая внима­ние гомельчан на то, что ее образование произо­шло путем выборов городским самоуправлением и социалистическими партиями. Подчеркивалась добровольность передачи верховной власти Ки­еву при выражении уверенности в народном ха­рактере правительства С. Петлюры и его способ­ности обеспечить вывод немецких войск.

Стоит обратить внимание на то, что, едва не потеряв власть из-за большевистской экспансии, Гомельская Директория видела большей полити­ческой опасностью не ревком, а бывшую укра­инскую власть. Если ревком в декабрьских до­кументах новой власти вообще не упоминается, то значительное внимание уделено ликвидации остатков гетманского режима, который квали­фицировался как недемократический и насиль­ственный. Воззвание Директории от 18 декабря заявляло о готовности противостоять оружием любым инсинуациям со стороны бывшего гет­манского режима. Примечательна эволюция мер по отношению к представителям гетманской вла­сти персонально. Если воззвание от 18 декабря гарантировало им личную неприкосновенность и возможность свободного выезда из города, то два обращения к населению, подписанные управ­ляющим делами Р. Г. Повецким в последующие дни, объявляли, что «представители гетманской власти, в случае появления их в городе, подверга­ются немедленному аресту». Кроме того, населе­ние было призвано сообщать обо всех злоупотре­блениях и взяточничестве со стороны бывших властей.

Именно в отношении к гетманскому режи­му проявился статус Гомельской Директории как представительства Директории УНР и со­гласованность их действий. Однако, в более принципиальных вопросах позиции явно дис­танцировались. В частности, документы сви­детельствуют, что законодательные ориента­ции Гомельской Директории были связаны не с законами украинских властей, а с наследием российской Февральской революции: приказом Директории № 1 отменялись все законы гетман­ского времени, которые противоречили актам Временного правительства. Ссылка на правотвор­чество Украинской Директории и Украинской Народной Республики при этом отсутствовала.

Обращает на себя внимание то, что новый властный орган не занялся созданием собствен­ной военизированной опоры, а ограничился переименованием украинской Державной варты в милицию. Распущенным объявлялся только ру­ководящий состав варты, сама же структура пере­подчинялась коллегии комиссаров Директории, между которыми были распределены районы города. Это дает основания думать, что отделы Державной варты не были присланы из Украины, а их формирование происходило на месте и из местного населения.

В осуществлении реальных властных полно­мочий Гомельская Директория опиралась на соб­ственные решения и силы.

Так, для сохранения стабильности и поряд­ка в городе, приказ Директории обязывал всех служащих государственных и городских учреж­дений оставаться на рабочих местах и продол­жать выполнение служебных обязанностей. Пре­дупреждалось о строгом наказании «всех попыток грабежа, насилия и незаконных арестов»¹⁷.

3 января 1919 г., в дни, когда шла организо­ванная ревкомом забастовка железнодорожников и максимально выросла большевистская опас­ность, Директорией был издан самый объемный документ — «обязательное постановление». Оно требовало от всех граждан, а в первую очередь от домовладельцев, арендаторов гостиниц, заезжих и постоялых дворов, ночлежных, чайных, столо­вых и др., вести обязательную регистрацию всех постоянных и временных жителей, на протяжение 12 часов сообщать в милицейские части о прибы­вающих и выбывающих, и неотлагательно — обо всех подозрительных личностях. Все граждане города и окрестностей были обязаны иметь при себе документы, в противоположном случае они задерживались для выяснения личности. Было приказано закрыть все пункты азартных игр. За нарушение этих требований виновным грозило тюремное заключение до трех месяцев»¹⁸.

Документы свидетельствуют, что наряду с властно-политической, наибольшую пробле­му для Директории составляли хозяйственно­экономические вопросы, что понятно в ситуации войны, революций, смены местных и государ­ственных властей. Поэтому основное содержа­ние нескольких приказов Директории связано с вопросами инфляции и цен, спекуляции товара­ми и продуктами, продовольственного обеспече­ния. Инструменты и меры решения этих проблем имели административно-командный и контроль­ный характер, что было оправдано в экстремаль­ной ситуации.

Хозяйственные меры Директории раскрыва­ют еще один аспект взаимоотношений с Киевом стремление сохранить единое финансово-тор­говое пространство. Очевидно, что нестабиль­ность политической ситуации на Украине отрази­лась и на финансовой конъюнктуре гомельского рынка, традиционно заинтересованного в связях с южной соседкой. Украинские деньги, которые использовались в городе наряду с иными платеж­ными средствами, стали терять популярность, в городе образовались стихийные «биржевые уличные сходки», где шла спекуляция «твердой валютой» — немецкими марками и российскими рублями. Реакцией на ситуацию стал специаль­ный приказ Директории о сохранении равноцен­ности украинских денег и с угрозой ответствен­ности за отказ от их приема. Лица, уличенные в нелегальном обмене, подвергались аресту, а деньги конфисковывались в пользу города.

Такие же строгие меры, вплоть до судебной ответственности, были предусмотрены в от­ношении виновных в самовольном повышении цен на продукты¹⁹. В целом решение наиболее острой, продовольственной проблемы заставило Директорию принять меры, которые напоминали большевистскую продовольственную диктатуру: самым строгим образом запрещался вывоз про­дуктов за границы города, на дорогах были рас­ставлены специальные охранительные отряды, которые реквизировали задержанные товары, а их владельцев должны были отдавать под суд. В то же время ввоз продуктов не предусматривал никаких ограничений.

В ряду экономических мер Директории одной из самых радикальных являлась попытка соз­дания собственного бюджета для «обеспечения городских учреждений [средствами — В. Л.] на неотложные нужды борьбы с нарастающей пре­ступностью, в целях охраны населения города». Основным источником сбора средств был избран чрезвычайный принудительный налог в размере трех миллионов рублей, который распределялся по «классовому признаку» — на «имущие клас­сы города Гомеля». Для реализации этой меры Директорией были созданы 2 комиссии: по нало­гообложению и для рассмотрения жалоб.

Принужденные к налогу граждане обязыва­лись в трехдневный срок вносить в кассу город­ской управы его сумму. Тех, кто не подчинялся, ждало «лишение права свободного перемеще­ния», арест и продажа имущества, а принадле­жавшие им предприятия торговли и производ­ства закрывались²⁰.

Нет материалов, которые позволили бы про­следить результативность мер Директории. Мож­но, тем не менее, предположить, что они остались невысокими в условиях господства социально­экономической стихии, а также острой внутри- и внешнеполитической борьбы и фактического существования в Гомеле двоевластия.

Гомельский ревком не прекращал попыток возвращения власти, вернувшись к фактически открытой деятельности. В 20-х числах декабря красноармейские части взяли под контроль часть железной дороги от Гомеля до Жлобина, что дало ревкому новый стимул для штурма власти. 24 декабря он обратился к Немецкому Совету с ультиматумом о передаче власти, но получил в ответ только подтверждение о полномочиях Директории. Для охраны железнодорожного узла и города в Гомель была дополнительно введена 47-я немецкая дивизия.

Можно предполагать причины того, почему Украинская Директория не вмешалась в гомель­ские события и не поддержала местную власть военными силами. Таковыми могли быть: недо­оценка региона как канала большевистского проникновения в Украину, незавершенность процесса формирования собственных властных и вооруженных структур (именно 24 декабря в Киеве было создано правительство — Рада на­родных министров УНР). Есть единичное сведе­ние, что Киевская Директория направила в Го­мель бронированный поезд²¹, но достоверность и значение этого факта не выяснены.

Соотношение сил в Гомеле становилось все более неравным. Предчувствуя скорое водворе­ние своей власти на освобождавшейся от немец­ких войск территории, гомельский ревком при поддержке Могилевского губкома РКП(б) и командования Западного фронта организовал с 26 декабря общегородскую забастовку, которая парализовала железнодорожный узел и работу предприятий.

Очевидно, что Директория не сразу оценила ситуацию. В выпущенном в эти дни обращении к гражданам города она отметила, что «раскле­енные в городе приказы некого революционного комитета исходят от неведомых нам лиц. Власть по-прежнему находится полностью в руках город­ской Директории²². Однако уже 30 декабря пред­ставитель Директории А. Браун вынужден был вступить в полемику с представителями ревкома и Гомельского центрального бюро профсоюзов на городской рабочей конференции, где обсуж­дался ход и перспективы забастовки. Он пытался доказать ошибочность забастовки, хотя бы с тех позиций, что она срывает эвакуацию германских войск. В ответ прозвучали слова представителя Могилевского губревкома Гуревича о том, что Гомель необходим для пропуска Красной Армии на Украину, где сконцентрированы контрреволю­ционные силы Деникина и Краснова²³.

Расчет ревкома оказался верным: забастовка вынудила Немецкий Совет пойти на переговоры с ревкомом, которые закончились достижением взаимного компромисса: немцы взяли обязатель­ство оставить Гомель в десятидневный срок и не мешать подготовке к введению в городе совет­ской власти, ревком же со своей стороны обещал прекратить забастовку.

Эта договоренность стала приговором для Го­мельской городской Директории. Придерживаясь провозглашенного принципа ненасилия, она при­няла решение о добровольной передаче власти, изложив свою позицию в последнем обращении к населению. Документ отмечал, что «согласно решению Германского Совета солдатских де­путатов и Военно-Революционного Комитета Городская Директория и гомельское население поставлены перед фактом перехода власти в руки Революционного Комитета».

Итог своей деятельности, Директория подво­дила с морально-политических позиций. Она ста­вила себе в заслугу то, что в самые тяжкие часы была вынуждена взять на себя ответственность власти, попыталась сохранить в городе «поря­док и демократический строй», пойти навстречу ожиданиям широких масс демократического населения, снова допустив их к политической дея­тельности. Подчеркивалось, что в своей деятель­ности Директория опиралась исключительно на доверие и поддержку населения, на понимание ее мероприятий, а карательно-репрессивные меры использовались ею только в исключительных случаях. Директория признавалась в незавершен­ности планов демократических преобразований, в которых «защита интересов рабочих и трудя­щихся стояла на первом месте» и передавала ре­зультаты своей деятельности на суд граждан го­рода. Характерно, что политическим идеалом для Гомельской Директории по-прежнему оставались «завоевания Великой Российской Революции» а не Украинской Народной Республики²⁴.

В этом документе назван срок нахождения Гомельской Директории у власти — 25 дней. Ука­зание позволяет определить крайнюю дату ее су­ществования примерно 10 января 1919 г. 14 янва­ря последние немецкие части передали город Красной Армии.

Украинская Директория пережила свою го­мельскую структуру на 3 недели: Как извест­но, 2 февраля она оставила Киев, уступив его большевикам, и начала долгие странствия по Украине, пытаясь оказывать сопротивление Крас­ной Армии и польскому наступлению. Никаких следов существования в изгнании Гомельской Директории пока обнаружить не удалось. Не известны судьбы ее создателей. Не найдено пока и свидетельств о реакции Украинской Директории на ликвидацию своей «младшей» гомельской се­стры. Эта проблема требует своего дальнейшего исследования.

1. Лебедзева В. Тэрытарыяльнае пытанне на беларуска-украінскіх перамовах 1918 г.: факталагічны і крыніцазнавчы аспекты // Архівознавство. Археографія. Джерелознавство: Міжвідомчий навук. зб. — Вип. 2: Архівознавчі читання. — К., 2000. — С. 104-113.
2. Вона ж. БНР-УНР: першы вопыт дзяржаўных стасункаў (вясна 1918 г.) / В. Лебедзева / Проблемы сла­вяноведения: сб. науч. ст. — Брянск, 2002. — Вып. 4. — С. 198­211; Траццяк С. А. Кіеўская місія Беларускай Народнай Рэспублікі // Весник Нац. акад. навук Беларусі. Сер. гум. навук.-2005. — № 3. — С. 50-59; Матвієнко В. М. Політика УНР та Української Держави щодо новопосталих державних утворень на території колишньої Російської імперії (1917—1921 рр.) / В. М. Матвієнко // Автореф. дис. д-ра істор. наук: 07.00.02; Київ. нац. ун-т ім. Т. Г. Шевченка. — К., 2003. — 40 с.; Кукса А. А. Белорусские и украинские об­щественно-политические организации: взаимодействие и тактика в период становления государственности в Бела­руси и Украине (февраль 1917 — декабрь 1922 гг.) // Автореф. дис. канд. истор. наук: 07.00.02; Белорусский гос. пед.ун-т им. Максима Танка. — Мн., 2008; Касцюк М. П. Беларуская Народная Рэспубліка Украінская Народная Рэспубліка: некаторыя асаблівасці шляху і ўзаемаадносін // Наукові праці історичного факультету Запорізького держ. ун-ту. — Запоріжжя, 2008. — Вип. XIV: Соціальні та національні чинники революцій і реформ в Україні: проблеми взаємовпливів. — С. 119-124.
3. Киштымов А. Л. Экономический потенциал Полесья в начале ХХ века // Загароддзе-3: матэрыялы навукова-краязнаўчай канферэнцыі «Палессе ў ХХ стагоддзі» 1-4 чэрвеня 2000 г. — Беласток ; Мінск, 2001. — С. 114-120.
4. Українська Цэнтральна Рада: документи и материали.В 2-х томах. Т. 2. — К., 1997. — С. 181.
5. Спадчына. — 1993. — № 2. — С. 107.
6. ЦДАВО Украины, ф. 3766, оп. 1, д. 186, л. 39, 75-77.
7. Там же, д. 139, л. 1, 1-об., 2.
8. Там же, ф. 2201, оп. 2, д. 420, л. 142.
9. Там же, д. 184, л. 17.
10. Трудящиеся Гомельщины в борьбе за власть Советов (1917-1920): хроника событий. — Гомель, 1958. — С. 80-82.
11. Гомельской областной краеведческий музей, ф. 5, д. 3, л. 90.
12. Там же, ф. 5, д. 3, л. 17.
13. Там же.
14. Национальный архив Республики Беларусь. Папка «Гомель 1917-1923», № 19.
15. Государственный архив Гомельской области, ф. 52, оп. 1, д. 61, A. 40-44.
16. Национальный архив Республики Беларусь. Папка «Гомель 1917-1923».
17. Там же, № 23, 26.
18. Там же, № 33.
19. Там же, № 23, 26.
20. Там же, № 16.
21. Гомельской областной краеведческий музей, ф. 5, д. 3, л. 39.
22. Национальный архив Республики Беларусь. Папка «Гомель 1917-1923», № 20.
23. Гомельской областной краеведческий музей, ф. 5, д. 3, л. 28.
24. Национальный архив Республики Беларусь. Папка «Гомель 1917-1923», № 35.

Автор: Валентина Лебедева
Источник: Студії з архівної справи та документознавства / Держкомархів України, УНДІАСД; [редкол.: І. Б. Матяш (голов. ред.) та ін.]. — К., 2009. — Т 17. — С. 133-141.