Жлобин является узловым железнодорожным пунктом на юго-востоке Беларуси, через который в 1920 г. беженцы Первой мировой войны направлялись из Украины и Советской России в Западную Беларусь, Польшу и Прибалтийские страны. В ходе Польско-советской войны линия фронта приблизилась к г. Жлобину, куда по железной дороге Бахмач — Гомель устремились беженцы в надежде ближе продвинуться к границе, чтобы потом пересечь ее и быстрее попасть домой.
Еще в январе 1919 г. в г. Жлобине была образована эвакуационная коллегия по оказанию помощи пленным и беженцам Первой мировой войны. Она находилась в непосредственном ведении коллегии о пленных и беженцах Западной области и была тесно связана в своей эвакуационной работе с Гомельским губернским эвакуационным пунктом [2, с. 113-114].
Жлобинской коллегии о пленных и беженцах пришлось работать в сложных условиях постоянной угрозы наступления польских войск, что вынуждало ее быть готовой к эвакуации. Когда в начале марта 1920 г. польские войска захватили Мозырь, Калинковичи, Речицу, возникла реальная опасность их наступления и на Жлобинском направлении.
5 марта 1920 г. председатель Жлобинского пленбежа сообщил Главноуполномоченному Центропленбежа по западным областям Л. Розенгаузу, что как только он узнал о том, “что белые прорвались и находятся в 5 верстах от Жлобина, то немедленно приступил к эвакуации всего имущества пленбежа” [2, д. 1, л. 28]. В течение полутора часа оно было погружено в эшелон и поезд отправился на станцию Буда-Кошелевская, где простоял сутки и после ликвидации прорыва польских войск возвратился на свое прежнее место дислокации. Однако из-за опасений повторного наступления польских войск на Жлобин со стороны Калинковичей имущество пленбежа продолжало оставаться в вагонах. К тому же ввиду загруженности станции войсками и военнопленными перевозка беженцев на Жлобинском участке была временно приостановлена. Жлобинский пленбеж стал их задерживать на ст. Буда-Кошелевская.
Тем не менее, один из таких эшелонов с беженцами был направлен из Гомеля в Жлобин как конечный пункт, где беженцы согласились разгрузиться для дальнейшего следования гужевым транспортом за собственные средства. После простаивания в вагонах зимой в течение месяца такой выход из сложного положения вполне удовлетворял беженцев. Поэтому эшелон с беженцами был обеспечен продовольствием только на четыре дня, а из-за заболевания тифом медико-санитарного персонала пленбежа некому было сопроводить эшелон. И только после вмешательства Главэвакзапа Гомельская районная коллегия попечения о пленных и беженцах 2 февраля 1920 г. направила в Жлобин вагон с продовольствием и послала в распоряжение пленбежа сестру милосердия и санитара [3, д. 322, л. 84].
С наступлением весны усилился приток в Жлобин беженцев Первой мировой войны из Украины и центральных губерний Советской России, которые стихийно снимались с мест проживания в эвакуации и направлялись к границе. Беженцы двигались одиночным порядком, семьями, группами, пассажирскими и товарными поездами. Поскольку во многих уездах Украины еще не были организованы пленбежы, то большинство беженцев из этих местностей не имели сопроводительных документов и пропусков на проезд на родину. Поэтому управлению Жлобинского пленбежа пришлось не только регистрировать их, но и пересылать документы беженцев в Гомельский пленбеж, который после их рассмотрения выдавал беженские билеты. Это задерживало дальнейшее продвижение беженцев и привело к скоплению их в Жлобине. Так, в апреле 1920 г. их численность составила 530 человек [2, д. 1, л. 44].
Жлобинский пленбеж оказался не готовым к обслуживанию большого количества беженцев. Из-за недостатка мест в бараках пленбеж размещал их также в двух реквизированных синагогах вместимостью 250 человек. [4, д. 9, л. 49]. Отсутствие в его ведении столовой и большая скученность беженцев в бараках привели к возникновению среди них эпидемии возвратного тифа, т. к. многие из них переболели сыпным тифом в Кременчуге, Бахмаче, Гомеле. С 6 по 19 апреля заболело 30 беженцев, из них 3 умерло, 25 человек отправили на лечение в Гомель [2, д. 1, л. 144]. Пленбеж принял меры к локализации эпидемии. Он добился от городских властей предоставления на один день железнодорожной бани для помывки беженцев, был устроен воскресник по уборке бараков и очистке двора. Управление пленбежа обратилось к начальнику эпидемотряда доктору Левину с просьбой предоставить 25 коек для лечения беженцев, которая была удовлетворена, т. к. два раза в неделю больные красноармейцы направлялись из эпидемотряда в тыл и освобождающиеся койки занимались больными беженцами [2, д. 1, л. 44].
Оказавшись в тяжелом материальном положении в Жлобинском эвакуационном пункте, беженцы стали обращаться в местный ревком с жалобами на работу администрации пленбежа, о чем 6 мая 1920 г. последний уведомил Главноуполномоченного Центрального управления по эвакуации населения Зап.адной области. “Ревком считает необходимым довести до Вашего сведения, что в Жлобинском пленбеже творится что-то невозможное, ежедневно поступают жалобы на грубое обращение с ними заведующего, а также и остальных членов администрации, ругань площадными словами и даже угрозы в адрес тем, кто не согласен с неаккуратной выдачей положенного им пайка и не принимал никаких мер к борьбе с эпидемией, свирепствующей в пленбеже” [2, д. 1, л. 40].
10 мая 1920 г. управделами Главноуполномоченного Центральной коллегии о пленных и беженцах Западной области направил телеграмму на имя председателя Жлобинского пленбежа И. П. Несвижского с приложением копии письма Жлобинского ревкома, в которой потребовал “в кратчайший срок представить объяснительную записку по поводу обвинений ревкома в нарушении пленбежем установленных полномочий” [2, д. 1, л. 39].
17 мая в своей докладной записке в управление Главэвакзапа И. П. Несвижский отверг обвинения ревкома в адрес пленбежа и заявил, что изложенное в отношении ревкома от 6 мая не соответствует действительности, а предъявленные требования беженцев пленбеж не был уполномочен решать.
И. П. Несвижский выразил неудовлетворение позицией ревкома, который не оказывал никакого реального содействия пленбежу и “на все обращения с просьбой выделить помещения под канцелярию, склад и амбулаторию, под тем или иным предлогом отказывал в предоставлении такового”. Более того, по словам И. П. Несвижского “ревком натравливает беженцев на администрацию пленбежа… Под влиянием агитации и речей зловредных беженцев они обращались в ревком, а ревком сразу становился на позицию враждебную но отношению к пленбежу”. Председатель пленбежа считал, что “ревком своим вмешательством в дело пленбежа создает хаос и дезорганизирует его работу” вместо того, чтобы оказать реальную помощь пленбежу, а “распоряжения ревкома шли вразрез с политикой Центропленбежа с государственной точки зрения”, т. к. пленбеж не имел полномочий удовлетворить требования беженцев о направлении их делегации в Москву с ходатайством о скорейшем пропуске через линию фронта и др. [2, д. 1, л. 41].
Для выяснения положения беженцев на месте в г. Жлобин был командирован уполномоченный по беженским делам Главэвакзапа т. Костенич, который встретился с беженцами и предложил им откровенно высказать все жалобы в отношении местного эвака. Самое сильное недовольство беженцы выразили плохим питанием и скученностью в бараках. Они жаловались, что “хлеба дают полфунта, жиров, рыбы или мяса не дают. От плохого питания, скученности в бараках беженцы слабеют, легко поддаются заболеваниям и умирают”. Сильное возмущение у беженцев вызвало то, что они “на Пасху не только не получили усиленный паек, а вообще им не выдали никакого пайка и потому голодали на праздник” [2, д. 1, л. 55]. И. П. Несвижский объяснил этот случай тем, что сам он в тот день был в отъезде, а его “заместитель Питель не выдал своевременно хлеб, т. к. пекари-евреи тоже праздновали, а заблаговременно Питель не позаботился. Получить вместо хлеба муку беженцы отказались” [2, д. 1, л. 55]. И. П. Несвижский признал, что в первых числах апреля “из-за неожиданно большого наплыва беженцев в Жлобин не было выдано на два дня хлеба вперед, а было выдано двумя днями позже”. А когда мука отсутствовала на складе пленбежа, в Гомель был командирован агент, который получил два раза по 40 пудов печеного хлеба. В целом же продовольствие беженцам выдавалось заранее на 5 8 последующих дней. [2, д. 1, л. 142] Жаловались беженцы и на то, что завскладом при выдаче пайков их обвешивает. Один из беженцев, “получив селедки, проверил их вес в частной лавке и оказалась недостача почти полфунта. Когда он возвратился и заявил об этом завскладом, последний выругал беженца и сельдей не добавил”. [2, д. 1, л. 55] Уполномоченный Главэвакзапа Костенич разъяснил, что продовольственный паек они должны получать по рациону, установленному Центропленбежем. Но признал, что “масла, рыбы нет и едва ли будет; что хлеба будут им выдавать 3Л фунта, мыла — ‘А фунта”. Он также рекомендовал членам комитета беженцев присутствовать при выдаче пайков.
Костенич обратил внимание управления Главэвакзапа на допущенные нарушения в оказании продовольственной помощи беженцам, в частности, установившуюся неправильную практику при выдаче пайков, когда бухгалтерия вела учет выдаваемых продуктов постфактум, по количеству выданных беженцам продуктов. В соответствии с установленным порядком, вначале должны были составляться списки беженцев с указанием количества едоков и подлежащих выдаче продуктов, на основании которых выписывалось требование в склад для получения продуктов и их выдачи беженцам. Беженцы жаловались на тесноту в бараках, которые из-за нехватки дров мало обогревались. Им приходилось воровать дрова и доски на железной дороге, сенопрессовальне, за что беженцев преследовали караулы указанных учреждений. Для уменьшения скученности в бараках И. П. Несвижский отвел для жилья беженцам еще один бревенчатый сарай сенопрессовальни.
Особенно сильное возмущение вызвал неожиданный принудительный набор беженцев в Красную Армию, который напоминал облаву: “Беженцев призывного возраста не предупредили, что они подлежат мобилизации, а произвели облаву и забрали как дезертиров, причем красноармейцы-караульные толкали и били женщин”, которые пытались защитить своих мужей [2, д. 1, л. 55].
Критическое положение сложилось в Жлобинском пленбеже с медицинским обслуживанием беженцев после того, как в мае 1920 г. 59-й госпиталь Красной Армии, лечивший также “беженцев, погрузился в вагоны, а перед тем ночью с больных беженцев сняли белье и голых отправили в общий беженский барак, где больные находились среди здоровых” [2, д. 1, л. 55]. В связи с передислокацией военного госпиталя и ухудшением эпидемиологической обстановки в Жлобине пленбеж обратился к начальнику изоляционно-пропускного пункта Наркомздрава с просьбой выделить для больных два вагона и эвакуировать их в Гомель. Но удалось изолировать только семь больных беженцев. Остальные же больные, узнав о готовящейся перевозке их в Гомель, ушли из бараков в неизвестном направлении. Поэтому было решено занять под больницу освобожденное 59-м госпиталем помещение, оборудовать в нем 25 больничных топчанов и пригласить медицинских работников [2, д. 1, л. 55].
После занятия летом 1920 г. Красной Армией городов Бобруйск, Минск, Барановичи, Лунинец, Брест, Лида, Гродно, Вильно беженцы самовольно стали направляться в освобожденные районы Западной Беларуси, Литвы. Жлобинскому эвакуационному пункту с трудом удавалось регулировать наплыв массы людей, чтобы придать стихийному движению беженцев и других категорий населения более организованный характер. Управление эвакопункта предпринимало меры по задержанию беженцев, которые в большей части были снабжены пропусками разных отделов, и прикрепляло их к эвакуационному пункту. Однако нехватка помещений, а также выселение беженцев по распоряжению начальника Жлобинского гарнизона из одного барака привели к самовольному расселению беженцев по Жлобинскому району. Часть беженцев самовольно, не имея беженских удостоверений, переходила демаркационную линию. Чтобы предотвратить несанкционированное перемещение беженцев, уполномоченный Особого отдела 16-й армии тов. Потемкин организовал слежку в беженских бараках, в ходе которой было арестовано два беженца, занимавшихся переотправкой людей за демаркационную линию [2, д. 1, л. 65].
В 1920 г. при Жлобинском уездэваке функционировали учетноэвакуационный, административно-хозяйственный и медико-санитарный отделы с численностью штатов до 51 сотрудника. В декабре была образована комиссия по культурно-просветительской работе, которая провела 11 митингов. При агитпункте имелась беженская школа, рассчитанная для обучения 45 детей [4, д. 9, л. 49].
Весной 1920 г. в соответствии с приказом НКВД РСФСР губернские и уездные управления о пленных и беженцах (пленбежи), в т. ч. и Жлобинское, преобразовывались в управления по эвакуации населения (эваки), к которым переходили функции по обслуживанию массовых людских перевозок, за исключением военных [1, с. 114].
Беженцы в Жлобине размещались в четырех больших бараках. Большинство семей устроило досчатые перегородки. Однако находившиеся в распоряжении эвака бараки требовали крупного ремонта. В начале июля 1920 г. была составлена смета финансовых расходов для проведения ремонтных работ. Вообще, на 1920 год Жлобинский пленбеж затребовал смету в сумме 4 млн сорока тысяч руб., а получено было 3 млн 24 тыс. руб. [4, д. 9, л. 51]. Все денежные переводы посылались на последующую ревизию Рогачевскому отделу рабоче-крестьянской инспекции.
Особое внимание обращалось на подготовку Жлобинского эвака к работе в зимних условиях. Для этого необходимо было провести ремонт бараков с полуразобранными на дрова стенами, возможно самими же беженцами, установить в них печи для отопления.
Продовольствие Жлобинский эвак получал из Главэвакзапа. 9 октября было приобретено 172 пуда ржи Бобруйского продкома, который реэвакуировался из Жлобина в Бобруйск. Часто хлеб поступал от Гомельского губэвака. Ввиду трудностей снабжения пшеницей проводился ее обмен у частных лиц на ржаную муку из расчета от 1 пуда 3 фунтов до 1 пуда 8 фунтов за 1 пуд пшеницы. Поскольку собственной хлебопекарни у эвака не имелось, то хлеб выпекался у частных граждан. Всего в 1920 г. было выпечено 2114 пудов хлеба [4, д. 9, л. 52]. Доставка продовольствия осуществлялась по железной дороге до станции Жлобин, а от станции до склада эвака — гужевым путем. С этой целью в июле 1920 г. была приобретена лошадь. В начале 1920 г. из-за отсутствия питпункта продовольствие пленным и беженцам выдавали по талонам сухим пайком по норме 73 золотника хлеба, 18 золотников крупы, 6 золотников сахара, 3 золотника соли [4, д. 9, л. 52]. Во второй половине 1920 г. при эваке была оборудована столовая и беженцам выдавали горячие обеды.
В 1920 г. Жлобинский эвак получил 1073 пуда ржаной муки, 218 “пудов-пшеничной муки, 49 пудов ячменной муки, 1541 пуд картофеля, 263 пуда сахара, 160 пудов соли, 138 пудов сельдей, 15 пудов мяса.
За 1920 год довольствие на Жлобинском эвакопункте получили 30087 человек [4, д. 9, л. 52-53].
На Жлобинском эвакопункте беженцам оказывалась медико-санитарная помощь. После спешной передислокации из Жлобина 59-го эпидемиологического отряда Красной Армии усилиями заведующего эвакобеженским отделением тов. Тамаркина была открыта беженская больница. Однако из-за материальных трудностей, малочисленности медперсонала больница первоначально выполняла функции изолятора. Больные проходили курс лечения в своем постельном белье, пищу им выдавали в виде сухого пайка, тяжело больные направлялись в Гомель.
Постепенно в больнице было открыто несколько отделений, в т. ч. изолятор на 20 коек, оборудована амбулатория, дезинфекционная камера с ра зовой пропускной способностью 50 комплектов белья, а также прачечная. Беженская больница была укомплектована опытным медперсоналом.
21 июля 1920 г. Главноуполномоченный Центрэвакбежа по Западной области довел до сведения управления Жлобинского уездэвака, что 7-е районное управление Наркомздрава получило разрешение на постройку бани в Жлобине с пропускной способностью на 200 человек [2, д. 1, л. 88].
С начала июля до середины сентября 1920 г. в беженской больнице проходило лечение 236 человек, из них умерло 19 беженцев. За этот период времени было оказано амбулаторное лечение 1954 беженцам, а до конца 1920 г. — 2307 беженцам. Лечение в изоляторе прошли 257 беженцев, из них 23 человека умерло [2, д. 1, л. 65, 121; 4, д. 9, л. 50, 65].
Во второй половине 1920 г. наблюдалась следующая динамика движения беженцев Первой мировой войны в районе деятельности Жлобинского управэвака: 8 июля на учете эвака состояло 6018 беженцев, за неделю прибыло 148 человек, выбыло — 36, осталось — 6130 беженцев. 23 августа численность беженцев увеличилась до 6748 человек, за неделю прибыло 440, а отправлено за границу — 956, осталось — 5938 беженцев. 23 сентября Жлобинским эваком было зарегистрировано 7012 беженцев, прибыло за неделю — 607, отправлено — 185, осталось в Жлобине — 7434 беженца. К осени 1920 г. большая часть беженцев была реэвакуирована из Жлобина на родину. Так, 8 ноября на учете Жлобинского управэвака состояло 1189 человек [3, д. 27, л. 26-44].
Беженцы проходили эшелонами транзитом через Жлобин. Так, 28 августа 1920 г. согласно распоряжению Гомельского губэвака из Жлобина был отправлен эшелон литовских беженцев численностью 243 человека в направлении Орша — Минск, который сопровождали врач и медсестра.
9 октября по распоряжению губэвака была отправлена из Жлобина партия беженцев Латвии, которая присоединилась к эшелону, следовавшему из Гомеля на Оршу — Могилев — Витебск [2, д. 1, л.122]. Всего в 1920 г. через Жлобинский уездэвак прошло 11 эшелонов с беженцами Первой мировой войны и 10 эшелонов с военнопленными. В целом в течение года Жлобинский уездэвак эвакуировал 3693 беженцев войны [4, д. 9, л. 49].
Список литературы
- Бабков, А. М. Гомельский пленбеж (1919-1920 гг.) // Беларусь і суседзі: гістарычныя шляхі, узаемадзеянне і ўзаемаўплывьг. матэрыялы Міжнар. навуковай канферэнцыі, 28-29 верасня 2006 / рэдкал.: Р. Р. Лазько [і інш.]. — Гомель: ГДУ імя Ф. Скарыны, 2006.
- Государственный архив Гомельской области. Ф. 191. Оп.1.
- Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 39. Оп. 1.
- Государственный архив Гомельской области. Ф. 1375. Оп. 1.
Автор: А.М. Бабков
Источник: Страницы военной истории Гомельщины: материалы науч.-практ. конф. / ред. кол.: А.А. Коваленя и др. – Гомель, 2008. – 236 с. С. 67-73.
