Беженцы из Польши в БССР на Гомельщине (сентябрь 1939 — июнь 1941 гг.)

В сентябре 1939 г. произошло судьбоносное событие в истории белорусского народа — его объединение в едином государстве. Последнее, в свою очередь, оказалось лишь фрагмен­том огромного комплекса сложных и драматических событий, связанных с началом второй мировой войны. Среди этих событий и драма беженцев из Польши, хлынувших на восток в сентябре 1939 г. и оказавшихся на территории Советской Беларуси. Накануне Великой Оте­чественной войны эти люди оказали значительное влияние на формирование здесь социаль­но-политической и социально-экономической ситуации.

1 сентября 1939 г. произошло вторжение войск фашистской Германии в Польшу. Одно­временно с этим тысячи беженцев двинулись из центральных и западных районов Польши на Восток страны, в том числе и на территорию Западной Украины и Западной Беларуси. И хотя после ввода советских войск на территорию Польши 17 сентября 1939 г. значительная часть потока повернула в Румынию и Литву, мощный приток беженцев в Западную Беларусь и За­падную Украину привел к значительному увеличению численности населения в этих регионах.

В сентябре 1939 г. войска Красной Армии, как правило, не препятствовали переходу беженцев на советскую сторону. Можно полагать, что военное командование Красной Ар­мии просто не имело инструкций на этот счёт. Ситуация коренным образом изменилась в ок­тябре 1939 г. 1 октября 1939 г. части Красной Армии получили приказ, в котором преду­сматривалось «не пропускать беженцев с Запада» [1, с. 364]. Более того, беженцы с герман­ской стороны стали квалифицироваться как нарушители границы, и советские пограничные части стали задерживать этих людей. Большинство нарушителей границы были осуждены Особым совещанием на 3 года заключения. Несмотря на это, беженцы продолжали, хотя и в меньшем количестве, нелегально прибывать на территорию Западной Беларуси вплоть до конца года. Это объяснялось тем, что на протяжении сентября-декабря 1939 г. перейти со­ветско-германскую границу особой сложности не представляло. Только в конце феврале 1940 г. в специальной телеграмме на имя И. фон Риббентропа и В.М. Молотова руководите­ли немецкой и советских делегаций по проблеме советско-германской границы сообщили об окончании процесса её демаркации [2, с. 62].

Сведения об общей численности беженцев, оказавшихся к декабрю 1939 г. на территории Западной Беларуси, противоречивы. Существующие в белорусской и зарубежной историографии суммарные оценки разнятся от 70 до 130 тысяч человек. По нашим подсчётам к концу 1939 г. в западные области Беларуси прибыло порядка 125-126 тыс. беженцев из Польши [3, с. 23].

Подавляющее большинство из них составляли представители еврейской национально­сти. Следующую наиболее значительную национальную группу беженцев составляли поля­ки. Уже в начале сентября 1939 г. правительство Польши начало проводить массовую эва­куацию гражданского населения на восток страны. Следует отметить, что отдельные бежен­цы-поляки сознательно скрывали свою национальность. Они хорошо понимали, что доку­ментальное свидетельство польского происхождения ничего другого, кроме проблем и опас­ности для жизни, принести не может.

Кроме того, беженцы нередко пытались скрыть свою национальность, социальную принадлежность. В тех условиях это не составляло большого труда, так как большинство беженцев не имели никаких документов вообще [4, л. 14].

Вопрос о размещении и устройстве беженцев первоначально находился исключительно в ведении администрации новых областей Западной Беларуси. Руководство БССР вовсе не придавало этим вопросам должного значения. Так, 4 октября 1939 г. во время совещания ру­ководства республики с председателями временных управлений Западной Беларуси секре­тарь ЦК Компартии Беларуси Пантелеймон Пономаренко указал, что беженцы будут сами «рассасываться по Западной Беларуси…» [5, л. 19].

Однако местные власти не могли оставить без внимания столь большие группы людей. Для решения вопроса с беженцами в городах и областных центрах Западной Беларуси были созданы специальные местные комиссии, которые, однако, не имели ни сил не средств для решения проблемы. Сложность ситуации сознавала как местная гражданская администрация, так и командование воинских частей, которые дислоцировались в Западной Беларуси. Они неоднократно пытались воздействовать на республиканское руководство для того, чтобы пе­реместить часть беженцев за пределы перенаселенной Западной Беларуси.

Наконец, 14 октября 1939 г. бюро ЦК КП(б)Б приняло решение обратиться в ЦК ВКП(б) с просьбой разместить на территории восточных областей Беларуси 20 тысяч беженцев.

Заручившись поддержкой Центра, белорусские власти создали специальную комиссию под председательством Горина, которая должна была организовать общий учет беженцев, проследить за перемещением части из них в восточные области республики, за их расселением и трудоустрой­ством. Однако, несмотря на принятые меры, руководство восточных областей БССР (особенно Витебской, Гомельской и Могилевской областей) не спешило приступить к реализации этих про­грамм, и в эти регионы беженцы, во всяком случае, в официальном порядке, вовсе не переезжали.

Так, уполномоченный ЦК КП(б)Б в Гомельской области по проверке размещения бе­женцев Дегтярев отмечал в докладной: «Гомельский ОК КП(б)Б от организации приема и размещения беженцев самоустранился. Вся работа передоверена работникам оргкомитета и горкома КП(б)Б. В состав областной правительственной комиссии от обкома никто не вве­ден» [3, л. 1]. В докладной записке от 21 октября 1939 г. в ЦК КП(б)Б от председателя ко­миссии по размещению беженцев Горина указывалось, что по Гомельской области никакой подготовительной работы по приему беженцев проведено не было.

Такое игнорирование решений руководства вызвало недовольство белорусского ЦК партии, указавшего в специальном постановлении 25 октября 1939 г., что «в результате по­литической и бюрократической беспечности, председатель по размещению беженцев в БССР т. Горин не выполнил указание ЦК КП(б)Б о немедленном развертывании работ по отбору, размещению, перевозке, оказании помощи беженцам, находящимся на территории Западной Беларуси.». ЦК КП(б)Б не только пригрозил членам комиссии наказанием, в случае, если ситуация с переселением и размещением беженцев не изменится в ближайшее время к луч­шему, но обязал руководителей всех восточных областей БССР создать собственные специ­альные комиссии по приему и трудоустройству беженцев [6, л. 87].

Результаты постановлений не замедлили сказаться. Уже 27 октября 1939 г. в города восточных областей Беларуси прибыли первые 2722 человека. На трех пограничных станци­ях Негорелое, Радошковичи, Крулевщизна, через которые проходило переселение беженцев, были организованы пункты обмена польских злотых на советские рубли. Каждому семейно­му разрешалось обменять 40 злотых, холостым — 20 злотых. Нуждающимся оказывалась ма­териальная помощь в размере: семейным — до 100 рублей; холостым — до 25 рублей.

Несмотря на усилия комиссии, на местах постоянно возникали трудности, связанные как с нежеланием местной бюрократии принимать беженцев или помогать им, так и с несо­гласованностью действий различных ведомств и организаций. В Гомельской области были случаи, когда беженцам выдавались недоброкачественные продукты питания (гнилой карто­фель, вместо гороха выдавался семенной материал). Временами власти не обращали внима­ния на отсутствие у беженцев элементарных санитарных условий, да и не считали должным прилагать усилия, чтобы оказать им медицинскую помощь, или предоставить больным более легкую работу. В Скрыгаловском сельском совете Мозырского р-на из-за плохого качества жилья появились вши и др. [7, л. 273-274], [8, л. 321].

К 14 ноября 1939 г. вывоз беженцев из Западной Беларуси был прекращен. По сведени­ям властей в регион прибыло 5 771 человек (в Гомельскую область — 4 145; Полесскую — 1 626). Одной из главной проблем, с которой столкнулось руководство на местах, было тру­доустройство беженцев. Трудоустройство беженцев было затруднено из-за полного несовпа­дения интересов беженцев и потребностей местной администрации в трудовой силе. Более всего власти нуждались в сельскохозяйственных рабочих, в то время как большинство бе­женцев были рабочими, кустарями, немало среди них было предпринимателей, представите­лей творческих профессий и пр. Распределить всех прибывших в соответствии с их квалифи­кацией и специальностью местные власти чаще всего были просто не в состоянии. В результа­те многие беженцы оказались на низкооплачиваемых подсобных работах. Так, большинство прибывших в Гомельскую область портных и сапожников были устроены на разгрузку камня.

Трудности устройства беженцев и снабжение их продовольствием, одеждой и другими самыми необходимыми предметами, особенно многодетных семей возникали как из-за ост­рой нехватки средств, так и из-за использования их не по назначению. Например, в Домановичском р-не Полесской области около половины всех отпущенных средств были использо­ваны на подарки и другие цели, в то время как дети некоторых беженцев остались без обуви, одежды и не могли посещать школу [9, л. 29]. В докладной уполномоченного ЦК КП(б)Б в Гомельской области по проверке размещения беженцев указывалось следующее: «Облпромторг, Облпищеторг, Транторгпит и др. торгующие организации области стали на формаль­ный путь по вопросу снабжения и продажи беженцам продуктов и товаров, требуя от Оргко­митета и Обкома специального решения по данному вопросу, тогда как многие беженцы вы­ходили на работу в рваных туфлях и без верхней одежды».

Среди обывателей эти люди нередко воспринимались как нахлебники, которые не хо­тят работать, а требуют предоставления им квартир, создания хороших бытовых условий и т. д. В этой связи органы НКВД БССР регулярно отмечали высказывания подобные на за­явление колхозника Головача в кругу других колхозников: «Кто-то воевал и голову положил, и когда потребуется оказать какую-либо помощь колхознику, то ему нет, а как евреи, то все переехали в Советский Союз, им выдают пособия, предоставляют работу, в колхоз ни один не пошел, это все на нашу шею; колхозник должен хлебом всех кормить…» [10, л. 6].

Жалобы беженцев на плохие условия зачастую просто игнорировались. Так на возму­щение по поводу плохого питания заведующий учебной частью по подготовке механизатор­ских кадров Полесской области ответил: «Если вам плохо, уезжайте домой». В другом слу­чае беженец-рабочий, пожалившись директору Мозырской ГЭС на невыплату заработной платы в течение 1,5 месяцев, из-за чего не было даже денег на пропитание, услышал: «А для чего вам кушать, можно и без этого обойтись» [8, л. 321].

Часть устремившихся на советские территории польских беженцев, особенно левой ориентации, верила в тот счастливый образ жизни, о котором столько твердила советская пропаганда. Советская пропаганда и позже старалась преподнести впечатления беженцев о жизни в СССР в самых радужных тонах. В Бобруйской газете «Комуніст» было опубликова­но письмо беженца И. Вайнарта, в котором он выражал свою радость от приезда в СССР: «Несколько дней тому назад я приехал в город Бобруйск, где поступил на работу в швей­ную артель «Прогресс». Сюда поступили еще два моих товарища. Нас радостно встретили, и сразу же мы ощутили себя, как в родной семье. Нам оказывают всяческую помощь, учат работать, обеспечили квартирами» [11, с. 2].

Однако по мере знакомства с реалиями жизни в СССР все более возрастало удивление и разочарование беженцев. Большинство из этих людей никак не могли понять, почему, вопреки советской пропаганде о радостной и счастливой жизни в СССР, в советских магазинах нет са­мого необходимого, почему в стране такая низкая заработная плата, почему ответственные ра­ботники относятся к ним с подозрительностью, называя «иностранными специалистами»?

Недовольство жизнью в Советском Союзе росло, и уже в начале декабря 1939 г. НКВД фиксировало среди беженцев высказывания такого рода: «Встречали нас здесь хорошо, но сей­час становится плохо»; «Здесь в Советском Союзе все дорого, а у нас в Польше было достаточно разной мануфактуры и продуктов. У вас в клубе очень грязно, а у нас в клубе было чисто и кра­сиво»; «У нас в Польше можно было купить за 2 злотых брюки, а в Советском Союзе я должен ходить в рваных брюках и купить негде»; «Я не привык к такой грязной работе, я в Варшаве ра­ботал на заводе, на чистой работе — заготовщиком, а здесь — что это за работа»; «Мы не думали, что здесь так живут, хорошо живет тот, кто имеете блат» и т. д. [12, л. 282-283].

Первоначально многие беженцы все проблемы по их приему и трудоустройству, пло­хим обеспечением питанием и самым необходимым связывали с нерадивостью и нерасто­ропностью местных начальников. Однако постепенно они начинали сознавать, что это часть общей картины жизни населения в Советском Союзе.

Ощущали они и повышенную к ним подозрительность со стороны властей и местной адми­нистрации, нередко именно с этим связывая отказы их трудоустройства по специальности. Так рабочий пивзавода г. Мозыря беженец Фингергард заявил: «Беженцам в Советском Союзе нет до­верия, пожалуй, им доверия никакого не будет». Нередко местная администрация пользуясь бе­зысходностью положения беженцев, а возможно и относившаяся к ним враждебно, сознательно и во много раз занижала оплату их труда по сравнению с местными жителями» [13, л. 95-98].

В марте-июле 1940 г., согласно материалам НКВД, высказывания среди беженцев стано­вятся более резкими, некоторые из них уже открыто заявляют о своем нежелании работать на низкооплачиваемых работах, например, в колхозах. Кроме того, часть беженцев устремилась назад в Западную Беларусь, либо старались в стихийном порядке перебраться в другие места, устроиться на другие работы, что многим удалось. К 7 февраля 1940 г. около 300 беженцев, на­правленных в Гомельскую или Полесскую области, исчезли с мест их «приписки», часть бежала в Западную Беларусь, на Украину, другие в остальные регионы Советского Союза, часть через Западную Беларусь опять в Польшу, оккупированную Германией. Из них, более 90 % бежавших с мест, в которые они были направлены, были евреи; по специальности большинство из сбежав­ших были рабочими, кустарями, людьми, не имевшими определенной квалификации [14, л. 273].

К концу 1940-х — началу 1941гг. бегство среди беженцев продолжалось. Их можно бы­ло встретить в Смоленске, Брянске и других городах СССР, куда они отправлялись в поисках работы. Те из них, кто остался, обустраивались, обзаводились семьями, пытались приспосо­биться к советской действительности.

К концу 1939 г. в западные области Беларуси прибыло порядка 125-126 тыс. беженцев из Польши. Решение о трудоустройстве и размещении беженцев из Польши принимала высшая партийная инстанция — Политбюро ЦК ВКП(б). Это мероприятие должно было ослабить тяжё­лую социально-экономическую, санитарно-эпидемиологическую обстановку в Западной Бела­руси. В течение второй половины октября 1939 г. — начала ноября 1939 г. в восточные области республики было направлено 23 602 беженца. В том числе на Гомельщину порядка 5771 чело­век. Для многих из них приспособление к советской действительности проходило очень сложно. Это объяснялось тем, что местные власти не смогли обеспечить всех нуждающихся работой по специальности, жильем, средствами к существованию. Как следствие имели место такие факты, как бегство беженцев в оккупированную Германией Польшу, антисоветские высказывания и др.

Литература

1. Glowacki, A. Sowieci wobec Polakow na ziemiach wschodnich II Rzeczypospolitej Polskiej? 1939-1941 / А. Glowacki. — Wyd II. — Lodz: Wydawnictwo Universytetu Lodzskiego, 1998. — 695 s.
2. Азриэли, Д. На шаг впереди. Мемуары: 1939-1950 / Д. Азриэли. – Иерусалим: Яд Вашем, 2002. — 175 с.
3. Толочко, Д.М. Количество и состав беженцев из Польши на территории Беларуси (сентябрь-декабрь 1939 г.) / Д.М. Толочко // Известия Гомельского гос. ун-та им. Ф. Скорины. — 2006. — № 2. — С.21-27.
4. Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). — Фонд 4. — Оп. 41. — Д. 195. Докладные записки о размещении беженцев из Западной Беларуси (октябрь 1939 — ноябрь 1939 г.).
5. НАРБ. — Фонд 4. — Оп. 21. — Д. 1748. Стенограмма совещания председателей Временных управлений Западной Беларуси (октябрь 1939 г.).
6. НАРБ. — Фонд 4. — Оп. 3. — Д. 869. Протоколы заседаний Бюро ЦК КП(б)Б.
7. НАРБ. — Фонд 4. — Оп. 21. — Д. 1681. Спецсообщения, докладные и справки органов НКВД (сентябрь 1939 — октябрь 1939 г.).
8. Государственный архив общественных объединений Гомельской области (ГАООГО). — Фонд 702. — Оп. 1. — Д. 128. Спецсообщения и докладные записки обкому КП(б)Б от областного управления НКВД УРКМ БССР и облпрокуратуры (декабрь 1939-1940 г.).
9. Лазько, Р.Р. Паход Чырвонай Арміі на Захад у верасні 1939 г.: погляд з Усходу / Р.Р. Лазько // Беларускі гістарычны сшытак. — 2000. — № 13. — С. 21-32.
10. НАРБ. — Фонд 4. — Оп. 41. — Д. 177. Информационные сведения о размещении беженцев из Западной Беларуси по Витебской области (октябрь 1939 — ноябрь 1939 г.).
11. Ільенкаў, В. Трыумф Савецкай улады / В. Ільенкаў // Комуніст. — 1939. — 6-7 лістапада. — С. 2.
12. ГАООГО. — Фонд 702. — Оп. 1. — Д. 64. Спецсообщения и докладные записки обкому КП(б)Б от областного управления НКВД УРКМ БССР и облпрокуратуры (сентябрь 1939 — декабрь 1939 г.).
13. НАРБ. — Фонд 4. — Оп. 21. — Д. 2075. Спецсообщения, докладные и справки органов НКВД БССР (январь 1940 — февраль 1940 г.).
14. НАРБ. — Фонд 4. — Оп. 21. — Д. 1682. Спецсообщения, докладные и справки органов НКВД (ноябрь 1939 — декабрь 1939 г.).

Автор: Д.М. Толочко
Источник: Известия Гомельского государственного университета имени Ф. Скорины, № 4 (121), 2020. С.  69-73