Ровно 110 лет назад на улицах нашего города бушевала толпа. И связано это было не только с новогодней ярмаркой и рождественскими праздниками, но и с событиями первой русской революции…
Новогодние распродажи на Румянцевской
Каждый Новый год в старом Гомеле начинался с ярмарки. Всего за год их проходило три, но самая крупная, длившаяся больше недели, случалась в январе. Здесь торговали лесом, пенькой, льном, сельхозпродукцией. Лес, главное богатство нашего края в то время, сплавлялся на юг. Пеньку и лен по железной дороге вывозили в Либаву и Ригу, тоже на весьма приличную сумму – в полмиллиона рублей. Поскольку пенька – производное от конопли, то плантации сего растения на Гомельщине в то время достигали промышленных размеров. К счастью, наши предки использовали ее, в основном, для производства канатов и веревок… В Гомель же завозили мануфактуру и машины из Москвы, Тулы, Киева, Риги, Варшавы, Лодзи, Клинцов, бакалею – с Нижегордской ярмарки.
«На новогодней ярмарке устанавливаются цены на лес для всего юга России, – писали в 1910 году исследователи Жудро, Сербов и Довгялло. – На эту ярмарку в Гомель съезжается такая масса лесопромышленников и разных и разных комиссионеров, что плата за номер в гостиницах поднимается до 10-25 рублей в сутки». То есть, снять номер в гомельском «Савое» или «Якоре» на один день стоило тогда больше, чем зарабатывал рабочий за целый месяц.
Но если заезжим купцам было где преклонить голову, а также – со вкусом отужинать и вообще развлечься, то вот собственно для работы – заключения крупных оптовых сделок, условия были иными. Городская дума и управа никак не заботились о проведении этой самой богатейшей ярмарки во всей Беларуси. В Гомеле не было даже здания биржи, и все сделки и контракты купцы заключали на улице Румянцевской, прямо на снегу и морозе. Но на холод никто не обращал внимания – на кону стояли миллионы… Именно такую сумму – 5 миллионов полновесных рублей, составлял тогда годовой оборот гомельских ярмарок.
Но там, где вертятся большие деньги, кипят и нешуточные страсти, возникают серьезные конфликты. Значительную часть гомельского рынка контролировали кланы еврейских торговцев, другую часть – «русские» купцы и старообрядцы. И свои конкурентные разборки местные «олигархи» разных национальностей осуществляли далеко не только экономическими методами. Когда исчерпывался «ресурс» подкупленных чиновников и полицейских и наступал кризис, в ход шел и топор, и револьвер…
Карательная экспедиция
Но это было далеко не единственное противоречие, грозившее взрывом Гомелю и всей Российской империи. Значительно острее было противостояние между мечтавшей о свободе интеллигенции и косной бюрократией, бесправными рабочими и фабрикантами, страдавшими от малоземелья крестьянами и помещиками, низшими и высшими сословиями. И чтобы перенаправить социальное недовольство в безопасное для себя русло, находящаяся у власти земельная олигархия пошла по пути разжигания межнациональных конфликтов. В 1903 году в Гомеле был спровоцирован один из первых в Российской империи погромов.
Но все равно в 1905 году началась первая российская революция. Под ее натиском даже власть раскололась. Ее либеральная часть видела спасение от революции в продолжении гражданских и политических реформ, объявленных царским манифестом от 17 октября. Консерваторы хотели сохранить все без изменений. Ну а реакционеры делали ставку на массовый террор и запугивание населения.
В декабре 1905 года в Гомеле забастовали железнодорожники и часть рабочих других предприятий. Партии социал-демократов, эсеров и демократически настроенные представители городской интеллигенции сформировали Коалиционный комитет, фактически ставший параллельной властью в Гомеле.
Но в начале 1906 года в Гомель прибыла из Прибалтики карательная экспедиция генерала Орлова – местный 160-й пехотный Абхазский полк был уже ненадежен. Иркутские драгуны Орлова верхом разъезжали по всему городу, по Гомелю прокатилась волна арестов. Но наиболее радикальные противники любых реформ готовили свой реванш еще более жестокими методами…
В 1905 году был создан гомельский отдел так называемого «Союза русского народа». К русскому и белорусскому народу этот «отдел» никакого отношения не имел, зато к Охранному отделению – самое прямое. Полиция большинства стран мира всегда имела свой «резерв», состоящий из люмпенов и маргиналов. Им поручалась наиболее деликатная работа. В Охранном отделении из них решили создать «политическую организацию» – в пику рабочим партиям. Свое второе название – «черная сотня», «СРН» получил вовсе не от своих противников – просто его кадры вербовались из мелких торговцев, ремесленников, жителей окраин, которых высшие сословия пренебрежительно именовали «черной сотней». Немало было в гомельском СРН и тех же рабочих, преимущественно с железной дороги, и зачастую записанных туда в «добровольно-принудительном» порядке. Некоторых в «Союз» вообще загоняли нагайками.
Во главе гомельского отдела был поставлен Аким Давыдов, личность колоритная, старообрядец и строительный подрядчик из «Монастырька». Еврейские предприниматели составляли ему сильную конкуренцию, отчего он их люто не любил. Курировал организацию гомельский жандармский ротмистр граф Подгоричани-Петрович, иммигрант с Балкан на русской службе. Любопытно, что в качестве спонсоров псевдорусских «патриотов» первоначально выступали польские помещики Сулистровская из имения «Гута» и граф Мельжинский из Новосёлок. Кстати говоря, входил в эту группировку и городской архитектор Станислав Шабуневский. Он даже снялся на групповом снимке членов СРН в городской думе рядом с Акимом Давыдовым.
Бей-спасай
9 января 1906 года, в годовщину «Кровавого воскресенья», в Гомеле прошла однодневная забастовка. В расправе со стачечникам полиции усердно помогали «черносотенцы». В полицейском участке одному рабочему проломили череп, другой получил тринадцать колотых ран в грудь и в голову. В ответ боевиками Гомельской рабочей дружины «Мошкой» и «Самсоном», прямо рядом с полицейским участком на улице Липовой (ныне – Пушкина), был убит пристав Асонов. 13 января полицейского похоронили. После похорон Давыдов с компанией собрались в здании Городского банка (ныне – трехэтажное административное здание на углу Советской и Ирининской). Изрядно выпив, они вывалили на центральную улицу Гомеля. Было два часа дня. Одетая в одинаковые желтые верблюжьи куртки, черные папахи и высокие сапоги, пьяная толпа двинулась по Румянцевской. Давыдов, остававшийся трезвым, достал револьвер и дал сигнальный выстрел: «Бей жидов, спасай Россию!». И началось… Зазвенели стекла витрин, раздались крики о помощи. Первым толпа ворвалась в магазин Габриэлова, по которому «союзник» Шванд начал стрелять из револьвера. В магазине оптики прострелили обе руки приказчику Заблодовскому. 8-летняя девочка была ранена пулей в голову. Была разгромлена любимая гомельчанами турецкая кондитерская на углу Замковой и Базарной, ее владелец с простреленными ногами полз по улице… Давыдов с подручными лично убил приказчика мануфактурного магазина Новаковского. Сам магазин запылал, объятый пламенем. И все это происходило на глазах городского полицмейстера Чешко! Правда, у рабочих партий и профсоюзов Гомеля хватало и своих боевых дружин, чтобы помешать погрому. Но весь центр Гомеля был оцеплен войсками, казаками и полицией, прикрывавшими громил. Рабочие дружины заняли лишь окраины Гомеля, мешая случайным любителям поживиться из окрестных сел.
Пьяные всадники носились по гомельским улицам, стреляя в воздух и перекинув через седла тюки и швейные машинки – настоящее состояние по тем временам! Громили не только евреев. Был разграблен магазин поляка Дробышевского. За «неправильный» образ мыслей нападению подверглись дома гомельских врачей Шеболдаева и Барабошкина.
Один за другим на Румянцевской начинали полыхать здания, подожженные погромщиками. Вскоре пожар распространился по всему центру Гомеля. По тревоге срочно выехали расчеты Вольно-пожарного общества, однако черносотенцы, угрожая оружием, не давали им тушить огонь. Пожар и погром нанес Гомелю ущерб на огромную сумму.
Случались и курьезы. «Обыски», перераставшие в грабежи, продолжались и после погрома. На следующий день в заведение Моисея Кодкина явились черносотенцы братья Рассоловы. Но находившийся там же член СРН Степан Рымарев, по собственному признанию, их «отлупил» – чтобы не мешали похмеляться. Или – потому что «крышевал» Кодкина? А в 1904 году Рымарев уже сидел две недели при полицейском участке – за оскорбление особы царя Николая II. Но и братья Рассоловы тоже были круты на расправу – со своими же. Из показаний члена СРН Бориса Шведова: «Банда Рассоловых меня встретила под Новый 1906 год и порезала». Режь своих, чтобы чужие боялись?
Первое расследование
В городе был создан комитет помощи пострадавшим от погрома, но через несколько дней его члены, директор Гомельского отделения Северного банка Брук и помогавшие раненным фельдшер Дубсон и врач Хейфец, были арестованы по приказу ротмистра Подгоричани. Но в скором времени верные соблюдению законности высшие чиновники начали свое расследование. Член Совета Министра внутренних дел Савич установил, что жандармский офицер Подгоричани был непосредственным организатором погрома. Ротмистр даже передал черносотенцам несколько десятков револьверов, конфискованных у революционеров. Но вскоре Подгоричани был переведен в один из городов на юге России с повышением по службе – на должность полицмейстера. К следователю Брандту, арестовавшему двух погромщиков, явилась толпа, и угрозами добилась освобождения арестованных. Избиениям подвергся ряд свидетелей, а также их жены и дети. А вскоре и сам следователь Брандт был вызван в Киев и арестован. Новый следователь благополучно развалил дело.
Аким Давыдов стал крупным «авторитетом» в Гомеле. Везде он ходил в сопровождении своего телохранителя «Ваньки-жида». Пользуясь покровительством полиции, он просто терроризировал город. Помимо расправ над революционно настроенными рабочими, любимым объектом внимания его людей стали представители «среднего класса». Им «давыдовцы» рассылали письма с угрозами и требование денег. Так, врач Шеболдаев получил послание с изображением виселицы и следующими виршами: «У Ирининском лесу приготовили мы тебе, псу, вот ето. Всю ты жизнь мутил народ, так умри же в седьмой год за ето». А вот некому Эйдлину послали более прозаическое письмо – под угрозой смерти он должен выдать «союзникам» 3 000 рублей.
По доносу Акима Давыдова могилевский губернатор снял с поста мэра Гомеля купца Киприана Грошикова. А впоследствии Давыдов хвалился, что с его помощью министр внутренних дел снял и самого губернатора барона Нолькена! Давыдов дошел до того, что стал обвинять даже руководство Русской православной церкви в особой любви к евреям. Но не все коту масленица… В апреле 1910 года Аким Давыдов направил письмо заместителю министра внутренних дел Петру Курлову, истребуя у него 2 000 рублей «для продолжения борьбы». Однако революция была разгромлена, и надобность в таких экстремистах давно отпала. К тому же, эти «отмороженные» требовали еще и солидного содержания для себя.
В сентябре 1910 года в здании Преображенской церковно-приходской школы, что находилась на нынешнем проспекте Ленина, было созвано собрание гомельского СРН. Председательствовал на нем архиерей Митрофан. Давыдов, сообразив, что власти вознамерились его «переизбрать», попытался в привычном ему скандальном стиле сорвать собрание. Да не тут-то было – новый полицмейстер Николай Ордо приказал силой удалить дебошира. Но это было еще не все… То ли верх в полиции окончательно взяли сторонники законности и порядка, то ли Акима решили «сливать» по полной. Только теперь уже против Давыдова началось уголовное преследование.
В январе 1911 года прокуратура возобновила старое дело об убийстве Михаила Кожемякина («Хавронича»), рабочего-старообрядца из «Монастырька», организатора забастовок на костопальне Ловьянова и лесопильном заводе Бройтмана. Владельцы предприятий – лица еврейской национальности, но расправиться с Кожемякиным решили почему то записные антисемиты. Черносотенцы не раз покушались на молодого революционера. В начале лета 1906 года они обстреляли его и рабочего Лизунова, но Кожемякин открыл ответный огонь, и испуганные «союзники» убежали. Однако поздно вечером 28 июля 1906 года Кожемякин оказался у «Мохова переезда» без револьвера. Его оглушили колом по голове, потом выстрелили в уже лежащего без сознания… «Сподвижники» Давыдова в полиции раскололись сразу, показания по делу об убийстве дал даже его родной брат Артем. Правда, ранее он был исключен Акимом из своего «Союза» да еще и упрятан братом на месяц за решетку. Порядки в самой организации тоже были суровые – на квартире у Давыдова во время обыска были найдены записки… о добровольном самоубийстве, которые писали все вступающие в его «боевую дружину». Выяснилось также, что лидер черносотенцев не брезговал и деньгами организации. В частности, в 1909 году 200 человек от Гомеля были направлены на торжества по случаю 200-летия Полтавской битвы. На средства, выделенные на их поездку, Давыдов построил себе дом. Вместо обещанных новых рубах, сапог и денег, «командированные» получили лишь по значку СРН. Словно в поговорке: «Служи, дурачок – получишь значок…».
Но спустя несколько месяцев Аким Давыдов снова оказался на свободе. Однако через некоторое время бывший лидер погромщиков все же предпочел Гомель покинуть, перебравшись работать приказчиком в одно из имений на Черноморском побережье Кавказа.
Следствие-2
Долгое время наш Аким наслаждался красотами гор в окрестностях Батума. Но Новый 1930 год Давыдову пришлось снова встречать на родине – в гомельском исправдоме. Сюда он был доставлен сотрудниками ГПУ из АССР Аджаристан на процесс о гомельском погроме в январе 1906 года. Суд начался 5 января 1930 года. Как свидетельствуют архивы, в своем ходатайстве прокурору БССР Давыдов пытался выдать себя за борца с евреями-капиталистами, «жертву самодержавия» и даже – чуть ли не за «убийцу Столыпина». Любопытно, что к делу были приобщены материалы первого расследования, составленные еще царскими чиновниками. Впрочем, надо отдать Акиму Давыдову должное – на суде и следствии от монархических убеждений он все же не отказался, но рассуждал философски: «Мы – дети кровавого столетия, нас судить нечего. Всякая власть от Бога, так что идти против Советской власти я не могу…»
Аким Давыдов стал единственным, приговоренным выездной сессией Верховного суда БССР в Гомеле 11 января 1930 года к «высшей мере социальной защиты». Просьба о помиловании была отклонена. Его соратники все валили друг на друга, двое из них получили по 8 и по 5 лет. Остальные, с учетом рабочего происхождения и давности совершенного, по ходатайству адвоката Хейфеца-Лагуновского, от наказания были освобождены. Среди них – и сын помещика, бывший кавалерийский офицер и дворянин Сергей Ляхов, ныне удачно устроившийся работать слесарем. Некоторые из членов «Союза русского народа» вполне искренне стали сторонниками Советского Союза. Степан Торбин в 1919 году добровольцем вступил в Красную Армию. Борис Шведов даже умудрился послужить в ЧК, участвовал в подавлении стрекопытовского мятежа в Гомеле. Бывший почтовый служащий Евхим Костко, в прошлом экзальтированный верующий, стал активным работником профсоюзов. Он писал патриотические стихи, охотно публиковавшиеся гомельской прессой:
Выше знамя победы
В праздник великий труда!
Не снилось и прадедам, дедам
Могучее наше «УРА!»
Гимнами воли народной
Мы наши мечты оживим
И Запад усталый, подгнетный
В последней борьбе победим!
Автор: Юрий Глушаков
